Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента) - Уильям Ширер

Сегодня мой цензор не возражал, когда я предположил в ночном эфире, что теперь выступит Россия и оккупирует те районы Польши, которые заселены русскими. Сегодня больше разговоров о мире.

Вот пример того, как высоко ценят наших изоляционистов в "Нациленде". Газетный заголовок: "Сенатор Борах предостерегает против поджигателей войны в США".

Всем немцам, с которыми я виделся сегодня, понравилось выступление по радио нашего знаменитого авиатора Линдберга. Его речь хорошо принята берлинскими газетами, гораздо лучше, чем речи Рузвельта. Заголовки доброжелательные. "Borsen Zeitung": "Полковник Линдберг предостерегает против агитации западных держав".

Знакомая американка купила сегодня банку сардин. Продавец настоял, чтобы она открыла ее прямо в магазине. Причина: вы не сможете запасать консервы, если продавец заставит вскрыть их при продаже.

Позднее (полночь). Немцы только что объявили, что если Варшава не сдастся в течение двадцати четырех часов, то германская армия применит все военные средства, чтобы заставить ее подчиниться. Что означает бомбардировки с воздуха и обстрел. В городе больше полумиллиона мирных жителей, в основном это женщины и дети.

Берлин, 17 сентября

Сегодня утром в шесть часов по московскому времени Красная армия начала вторжение в Польшу. Разумеется, у России был заключен с Польшей пакт о ненападении. Сейчас кажется, что это было давным-давно, хотя, на самом деле, и не давным-давно, а когда я сидел в Женеве и в других столицах и выслушивал рассуждения советских государственных деятелей о совместных действиях против агрессора. Теперь Советская Россия наносит Польше удар ножом в спину, а Красная армия присоединяется к нацистской армии в разгромленной Польше. Естественно, все это с одобрением воспринято в Берлине.

Мой цензор был сегодня необычайно доброжелателен. Он разрешил мне передать в эфир следующее: "Если Варшава не капитулирует, это означает, что один из крупнейших городов Европы будет уничтожен германской армией вместе с большей частью живущих в нем людей. Безусловно, в истории нет этому равного... Немцы заявляют, что именно поляки нарушают международное право, заставляя гражданское население защищать столицу. Но, как я сказал, я просто не могу мириться со всем, что происходит на этой войне".

Завтра - на "фронт", если нам удастся его обнаружить.

Сопот, близ Данцига, 18 сентября

Целый день добирались сюда из Берлина через Померанию и Данцигский коридор. Дороги забиты моторизованными колоннами германских войск, возвращающихся из Польши. В лесах коридора стоит сладковатый тошнотворный запах конских трупов и еще более сладкий - трупов человеческих. Немцы рассказывают, что здесь против сотен германских танков была брошена целая польская дивизия, и она была полностью уничтожена. На пирсе этого летнего курорта всего пять недель назад мы с Джоном Гунтером сидели поздней мирной ночью и спорили, заговорят ли пушки в Европе. А сегодня вечером мы наблюдаем, как идет яростное сражение у Гдыни. Вдалеке над морем видны вспышки орудийных залпов.

Доктор Бёмер, пресс-секретарь министерства пропаганды, ответственный за эту поездку, настаивал, чтобы я делил двухместный номер с Филипом Джонсоном, американским фашистом. Все мы терпеть не могли этого парня и подозревали, что он шпионит за нами по поручению нацистов. До последней минуты он изображал из себя в номере их противника и пытался выведать мои настроения. Я лишь несколько раз удостоил его невнятным бормотанием.

Данциг, 19-20 сентября, два тридцать утра

Сижу на местной радиостанции и с трепетом жду эфира в четыре утра. Я провел передачу в полночь, но из Берлина сообщили по телефону, что не уверены, что на Си-би-эс меня слышали. Попробуем еще раз в четыре.

Днем видел мельком настоящий бой, один из последних в польской войне, которая фактически завершена. Бой происходил в двух милях от Гдыни на горном хребте, протянувшемся на семь миль от моря в глубь суши. Во всем этом было что-то трагическое и вместе с тем гротескное.

Мы находились на горе под названием Штернберг в центре Гдыни под громадным - ирония судьбы! - крестом. Здесь оборудован немецкий наблюдательный пункт. Вокруг стояли офицеры и вели осмотр через полевые бинокли. Поверх крыш современных зданий этого образцового нового города, который олицетворял собой надежды Польши, мы видели бой, идущий в двух милях к северу. Утром мы были разбужены им в нашем отеле в Сопоте. В шесть утра в моем номере задребезжали стекла. Германский линкор "Шлезвиг-Гольштейн" стрелял из одиннадцатидюймовых орудий поверх наших голов. Сейчас мы видим, что немцы окружили поляков с трех сторон, а с четвертой они были отрезаны морем, откуда их накрывали огнем немецкие эсминцы. Немцы применяют все виды оружия, тяжелую и легкую артиллерию, танки, авиацию. У поляков нет ничего, кроме пулеметов, винтовок и двух зенитных установок, которые они безнадежно пытаются использовать как артиллерию против немецких пулеметных гнезд и танков. Слышатся тяжелый грохот германской артиллерии и треск пулеметов с обеих сторон. Поляки не только отстреливаются из окопов и зарослей кустарника, но и устанавливают пулеметные гнезда в городских зданиях, мы только догадываемся об этом по звуку стрельбы, так увидеть ничего невозможно, даже в бинокль. Два больших здания, офицерское училище и Гдыньскую радиостанцию поляки превратили в крепости и вели пулеметный огонь из нескольких окон. Через полчаса немецкий снаряд разрушил крышу училища и начался пожар. Немецкая пехота, поддерживаемая, а в бинокль казалось ведомая танками, пробилась на вершину холма и окружила здание. Но они его не взяли. Поляки продолжали поливать их пулеметным огнем из полуподвальных окон горящего дома. Отчаянными храбрецами были эти поляки. Над хребтом парил германский гидроплан, корректирующий огонь артиллерии. Потом к нему присоединился бомбардировщик, и оба они спикировали вниз, обстреливая из пулеметов позиции поляков. И под конец появилась эскадрилья нацистских бомбардировщиков.

Поляки оказались в безнадежном положении. И все-таки они продолжали сражаться. Сопровождавшие нас немецкие офицеры не переставали восхищаться их храбростью. Прямо под нами на улицах Гдыни застыли в безмолвии женщины с детьми, наблюдая за ходом неравной битвы. Перед некоторыми домами стояли длинные очереди за продуктами. Перед тем как забраться на гору, я видел жуткую горечь на лицах людей, особенно женщин.

Мы наблюдали бой до полудня. За это время немцы продвинулись примерно на четверть мили. Их пехота, танки, артиллерия, связисты работали как часовой механизм. На лицах немецких офицеров, находившихся на нашем наблюдательном пункте, не было ни малейших признаков напряженности или волнения. Все они были очень деловиты и напоминали мне тренеров футбольной команды-фаворита, которые сидят вдоль боковой линии, спокойные и уверенные, и видят, что созданный их руками механизм работает так, как должен работать всегда.