Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филипп, словно деревянный, повиновался, хотя бутылку держал явно с трудом. Потом все-таки решился и, выпив залпом стакан виноградного сока, принялся сразу за жаркое, изо всех сил себя одергивая, чтобы не есть слишком жадно и торопливо.
— Вот так-то лучше! — констатировала Карина. — Какой резон мне тебя голодом морить? Такими темпами ты не только молота не поднимешь, но даже экрана монитора не различишь.
— Я не стану на вас работать! — спешно проглотив целый кусок мяса, отозвался Филипп.
— Да я уж поняла, — вздохнула Карина, вяло ковыряясь ложкой в жюльене и из-под накрашенных ресниц поглядывая на пленника. — Хотя что ты на моего отца так взъелся? Он желал тебе только добра.
— Он хотел меня подставить! — сердито отламывая клешню краба, отозвался Филипп. — Участвовать в незаконном взломе!
— А с моего рабочего компьютера данные ты, хочешь сказать, похитил законно, — фыркнула Карина, пригубив вино и макая в мед Камамбер. — А уж если говорить о привороте, — продолжила она, прислушиваясь к каким-то невнятным шепоткам, доносившимся из коридора, — то это, скорее, хозяйка пера тебя околдовала. Кто она тебе, что ты даже в бреду о ней вспоминаешь?
— Она моя невеста! — откладывая в сторону вилку, веско проговорил Филипп.
— Серьезно? — рассмеялась ему в лицо Карина. — А сколько времени вы с ней знакомы? Неделю, две, три? Ты уж меня извини, но взрослые люди таких поспешных решений не принимают. Да и почему ты так в ней уверен? Думаешь, если ты здесь навсегда застрянешь, она вечно станет скорбеть и оплакивать тебя? Нет, я не спорю, погрустит пару месяцев для порядка, как печалятся по любимой собачке или коту. А потом заживет прежней жизнью. Разве что раз в пару лет навестит могилку. А там, глядишь, и встретит кого.
— Зачем вы мне все это говорите? — совсем сбитый с толку Филипп все-таки откинулся на спинку и зашипел, ругаясь сквозь зубы от еле сдерживаемой боли.
— Затем, что пора становиться взрослей! — со звоном поставив на стол бокал, жестко проговорила Карина. — Ты же даже не знаешь, для чего мне нужна игла и наковальня. А ведь я, между прочим, хочу всего лишь освободить мать!
Филипп недовольно мотнул головой, отбрасывая со лба налипшие волосы, и в досаде налил себе еще сока, на этот раз апельсинового. Видимо, достаточно острая пища лишь усилила его жажду. Он хотел что-то ответить, но в этот момент из коридора донесся женский крик. Ева не удивилась, узнав собственный голос.
— Что это? — заерзал на стуле Филипп.
То ли магия, то ли ножные кандалы мешали ему подняться.
— Не знаю, — невозмутимо отозвалась Карина, лениво отщипывая от грозди золотистый, размером с черносливину, виноград. — Возможно, кикиморы что-то опять натворили. Скипер с ними разбирается. Он же, как ты сам успел заметить, любит исполнять наказания. Даже в соответствующие органы устроиться порывался.
При упоминании имени своего мучителя Филипп скривился, однако в это время крик повторился, заставив пленника замереть, глядя в упор на Карину.
— Она у вас? — спросил он прерывающимся голосом.
— Не понимаю, о ком ты? — пожала плечами Карина, деликатно отправляя в рот фруктовый салат с мороженым и взбитыми сливками.
Крик между тем нарастал, становясь более отчаянным, хотя Ева могла сказать, что та, кому поручили исполнять ее роль, явно переигрывает.
— Прекратите! — потребовал Филипп.
— С какой это стати? — возмутилась Карина. — Позволь уж мне самой со своими служанками разбираться!
Ева отметила про себя тонкость игры Карины. На этот раз злодейке даже не приходилось врать.
— Ева, ты здесь? — не слушая свою тюремщицу, позвал Филипп.
— Филипп, ты меня слышишь? — раздался в ответ отчаянный вопль. — Мне плохо! Вытащи меня отсюда!
— Нет, это какая-то ловушка! — видимо, вспомнив все прежние уловки, тряхнул головой Филипп.
— Я же и говорю. Это Скипер гоняет кикимор, можешь сам глянуть, — утвердительно кивнула Карина.
Филипп подскочил, почувствовав свободу, и тут же схватился руками за спинку стула, чтобы не упасть. Пошатываясь от слабости, он дошел до двери и выглянул в коридор, встретивший его темнотой и унылым сумраком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ну видишь, я же тебе говорила, — усмехнулась Карина.
Озадаченный Филипп хотел вернуться к столу, но тот уже исчез, а на пути, маня чистыми простынями и мягкими подушками, появилась кровать, которая, мягко подтолкнув под коленки, поймала обессиленного пленника в свои гостеприимные объятья.
— А теперь ты заснешь и не проснешься, пока я не велю, — точным движением вернув на место осколок зеркала, приказала Карина. — На сегодня представление окончено. Посмотрим, что ты скажешь завтра.
Филипп ее не слышал. Он спал, упав лицом в подушки, и белый Люб лежал у него в ногах и чутко прял ушами, готовый отогнать оболганного черного антагониста, единственного друга бедного сокола, способного проникнуть сквозь паутину лжи и развеять морок. Если бы черный котяра мог милому весточку передать!
Когда Ева проснулась, солнце уже поднялось, Лева, который, видимо, проснулся совсем недавно, умывался у ручья, а Маша деловито хлопотала над похлебкой, распространявшей на этот раз грибной аромат.
Пытаясь осмыслить свой сон, Ева подумала о том, что Карина, испробовав устрашение, насилие и потакание низменным инстинктам, решила действовать более тонко, затеяв какую-то сложную игру, пытаясь заморочить и перехитрить пленника. В новом свете представали и опасения друзей, самоотверженно сберегавших Еву от всадников. Так ли разумно она поступала, безоглядно стремясь в логово врага и надеясь остаться там незамеченной? При воспоминании о прикосновениях Скипера накатывала душная волна омерзения. А ведь безжалостный бычара почти не тронул ее.
— Ну, по крайней мере, от истощения наш сокол теперь не умрет, — удовлетворенно констатировал Лева, вылавливая из своей тарелки половинку шляпки подосиновика и с подозрением глядя на поросший мхом холмик невдалеке, где, окруженные густыми папоротниками, виднелись еще десятки красных и коричневых шляпок.
Похоже, Маша собрала на завтрак заправку, не отходя от лагеря.
— Что-то не так? — спросила она, хотя и муж, и Ева ее стряпню нахваливали.
Готовила она и вправду хорошо, а с учетом походных условий — просто замечательно. Зажарка у нее никогда не пригорала, крупа всегда хорошо пропаривалась. Ева старательно смотрела и училась. Все-таки все предыдущие дни она только помогала в готовке.
— Кажется, померещилось, — вернулся к еде Лева. — Похоже, здесь, как в нашей Рязани, грибы с глазами. Когда их жарят, они по полкам шарят.
Ева, услышав поговорку, улыбнулась, представив эту фантастическую картину.
— Еще скажи, что к нам в гости пожаловал грибной царь, — фыркнула Маша.
Ева промолчала, заканчивая завтрак. Другое дело, что она тоже какое-то время слышала еле различимый шорох, словно кто-то, умело скрываясь в папоротниках, подкрадывался к лагерю, неслышно ступая по бархатному мху на мягких лапках. И она даже догадывалась, кто.
— Нелюб, кончай пугать, иди сюда, проказник.
Бедовый котяра, а это был, конечно, он, казалось, только и ждал приглашения. А возможно так оно и было. Все-таки Лева каждый раз выстраивал вокруг лагеря магическую преграду, преодолеть которую мог лишь тот, кого позовут. На этот раз не только Лева, но и Маша не стали чураться кота, хотя благодаря его «помощи» лагерь они свернули едва ли не к полудню. Нелюб искренне полагал, что любые веревки, шнурки и завязки — его личные игрушки. Он с урчанием и воинственным мявом нападал на все, что двигалось. Еве даже пришлось на какое-то время взять его на руки, чтобы успокоить.
Зато с Баськой кот достаточно быстро нашел общий язык. Он, правда, всю дорогу делал вид, что охотился на хомяка, а тот старательно убегал. Но эта веселая забава уж слишком напоминала комическую войну двух известных мультперсонажей. Иногда Нелюб делал вид, что устал, вспоминал, что у него есть хозяйка, и просился к Еве «на ручки», чтобы тотчас занять место дозорного на рюкзаке или устроиться живым воротником, согревая намятую ремнями шею и плечи. Пару раз он перебирался на закорки к Леве и оттуда пытался поймать Машину косу. В общем, скрашивал их путь как мог.