Картина ожидания (Сборник) - Елена Грушко

Обуреваемый любопытством. Юрка крался следом. Понятно, мать знала о слежке, но со временем Юрка догадался: она и хотела, чтобы сын видел происходящее, оставаясь при этом невидимым сам, - для пущей безопасности.

Мать разложила у подножия дерева свои приношения и стала, покорно опустив голову.

Ожидание длилось так долго, что Юрка в кустах притомился, и вдруг его бросило в жар: подножие янтарного ствола медленно, бесшумно таяло… И только сейчас он заметил, что на траве уже нет ни книг, ни даже платка, на котором они лежали! А ствол чудо-дерева все уменьшался, уменьшался, и скоро обе кроны сами собой повисли в воздухе, и птицы, которые уже прижились было на их ветвях, в испуге вспорхнули, загомонили, и тотчас все разом умолкло…

И вот нижняя крона, зеленая, растворилась в воздухе, а верхняя, синяя, взмыла вверх, покружилась над лесом, словно прощаясь, - и слилась с небесами.

И снова привычная разноголосица воцарилась в лесу, а Вера, с облегчением отвесив поклон тому месту, где только что стояло неведомое дерево, поясной поклон, легко и весело пошла прочь. И сколько ни допытывался потом Юрка, что же это было, она отмалчивалась, оставляя сына одного в дремучем лесу бесчисленных догадок.

Ох, скорее бы увидать ее и убедиться, что ничего плохого не случилось! Дом уже рядом…

И в этот миг жаром овеяло его, словно где-то невдалеке занялся огонь.

Черта с два они нашли бы чего-нибудь, если б не случай!

Когда, смертельно усталые, разочарованные неудачами, они набрели вдруг на озерцо, лежащее среди каменной осыпи, полное теней и туманов, словно живой, дышащий овал, то кинулись к нему поскорее напиться. Вода же оказалась горько-соленой! Особенно томился жаждой Гамма, и его возмущение причудами здешней природы было особенно сильным. Он громко матерился, прыгая по скользкой осыпи, как вдруг нога его подвернулась - и он неуклюже повалился, цепляясь за камень. Тот послушно покатился, и в земле открылось углубление, а проще сказать - яма, в которой… в которой…

Там лежали четыре "револьвера", обломки теодолита, термос, рюкзак и транзистор - и это было, видимо, все, что осталось от людей, побывавших на этом Острове…

Но где же сами люди?! Обо всем, теперь понятно, знает эта Вера Королева… И ясно, что с ней ухо надо держать востро, а оружие наготове. Они снова бросились в путь, но страх холодил сердца, поэтому какие-то полверсты растянулись на несколько километров. Но вот наконец-то впереди открылась поляна, узкая речка, огород-сад по берегу и - бревенчатая избушка, светившаяся сквозь ветви осин и черных берез.

Постояли. Вершины деревьев задыхались от солнца и грохота ветра, а здесь, у корней, у папоротников, у грибниц, было сыро и тихо.

Да, тихо. И никого.

– Оружие приготовить, - негромко скомандовал Альфа, и Сигма сунул руку за пазуху, словно его обуяла чесотка.

И вдруг из-за кустов выскочило что-то, метнулось через тропу…

Ударила молния - Бета опустил руку с оружием.

Гамма выругался севшим голосом.

Зверек, которого влет, с быстротой и меткостью робота, сбил Бета, очень напоминал зайца - только не серого, не белого даже, а зеленого цвета!

Зеленого - как трава, как листья, как, чудилось, самый воздух здесь, как все это дикое, непостижимое лесное празднество…

И вдруг Бета содрогнулся, словно и его прострелило - но только мыслью. Диковинной, будто бы вовсе и не его, чужой какой-то мыслью: все здесь мгновенно - и вечно. Эта красота странна - и безусловна. Она бессмысленна - и необходима. И она-то пребудет всегда, она-то возродится, даже если человек всю землю обратит в место захоронения. Возродится - и тогда уж не оставит на лице планеты и морщинки памяти о роде людском! Занялся дух, что-то томило, какая-то тоска ядовитая… Но он не ушел дать волю памяти, потому что на веранде избушки, меж точеных столбиков, показалась статная женская фигура.

Она!

Всплеснув руками, женщина бросилась вдоль речки и с разбегу рухнула на колени, схватила опаленный зеленый комочек; прижала к груди со слезами:

– Пашка! Глупый! Зачем ты к ним?! Бедный ты…

"Пашка? Почему Пашка?" - разом подумали все четверо.

– Ну ладно. Королева. Хватит причитать. - Тон Сигмы суров. Встань-ка да ответь нам на пару вопросиков. Думаешь, живешь в лесу молишься колесу, так и спросу с тебя нет?

Она не шелохнулась. Тогда Гамма раздраженно тряхнул ее за плечо. И вскрикнул невольно: от неловкого движения рука повисла плетью!

А женщина бережно уложила зеленого зайца на траву и встала с колен, по-прежнему не поднимая глаз. То ли слез своих застыдилась, то ли омерзительно было на людей, смотреть? И судя по тому, как напрягся ее рот, истинным было именно омерзение.

– Послушайте, Королева! - процедил Альфа. - Сюда, на Остров, в этом месяце было послано несколько человек. Вы их видели?

Она качнула головой.

– Остров не так велик. - В голосе Альфы зазвучал металл. Вспомните хорошенько! Опять медленно качнулась ее голова.

– Хватит врать! - вскричал очнувшийся от боли Гамма. - Где они? Мы нашли их вещи! Живы наши люди или… Говори! - Да это же просто исчадие какое-то! - возопил Сигма. - Как ее только земля носит?! Лучше спросите, как она вас носит, - глухо произнесла женщина. - Вы-то разве люди? И разве людьми были те, кто приходил?

– А! - хором вскричали Бета, Гамма и Сигма; Альфа же резюмировал: - Вот и проговорилась! Значит, ты их все-таки видела? И если это твоих рук дело…

– Поедете с нами! - объявил Сигма. - Я как представитель районной…

И вот тут-то она вскинула глаза, и Сигма ощутил такую ломоту во лбу, словно с разбегу ударился о стену! Вера округло воздела руки, сверкнувшие на солнце, не то заслоняясь, не то защищая все лесное племя, но к ней уже метнулся разъяренный Бета - и на миг тоже застыл, когда встретился с нею взглядом. Но не могла же она смотреть в глаза всем четверым сразу! И, то и дело вскрикивая от боли, стараясь не глядеть на нее, они набросились, скрутили руки…

Все замерло в лесу. Чудилось, воздух остекленел…

И в эту тишину вдруг ударил незнакомый голос:

– Стойте!

Слово это забилось в головах, будто колокол, а сердца внезапно сделались стылыми… И тут хлестнуло ветром, да таким, что люди не выдержали его удара! Повалились наземь.

Столбами и колоннами вознеслись над ними деревья, трава захлестнула, опутала.

И почудилось, чьи-то думы и страсти истекают из земли, опьяняют, зачаровывают… Чистые души лесные…

День таял, словно огромный золотистый сугроб. Вот и настало время вечерней молитвой провожать солнце, отходящее ко сну.