Императрица - Перл Бак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какой-то миг лицо императрицы еще сохраняло строгость, а ее огромные глаза буравили евнуха огненным взглядом. И хотя по правилам приличия тот не смел поднять на нее глаза, он, однако, почувствовал жар и начал исходить потом. Императрица улыбнулась.
— Вы слишком красивы, чтобы полнеть, — сказала она. — И как вы будете играть на сцене главного героя, если ваш пояс не сходится вокруг талии?
Главный евнух засмеялся. Он действительно любил играть главных героев в придворных пьесах.
— Высочайшая, — пообещал он, — чтобы доставить вам удовольствие, я буду морить себя голодом.
Тогда она добродушно сказала:
— Я вызвала вас не затем, чтобы говорить о ваших собственных делах, а чтобы повелеть вам выдать Мэй за начальника императорской гвардии Жун Лу. Вы знаете, что он берет ее в жены?
— Да, ваше величество, — ответил главный евнух.
Он знал о замужестве, как знал обо всем, что происходило в дворцовых стенах. Ли Ляньинь рассказывал ему все, что слышал, и так же поступал всякий евнух и всякая служанка, императрица знала об этом.
— Мэй — сирота, — продолжила Цыси. — Я должна поэтому заменить ей родительницу. Однако, регентствуя, я также замещаю молодого императора, и не подобает почитать фрейлину подобно принцессе моим присутствием на ее свадьбе. Вам следует отвести даму в дом моего племянника герцога Ху. Пусть ей будут оказаны все возможные почести. Оттуда ее и возьмет мой родич.
— Ваше величество, когда это случится? — спросил главный евнух..
— Завтра она отправится к герцогу. А вы пойдете туда сегодня, велите домашним приготовиться. У племянника есть две престарелые тетушки, и пусть они сопроводят ее по-матерински. Затем вы посетите начальника императорской гвардии и объявите, что я назначила свадьбе быть через два дня. Когда все закончится, придете и скажете мне. Пока дама не станет его женой, меня не беспокойте.
— Ваше величество, я ваш слуга.
Ань Дэхай поклонился и вышел. Но Цыси уже снова обратилась к своей книге и не подняла головы.
От книг она не поднимала головы и целых два последующих дня. Поздней ночью, когда евнухи поправляли свечи и скрывали сонные зевки за рукавами, императрица медленно и внимательно читала один том за другим. Это были сочинения по медицине, в которой она ничего не понимала. Но Цыси решительно хотела знать все, и то, в чем она чувствовала свое невежество, больше всего ее и влекло. Здесь правительницей двигали не только ее истинная страсть к знанию и любопытство к окружающему миру, она стремилась быть осведомленнее любого, с кем ей приходилось разговаривать. И вот в эти два дня, пока шла назначенная ею самою свадьба, затворница сурово подавляла свое воображение и принуждала свой мозг целиком погрузиться в старинный трактат по судебной медицине. Этот многотомный сборник был хорошо известен всем законоведам империи, и даже чиновники низших судебных инстанций обращались к нему всякий раз, когда слушали дело о смерти по неясной причине. Руководствовался мудрой книгой и Совет наказаний. Однако имели хождение самые различные ее версии, отчего примерно за восемнадцать лет до описываемых событий император Даогуан выразил неудовольствие и приказал известному судье по имени Сун Цзу свести все редакции в одну. Это великое произведение Цыси теперь и изучала, отгородив свой ум от всего остального.
Таким образом она принудила себя запомнить, что человеческое тело имеет триста шестьдесят пять костей, и это число равняется числу восходов и заходов в течение солнечного года, что мужчины имеют по двенадцать ребер с каждой стороны, восемь длинных и четыре коротких, хотя женщины имеют по четырнадцать. Цыси прочитала, что если родитель и ребенок или муж и жена надрежут себе кожу и выпустят кровь в чашу с водой, то эти две крови смешаются в одну, но кровь двух людей, не связанных такими узами, никогда не смешивается. А еще правительница узнала тайны многих ядов — как они могут вызвать болезнь или смерть и как отравление может быть сокрыто.
В эти два дня Цыси отлучалась из императорской библиотеки лишь в свой дворец, только спать и есть. На утро третьего дня стоявший поодаль евнух Ли Ляньинь кашлянул и привлек к себе внимание. Высочайшая подняла глаза от страницы, где читала про ядовитую силу корня мандрагоры.
— Что там? — спросила она.
— Ваше величество, вернулся главный евнух.
Цыси закрыла книгу, взяла уголок шелкового платка, пристегнутого у нее на плече нефритовой пуговицей, и притронулась им к своим губам.
— Пусть подойдет, — велела императрица.
Главный евнух подошел и почтительно поклонился.
— Станьте позади меня и скажите, что имеете сказать, — приказала она.
Евнух встал у нее за спиной, и слушая, Цыси неотрывно смотрела в открытые двери. В мягком сиянии осеннего солнца на огромном дворе пламенели золотые и алые хризантемы.
— Высочайшая, — начал главный евнух, — все было сделано с должными почестями и необходимой пристойностью. Сперва начальник послал красный свадебный паланкин ко двору герцога Ху, и носильщики удалились. Две престарелые тетушки герцога, наученные мною по приказанию вашего высочества, затем вывели даму, как положено невесте. Они сопроводили ее до паланкина, посадили внутрь и закрыли дверь на замок. Тогда были призваны носильщики, которые подняли паланкин и понесли его во дворец начальника императорской гвардии, а обе старые дамы отправились вместе с фрейлиной в своих собственных паланкинах. Возле дворца начальника две другие старые дамы, приходившиеся кузинами отцу жениха, встретили свадебный паланкин и ввели невесту в ее будущий дом. Там уже ждал Жун Лу, а рядом с ним стояли родные одного лишь его поколения, потому что родители его уже умерли.
— Разве старые дамы не напудрили лицо невесты рисовой пудрой? — прервала рассказ Цыси.
Главный евнух немедленно исправил свою оплошность.
— Ваше высочество, они сделали это и еще накинули ей на голову девичью вуаль из красного шелка. Далее согласно обычаю она переступила через седло — это было собственное монгольское седло начальника, которое досталось ему от предков, а затем переступила через горячую угольную золу. Так девушка, окруженная четырьмя дамами, вошла во дворец. Внутри их ожидал уже престарелый свадебный певец, который велел молодоженам дважды опуститься на колени и поблагодарить Небо и Землю. Затем жених и невеста проследовали за дамами в спальню, и те усадили их вместе на свадебной кровати.
— Чья одежда была наверху? — спросила Мать императрица.
— Его, — ответил главный евнух и весело фыркнул. — Его, ваше величество, потому что своим домом он будет править сам.
— Уж это я знаю, — заметила Цыси, — упрямство в нем от рождения. Продолжайте!
— А затем, — рассказывал главный евнух, — оба выпили вина из двух чаш, обернутых красным атласом, обменялись чашами и отпили снова. Точно так же, и как требует обычай, они съели вместе рисовые лепешки. После этого начался свадебный пир.
— Был ли это великий пир? — спросила она.
— Подобающий пир, — осторожно проговорил главный евнух, — не слишком роскошный и не слишком скромный.
— И последними, конечно же, подавались веревочки из / теста в курином бульоне…
— Что означает долгую жизнь, — подтвердил евнух.
Он замолчал в ожидании последнего вопроса, самого важного-того, который задают по всей стране на утро после свадебной ночи. Вслед за долгой паузой этот вопрос прозвучал.
— Был брачный союз… скреплен? — тонким и странным вышел голос императрицы.
— Был, — подтвердил главный евнух. — Я остался там на ночь, и на рассвете служанка невесты пришла меня известить. В полночь, следуя обычаю, начальник снял свадебную вуаль с невесты. Служанка после этого удалилась, а в предрассветный час ее вызвали престарелые кузины и передали испачканную простыню. Невеста была девственна.
Цыси надолго замолчала. Не слыша позволения удалиться, главный евнух кашлянул, напоминая, что он еще здесь. Императрица вздрогнула, словно уже забыла о его присутствии.
— Идите, — приказала она. — Вы сделали все хорошо. Завтра я пришлю награду.
— Ваше величество, вы очень добры.
А она все сидела и смотрела, как пылают под солнцем хризантемы. На малиновом цветке повисла, трепеща золочеными крылышками, поздняя бабочка, и ее императорская окраска вряд ли могла быть случайной. Знак? Надо не забыть выяснить у Совета астрологов, что он предвещает, но конечно же, это добрый знак, если показался тогда, когда ее сердце разрывалось. Но она не позволит ему разорваться. Ей принадлежала рука, наносившая рану, и ее же было сердце.
Цыси поднялась, закрыла книгу и отправилась к себе во дворец, а следом на некотором расстоянии ступал ее уродливый, но верный евнух.
С этого дня высочайшая целиком посвятила себя маленькому императору. Сын был причиной всего, что она свершила, и всего, что делала теперь, окружая ребенка своей заботой и постоянно о нем думая. А он, ни о чем не подозревая, был ее утешением. Теми нередкими ночами, что Цыси мучилась бессонницей и воображение рисовало ей сцены, в которых она не могла участвовать, императрица поднималась и в одиночестве шла к своему мальчугану. Пока он спал, мать сидела возле него, держа в ладонях теплую ручонку, а если шевелился, то под этим предлогом Цыси брала сына на руки и позволяла ему спать у ее груди.