Записки прокурора - Анатолий Безуглов

Следователю Бутову предстояло рассказать все как было. А Павлу Парабуку, его матери и отцу предстояло держать ответ - почему это произошло...

СКАЖИ, ГАДИНА, СКОЛЬКО ТЕБЕ ДАДЕНО?

Каждое свое рабочее утро я начинаю с чтения почты, так было и в тот день, когда началась эта история. По двум жалобам я подготовил ответ сам, одну направил в милицию, в другой поручил разобраться помощнику Елизарову, недавнему выпускнику юридического факультета Ростовского университета.

Но было еще письмо, по которому я не знал, какое принять решение. Адресовано в редакцию "Учительской газеты", а редакция переслала его нам, в Зорянскую прокуратуру. Автор - житель нашего города Олег Орестович Бабаев.

Вот это письмо с некоторыми сокращениями.

"Уважаемые товарищи! Прежде всего немного о себе. Родился в Ленинграде, окончил среднюю школу, поступил в университет на геологический факультет. По окончании его был принят в аспирантуру. Выбрал профессию гляциолога. Участвовал в экспедиции по изучению ледников Шпицбергена. Но не повезло: на маршруте попали в пургу, сбились с курса. В результате обморозил руку. Отправили на Большую землю. Как ни пытались врачи спасти руку, не удалось. Ампутировали. Пришлось расстаться с любимым делом. Не скрою, пережил много, был на грани отчаяния. Но нашлись люди, которые помогли мне снова обрести уверенность в себе, свое место в жизни. Великий норвежский полярник Фритьоф Нансен писал: "Жизнь исследователя, быть может, тяжела, но она полна и чудесных мгновений, когда он является свидетелем победы человеческой воли и человеческого разума, когда перед ним открывается гавань счастья и покоя". Могу с уверенностью сказать, что теперь моя гавань счастья (но не покоя) это возможность открывать перед мальчишками и девчонками красоту нашей земли, рассказывать о величии людей, которые были на ней первопроходцами. Я стал учителем географии. Переехал в Зорянск, где и учительствую до сих пор. Первое время жил в общежитии машиностроительного завода, где мне выделили отдельную комнату. Квартиру обещали только через пять-семь лет, и я решил вступить в жилищно-строительный кооператив "Салют", в члены которого меня приняли на однокомнатную квартиру. Получилось так, что я вскоре женился. У жены был сын от первого брака. Ко времени окончания строительства дома у нас родился совместный ребенок. Сами понимаете, что жить вчетвером в однокомнатной квартире довольно тесновато. Тогда я попробовал получить в том же "Салюте" трехкомнатную квартиру. Обращался к председателю ЖСК Н.Н.Щербакову, начальнику жилищного управления горисполкома В.С.Дроздову. За меня ходатайствовал депутат городского Совета Г.Н.Ворожейкин - Герой Социалистического Труда, слесарь нашего машиностроительного завода. Меня заверили, что если откажется кто-нибудь из пайщиков, внесших деньги на трехкомнатную квартиру, или кого не пропустит жилищная комиссия, то первым на получение таковой буду я. Увы, хлопоты были напрасными. Никто не отказался, комиссия тоже никого не зарубила. Я опять посоветовался с Г.Н.Ворожейкиным. Он пошел к председателю горисполкома. Потом я узнал, что директор нашей школы хлопотал перед городскими властями. Меня вызвали в горисполком и, к моей величайшей радости, сообщили, что мне предоставляют государственную трехкомнатную квартиру. Я вышел из ЖСК, получил назад тысячу пятьсот рублей паевого взноса. Трудно передать словами, какую благодарность я испытываю к людям, принявшим участие во мне.

Я так подробно остановился на своей жилищной эпопее в Зорянске потому, что столкнулся с явлением, которое меня, мягко говоря, удивило. Был я в гостях у своего приятеля в том же доме, где должен был получить квартиру, в "Салюте". И вдруг в разговоре выясняется, что на той же лестничной площадке в трехкомнатной квартире живет Калгашкина Ирина Алексеевна, заведующая магазином "Овощи-фрукты". Я своим ушам не поверил. Калгашкина - одинокая. Помню ее по собраниям пайщиков. Была в списке на получение однокомнатной квартиры. И нате вам, въехала в трехкомнатную. Выходя от приятеля, я встретил своего бывшего ученика Юру Бобошко. Школу он закончил в прошлом году. Парень высокий, интересный и, как говорится, с царем в голове. Все учителя возлагали на него большие надежды. Я был рад встрече, спросил, где он учится. Юра ответил, что он и не учится, и не работает. Пригласил меня в квартиру Ирины Алексеевны Калгашкиной. Действительно, три комнаты. Правда, не обставлены, только тахта стоит. Я поинтересовался, кто она ему - тетя? Бобошко ответил: жена... Я, конечно, удивился, но не подал виду. Калгашкиной лет тридцать пять, а Юре девятнадцать. Спросил, расписались они или нет. Юра с усмешкой ответил: мол, я не дурак, чтобы в загс идти. Да и у нее, Ирины, мол, таких "мужей" целый взвод. Меня резанул такой цинизм. Я только диву давался, куда девалась его чистота, целеустремленность. Вспомнился прежний Бобошко, с тысячью вопросов, идей, признанный лидер класса во всех лучших начинаниях... Может быть, поэтому я не решился сразу уйти. Мне как педагогу, да и просто человеку, - мы ведь с Юрой дружили по-настоящему, говорили о самых сокровенных вещах, - было интересно узнать, что же произошло с ним всего за один год. И я не пожалел, что не ушел. Хотя, честно говоря, от того вечера осталось очень тягостное впечатление. Показывая квартиру, Юра как бы вскользь заметил: "Вот вы, Олег Орестович, вчетвером в трехкомнатной, а Ира одна..." Я спросил, почему же ей дали такую квартиру. И опять циничный ответ: жить, мол, надо уметь... А тут пришла с работы Калгашкина. Пригласила поужинать. На столе появились всевозможные деликатесы, марочный коньяк. Разговор зашел почему-то о квартире. Калгашкина вдруг позавидовала мне: мол, я получил бесплатно, а ей квартира уже стоила десять тысяч. А во сколько еще обойдется! Тогда я не придал значения ее словам.

А недели через три иду я после уроков домой и вижу, что в сквере, в самом центре города, Юра Бобошко валяется совершенно пьяный. Я поднял его, посадил на скамейку, отряхнул. А сам думаю: куда его отвести. Домой, к родителям? Нельзя. Знаю, что у отца больное сердце, не дай бог, еще инфаркт хватит, увидя такое. Решил: к "жене", к Калгашкиной. Уже у самого ее дома Юра, видимо, стал что-то соображать. Говорит, что к ней - ни в коем случае. Из его пьяных бредней я разобрал только, что у заведующей магазином новый "муж", какой-то грузин. Я взял такси, отвез Бобошко к себе, уложил спать. Пришел в себя он поздно вечером. И тут у нас произошел разговор по душам. Разговор, скажу прямо, очень горький для меня как педагога. Я спросил, что с ним происходит, почему он пьет. А Юра вдруг заявил: вы, говорит, учителя и родители - все взрослые бросаете нас, то есть молодых, как слепых щенков. Говорите красивые слова, обещаете после школы светлую дорогу, а молчите о том, что творится вокруг на самом деле. Оказывается, он поступал в медицинский, честно готовился, трудился вовсю, а срезали его намеренно. По литературе, которую Бобошко в школе знал лучше всех, бывал неоднократным победителем на литературных викторинах. И все потому, как он считает, что надо было протащить по конкурсу сынков тех, кто дал взятку... (Это место письма подчеркнуто в редакции.) Вернувшись в Зорянск, Юра пошел работать на керамический завод. По его словам, там тоже царит принцип: ты - мне, я тебе. Не поставишь мастеру, не получишь хорошего наряда, не пьешь с другими - чокнутый; и все ругаются матом - от директора до вахтера. И при этом вкалывать за сто рублей Бобошко, мол, не желает. Остается воровать, как Калгашкина. (Фраза подчеркнута в редакции.) Но это Юре все противно. Я заметил ему: обвинять человека в воровстве - штука серьезная. А он в ответ: Калгашкина каждый день приносит домой не меньше сотни. (Подчеркнуто.) Поэтому и покупает любого мужика. И нечего, мол, ее выгораживать, тем более что она охаяла вас в тот вечер, когда вы были на ее квартире. Ушли, мол, а она, окосев после коньяка, якобы сказала, что из-за этого Бабаева ей пришлось "давать на лапу" за свою квартиру на две тысячи больше...

Проговорили мы до утра. Но переубедить парня в его жизненной установке я так и не смог. Слишком сильный стресс у него от неудачи с поступлением в институт, от встречи с Калгашкиной и ей подобными...

...На днях на моем уроке произошел эпизод, который тоже заставил меня серьезно задуматься. Я рассказывал об экспедиции на Шпицберген, о своих замечательных товарищах, людях мужественной профессии - гляциологах, о том, что их труд очень нужен всем. И тут Витя (не хочется называть его фамилию) поднимает руку и спрашивает: "А лично вы что от этого имели?" Вдруг кто-то с задней парты отвечает: "Деревяшку". Имея в виду, конечно, мой протез. За глаза ребята зовут меня Деревянная Рука - Друг Индейцев, но я, честное слово, не в обиде. Дети есть дети... Так вот, вы бы видели, с каким презрением класс зашикал на моего обидчика. Более того, потом я узнал, что ребята после уроков устроили свой, никем не приказанный общественный суд. И над Витей, задавшим бестактный вопрос. И над учеником, так обошедшимся с учителем. Оба пришли ко мне извиняться.