Зловещие истории (сборник) - Ли Танит

Впрочем, городские мудрецы считали все это ерундой. Что до отца Марсины, то, хотя в юные годы он и играл в детскую игру «Берегись когтей Колхаша», сейчас он не сомневался в том, что Колхаш, одаривший его шкатулками и сундуками, не может быть тем источником зловещих слухов. А потому он не хотел становиться на пути такой пылкой и щедрой любви.

За приготовлениями к приезду жениха время летело незаметно.

Марсина беспомощной мушкой намертво завязла в липкой паутине. Не находя себе места от тревоги и горя, она, смирившись, готовилась к свадьбе, порой представляя себе, что бы она ощущала, если бы ее ждал союз с Дером. (Об этом молодом человеке в городе говорили только, что он хорош собой и любит развлечения — на одни шпоры потратил больше, чем расходует за полгода семья бедняка).

Сначала Марсина надеялась, что Дер пошлет ей вес-точку. Однако тот безмолвствовал — вероятно, тоже был убит горем. Он ничем не мог ей помочь, и сама она была бессильна. Воспитанная в послушании, Марсина никогда не перечила родителям и не знала ничего иного, кроме покорности. К тому же ее все время окружали домочадцы, горничные и служанки, а так же родственницы, которые приезжали поздравить ее. Короче, не было еще на свете пленницы, которую охраняли бы более ревностно.

Точно так же, как Марсина не могла ослушаться родительской воли, не по силам было ей и представить себе будущую свадьбу с таинственным князем Колхашем, не говоря уже о последующей совместной жизни.

А потом наступила ночь, когда под окном расцвел благоухающий жасмин, и девушка, изможденная и осунувшаяся, рухнула на постель и забылась тяжелым сном. И ее посетило странное видение…

Будто наступил день свадьбы, и их обвенчали. И вот ее несут в занавешенном паланкине по неизвестной дороге, и лишь смутные воспоминания о сверкающих сосудах, благовониях и пряностях, фейерверках и барабанном бое проплывают в ее голове. Будто с обеих сторон паланкина движутся многочисленные придворные и воины, а чуть впереди на угольно-черном скакуне восседает он, ее муж, Колхаш.

И во сне она вдруг понимает, что до сих пор не видела его лица. Каким-то образом в течение всей долгой церемонии он был скрыт от нее, как и ее саму поначалу с головы до пят скрывала от чужих глаз расшитая бисером фата. Она не понимает, как это могло произойти — должна же была она его увидеть, когда он поднимал фату, и, тем не менее, она ничего не может вспомнить, не может даже сказать, какого он роста, строен или согбен годами. На ум приходит лишь черная лошадь, да и то, словно ее кто-то предупреждал об этом скакуне.

И вот Марсина ощущает непреодолимое желание раздвинуть занавеси паланкина и взглянуть на Колхаша.

Вокруг стоит глубокая ночь, ведь свадьба началась через час после захода солнца, когда взошла новая луна. Процессия ее повелителя движется сквозь темный ночной мир, поблескивая, как бегущая вода, парчой и металлом, ибо свита несет многочисленные светильники на высоких шестах черного дерева. Розовые, как полная луна, они покачиваются над головами, и к ним то и дело устремляются ночные мотыльки, наталкиваются и падают замертво. Но сколько Марсина не всматривается в безмолвную процессию, ей никак не удается разглядеть мужа. Зато она замечает другое: они подошли к лесу, который с обеих сторон обступает дорогу. Лес этот настолько тёмен и отгорожен от всего мира, что Марсина, и без того напуганная долгими месяцами ожидания свадьбы, холодеет от ужаса. Осознавая свою полную беспомощность, она опускает занавес паланкина.

Через некоторое время паланкин останавливается. Марсина в отчаянии ломает руки. И вдруг некто призрачный раздвигает занавески, кланяется и произносит:

— Госпожа, князю Колхашу угодно, чтобы вы вышли. Остаток ночи мы проведем под покровом этого леса.

И придворный помогает ей выйти из паланкина, хотя ей хочется этого меньше всего. И вот она на лужайке, на лесной прогалине среди покачивающихся фонарей. Темной стеной вокруг — деревья. Она понимает, что выхода нет.

— А теперь, госпожа, — говорит призрачный придворный, — я провожу вас в шатер вашего господина.

И снова Марсине приходиться делать то, чего она совсем не желает. На негнущихся ногах она шагает по траве и ощущает ее прикосновения словно наяву. Вдали, на противоположном берегу потока, омывающего плоский камень, высится огромный сверкающий шатер. Встав на камень, Марсина переходит поток, и новые призрачные тени откидывают перед ней полог шатра.

Ей кажется, что она очутилась в чреве перламутровой раковины. Ни единого шва, намекающего на возможность выхода, не видно на драпировках шатра. Он обставлен предметами роскоши, а на золотой жердочке сидит огненная птица, испускающая фонтаны пламени из хвоста и гребня. Глаза ее, однако, холодны, как у змеи. В глубине шатра Марсина видит позолоченное черное изваяние, которое она принимает за статую какого-то неведомого божества. Но тут золотые руки «изваяния» вздрагивают под черным покровом, расшитым золотым солнцами и звездами, и черная маска с золотой диадемой слегка поворачивается. «Изваяние» устремляет на Марсину такой же холодный, как у птицы, взгляд, но не удается определить ни формы, ни цвета глаз.

— Теперь ты моя жена, — звучит из-под маски низкий, глубокий голос. — Станешь ли ты это отрицать?

Марсина вздрагивает.

— Нет, мой господин.

— Тогда садись. Ешь и пей.

Марсина дрожа опускается на подушки. Она берет приготовленный для нее бокал с черной жидкостью, но пригубить — выше ее сил. Она крошит медовые вафли на тончайшем блюде и серебряным ножичком взрезает незнакомый плод.

— Что же ты не ешь, жена моя? — произносит Колхаш из-под маски. — Или боишься меня, твоего мужа? Или тебя так пугает моя маска? Хочешь, я ее сниму?

При этих словах Марсину охватил ужас, какого она не испытывала еще никогда в жизни.

— Нет-нет, мой господин, — вскричала она. — Вам совершенно незачем открываться передо мной.

— О нет, возлюбленная жена, — промолвил Колхаш.— Да, возлюбленная, ибо я уже давно восхищаюсь твоими прелестями, хотя и замутненными дымкой волшебного зеркала. И теперь, в свою очередь, я окажу тебе любезность — явлю свой образ.

Марсина окаменела. «Изваяние» подняло руки, и оказалось, что пальцы позолоченных перчаток заканчиваются длинными, как когти, черными матовыми ногтями — неужто это настоящие ногти Колхаша? Черная маска вздрогнула и поползла вниз. Она отделилась от лица и упала на ковры. И вот перед Маренной лицо ее мужа.

Она закричала и проснулась.

СЛУЧИЛОСЬ ТАК, ЧТО в эту ночь в передних покоях спала любимая горничная Марсины, прелестная девушка по имени Йезада. Обе были ровесницами и всю жизнь провели под одной крышей. И хотя происхождением Йезада была гораздо ниже, чем ее подруга, она получила столь же утонченное воспитание и образование. И пока они росли, как сережка на ветке ольхи, то сидя за арфой и по очереди перебирая ее струны, то вышивая один и тот же цветок на шарфе, они не раз клялись друг другу никогда не расставаться. Но вот они выросли, и у каждой появились свои дела, хотя Йезада и оставалась самой близкой наперсницей Марсины. Теперь Йезада всей душой сочувствовала госпоже, видя, как ту пугает предстоящая свадьба. И хотя она не говорила ни слова, но все время размышляла, чем бы помочь подруге.

Поэтому, услышав крик госпожи, Йезада сей же миг вбежала в спальню.

То был последний час стареющей луны - вечер свадьбы неумолимо приближался. За окном лежал на спине тонкий и бледный серп - как лодка без парусов. А под ним рыдала еще более бледная и прекрасная Марсина.

— О, моя дорогая госпожа, — вскричала Йезада.

— Какой ужасный сон мне приснился! — откликнулась Марсина, — и я уверена, это не просто сон, но истинное пророчество о том, что меня ожидает.

— Прошу вас, расскажите.

И Марсина, рыдая, поведала ей все. Йезада сидела рядом и, не сводя с Марсины огромных от страха глаз, слушала рассказ о процессии, ночи, лесе, прогалине и освещенном шатре, об «изваянии» в маске, угощавшем свою невесту, а затем пожелавшем открыть свое лицо и явить облик Колхаша.