Альбинос (сборник) - Андрей Левицкий

Термоплана нигде не было, и я перегнулся через бортик короба, набрав в грудь воздуха, заорал что было сил:

– Гони! Гони на них! Они не ждут удара сзади!

Лонгин так жаждал ворваться в бой, что мой план мог сработать – я хотел, чтобы мы на полном ходу врезались в людей Миры, ведь теперь единственной возможностью спасти Ореста было пробраться в вездеход, каким-то образом во всей этой сумятице вытащить старика и увести за скалы.

Ничего не вышло. Водитель подался назад, ожидая подтверждения, но Лонгин понял, что маневр слишком опасен – нас всего пятеро, к тому же один ранен, – и крикнул:

– Правее! Уходи правее!

Гетман круто повернул, и машины оказались по левую руку от нас. Теперь мы неслись почти прямиком к ущелью, но водитель все больше забирал вправо, чтобы оказаться сбоку от него, оставив кочевников и омеговцев по другую сторону. Наверняка Лонгин решил, что пока те дерутся, он сможет найти машину.

Луна в небе почти погасла – близился рассвет. Каменистые склоны ущелья медленно проступали из тьмы.

Где же Чак? Я повернулся спиной по ходу движения, готовясь выпрыгнуть, ведь трицикл все дальше увозил меня от Ореста. И увидел, как Марк, что-то крича, открывает люк на крыше вездехода. Он сунул внутрь лестницу и полез в кузов, двое появившихся на крыше омеговца последовали за ним.

Я перекинул через бортик ногу.

– Альбинос, куда? Предатель!

Старшина попытался схватить меня за ремень, я ударом отбросил его от себя. Лонгин с водителем не видели, что происходит, а Ген посмотрел на нас и отвернулся.

Атака кочевников захлебнулась, оставшиеся в живых бежали назад, омеговцы стреляли им вслед. Дэу по-прежнему восседал на скале, будто мудрый стратег, оглядывая поле боя, а вот Хан исчез.

Двое омеговцев и Марк выволокли на кузов Ореста.

Вряд ли старик был в сознании – мне показалось, что он вообще не понимает, что происходит. Ореста попытались поставить на ноги, но он завалился вперед, и солдатам пришлось держать его.

Марк, глядя в мою сторону, снял со спины черный футляр и достал короткую кривую саблю.

– Стой! – закричал я.

Машины удалялись от нас, я не видел выражения лица Марка, но был уверен, что он улыбается.

Мой брат опустил руку с клинком и резко поднял его, вонзив Оресту под челюсть. Седая голова откинулась назад, омеговцы отпустили его, и старик упал назад с вездехода.

Ефим снова дернул меня, и я полетел на дно короба. Рыча, брызгая слюной от бессильной ярости, вскочил и врезал ему кулаком по лицу – раз, другой… Он съежился, пытаясь прикрыть голову. Ген сильно ткнул меня костяшками пальцев в грудь, и я отпрянул. Старшина стонал и всхлипывал, лицо его заливала кровь. Ореста больше нет! Я не смог спасти своего шанти, и погиб он из-за меня! Чак обманул… теперь, кто бы ни победил в этой схватке, после он доберется до машины!

Трицикл несся вдоль ущелья, по краю которого лежали крупные валуны. Ущелье извивалось, водителю приходилось то и дело выворачивать рулевую вилку. Начало светать. Сзади закричали, заулюлюкали, и я снова оглянулся.

Вторая атака накрыла машины. Дико визжа, кочевники прыгали на врагов прямо с манисов. По кузову вездехода пробежала Мира, схватив Марка, потащила за собой. Вместе с солдатом, помогавшим поднять Ореста, они слезли и сели на мотоцикл, стоящий позади вездехода. Взревел двигатель, и мотоцикл рванулся за нами. На кузове второй солдат дрался со Стояном – омеговец прикрывался карабином, старший Верзила наносил удары коротким копьем.

На кабину вскочил, потрясая дубинкой, Крум. За ним влезли несколько солдат, Крум присел и вдруг пропал из виду. Должно быть, дверца с другой стороны была распахнута, и кочевник соскочил внутрь – вездеход, извергнув клуб дыма из трубы, тронулся с места. Машина была облеплена людьми, на кузове и кабине кипела схватка. Протяжно загудев, вездеход раздавил дымящийся трицикл с трупом в коляске. Вторая дверца распахнулась, оттуда спиной вперед вылетел омеговец. Передок вездехода ткнулся в большой валун, спихнул его в ущелье, потом передние катки, вращавшие гусеницы, сорвались в пропасть.

Те из дерущихся, кто понял, что происходит, стали спрыгивать на щебенку. Заднюю часть вездехода приподняло, машина выплюнула из трубы еще один черный клуб и с победным ревом клаксона рухнула вниз. Мне показалось, что на краю обрыва мелькнула гибкая фигура Крума, но я мог и ошибиться.

Упав на дно ущелья, вездеход взорвался. Огненный шар взвился вверх, озарив скалы и длинный корпус древней машины, торчавший из расселины в том склоне, вдоль которого ехал наш трицикл. Треугольные кили, железная надстройка… Теперь мне окончательно стало ясно: это не дирижабль, что-то другое.

Низко над машиной висел «Каботажник».

Краешек солнца показался над горизонтом. Мы неслись вдоль каменных глыб на краю ущелья, нас преследовал мотоцикл Миры, а следом мчались кочевники. Во главе отряда бежал огромный черный манис в серых подпалинах, на котором сидел Хан. Вождь сжимал оружие, которое обитатели Донной пустыни называют килгором: короткое копье с кривым плоским наконечником, похожим на серп.

За кочевниками ехал сендер, стоящий в багажнике сержант стрелял по всадникам из пистолета, а еще дальше бежали смуглые воины, потерявшие своих ящеров.

Ефим, прикрыв голову, лежал на дне короба, Ген сидел рядом со мной, невозмутимо наблюдая за происходящим. Водитель пригнулся к рулевой вилке, Лонгин выпрямился на подножках, держась за скобу.

«Каботажник» взлетал, под автобусом-гондолой что-то висело, но что именно – отсюда невозможно было понять.

Солнце всходило – через несколько мгновений стало видно, что по другую сторону ущелья скачет десяток всадников. Там склон был более пологим, да и ущелье изгибалось так, что они должны были оказаться у термоплана раньше нас. Потому-то Хан и приказал этому отряду отделиться: «Каботажник» поднимался слишком медленно, и вскоре кочевники смогут прострелить емкость.

Водитель выжимал из трицикла все, что мог. Машины, где сидели Мира с Марком, и преследующие их кочевники начали отставать, но тут сестра дала очередь из автомата.

Трицикл вильнул: она ухитрилась прострелить оба задних колеса. Водитель закричал, а потом мы врезались в большую глыбу, лежащую на самом краю ущелья. Я как раз приподнялся, решив наконец выпрыгнуть, и меня выбросило из короба. Ударившись грудью о камень, повис на нем, расставив руки и ноги, не в силах вдохнуть. Снизу донесся скрежет металла и вопли. Тонко, по-женски закричал Ефим.

Постанывая от боли в ребрах, я полез вверх. Закричал водитель, громыхнули пистолеты Лонгина, взвизгнула дробь.

Я выбрался на вершину камня в тот момент, когда мотоцикл преследователей врезался в нашу машину. Два моих сердца громко стучали в груди. Ореста больше нет, машина цела… все кончено, мне нечего больше здесь делать. Пусть кланы Крыма уничтожат друг друга, пусть уничтожат хоть всю гору – больше мне нет до них дела! Вот только Марк…

Термоплан поднялся на высоту обрыва, приближаясь к дальнему концу ущелья, отряд кочевников на манисах несся к нему.

Сендер остановился далеко от скалы, на которой я стоял, омеговцы сгрудились вокруг машины, их окружили кочевники. Сержант, прижавшись к багажнику, выставил перед собой карабин со штыком, к нему подступал Стоян с копьем, рядом подпрыгивал, размахивая дубинкой, Жив.

Хан на своем огромном черном ящере мчался к нам. Ефима и Гена не было видно в куче камней и дымящегося погнутого железа, а водитель лежал на боку, судорожно скребя рукой по земле. Лонгин с занесенной саблей наступал на пригнувшуюся Миру, а она, прикрываясь карабином, пятилась от него.

Где Марк? Я привстал.

Застучали падающие камешки – и он вынырнул откуда-то сбоку, замахиваясь кривым клинком. Бинтов на лице не осталось, один налившийся кровью глаз был выпучен, второй почти не виден между пузырями, трещинами и вздутиями на обожженной коже. Ветер шевелил пучки волос на пятнистой желто-розовой голове.

Я отскочил, и сабля пронеслась над плечом. На гарде сверкнули, переливаясь разноцветными огнями, драгоценные камни. Марк шагнул за мной, безумно улыбаясь, и выставил правую ногу, когда я прыгнул вбок. Споткнувшись, я упал на колени. За его спиной солнце почти целиком взошло над горизонтом, темный силуэт вытянулся надо мной на фоне оранжевого круга, высоко поднятый клинок словно вонзился в небо.

– Альи… Альи… Алы-ы… – провыло это существо, когда-то бывшее человеком. Пропарывая облака и высокую ясную синеву, клинок пошел вниз, и тут ущелье огласил взрыв.

Все предыдущие по сравнению с ним показались негромкими хлопками. В проеме раскрытой двери автобуса-гондолы возникла крошечная фигурка – то ли карлика, то ли Инки, отсюда невозможно понять.

Прозвучал еще один взрыв, сильнее прежнего, и над дальним склоном, вдоль которого мчались кочевники, сверкнул огонь. Земля задрожала.