Оборотни - Стивен Джонс

Беседа протекала, как протекают все беседы в пабах. Дэн, услышав, что я исследую их места для клуба скалолазов, сообщил, что у него поблизости есть кое-какая недвижимость, которую можно будет снять под базу для нашего будущего тура по здешним местам. Мы подробно обсудили это, и Дэн охотно согласился таким манером увеличить свой доход. Потом, договорившись о цене, мы решили обменяться координатами для официальной переписки.

И вот, когда я написал на смятом конверте свое имя и адрес и положил его на стойку перед Дэном, случилась эта странная вещь.

Дэн взял конверт, взглянул на него, и лицо его изменилось до неузнаваемости. Добродушная улыбка исчезла без следа, челюсть отвисла, глаза расширились. Потом он начал внимательно меня разглядывать. И под конец молча подтолкнул конверт Шону Даффу. Коротышка чуть не свалился с высокого табурета у стойки бара. На его физиономии отражалось крайнее изумление.

— Это, конечно, шутка, мистер? — тихо сказал он.

Я нахмурился, не в силах понять, в чем дело, и переспросил:

— Какая шутка?

— Как вас зовут? — спросил Дэн. Он говорил медленно, тщательно выговаривая слова.

— Там все написано. Моя фамилия Тризела.

Мне показалось, что я начинаю понимать, что их так удивило. Многие удивляются или начинают отпускать шуточки, впервые услышав мое имя. Я тяжело вздохнул:

— Меня зовут Хэрлин Тризела. Это старинное корнуолльское имя.

Но на лицах моих собеседников отражалось не просто удивление, вызванное странным именем. Они смотрели на меня с благоговейным страхом, и что-то еще было в их глазах… что-то такое, чего я не мог ни понять, ни разгадать.

Я раздраженно махнул рукой и продолжил объяснять:

— Я не корнуоллец, но мой дед был из Корнуолла. В начале века он обосновался в Шеффилде. Там я и родился.

Дэн пришел в себя первым и уставился на мятый конверт, на котором я небрежно набросал свое имя и адрес.

— Скажите, сэр, — тихо сказал он, — как давно кто-то из вашей семьи жил в наших краях?

Я изумленно спросил его, что он имеет в виду, а когда Дэн повторил свой вопрос, то ответил, что моя семья не имеет никакого отношения к Ирландии. Честно говоря, я начал думать, что Дэн немного не в себе, и решил, что лучше опрокинуть свой стакан и двигаться дальше. Но Дэн все так же продолжал смотреть на меня с этим загадочным выражением благоговейного ужаса. Коротышка Шон Дафф хранил молчание. И в этот момент я понял, что выражает взгляд Дэна. Он смотрел на меня как на врага, в его взгляде светилась воспаленная ненависть.

— Никакого отношения? Вы уверены? Вообще никакого отношения?!

— Вообще никакого, — медленно, как будто разговаривая со слабоумным, сказал я. — Имя корнуолльское, не ирландское. Почему здесь должна быть какая-то связь?

Владелец бара медленно покачал головой:

— Мистер, вы хотите сказать, что никогда не слышали о старом доме Маунтмейн, что стоит ниже по дороге?

— Никогда, — подтвердил я. — А в чем, собственно, дело? Это какой-то розыгрыш?

Мужчины обменялись многозначительными взглядами. На этот раз паузу прервал Шон:

— Это не розыгрыш, мистер. Замок Маунтмейн — один из тех старых англо-ирландских домов, что построили здесь в восемнадцатом веке. Графы Маунтмейн жили в этих краях до самой крестьянской войны.[50] Это было в конце девятнадцатого века, когда старая Ирландия изменилась раз и навсегда. Жуткое было время: массовые выселения,[51] Земельная лига,[52] капитан Бойкот,[53] чье имя вошло во все языки, явление водяных чудищ при Лох-Маск[54]… помните?

Я начал терять терпение.

— Я не силен в истории. Особенно в ирландской. Честно сказать, я не понимаю, какое отношение ко мне имеет этот замок… как там его?

— А я о чем говорю? Замок Маунтмейн пустует последнюю сотню лет. Сейчас он разрушается, и разве не я участвую в его разрушении?

Дэн согласно кивал в ответ на раздраженные реплики коротышки, но при этом продолжал как-то странно смотреть на меня.

— Шон последние несколько недель работал в этих старых развалинах, — сказал он, словно это все объясняло.

— И как раз сегодня утром, — перебил его Шон Дафф, — я разбирал там всякие шкафы и нашел шкатулку.

Он выдержал паузу и облизнул губы. Казалось, они вдруг пересохли и потрескались. Шон отхлебнул из стакана и обтер рот тыльной стороной ладони.

— Это старая шкатулка, ее запрятали в задней стенке шкафа. Жестяная шкатулка с именем Тризелы на крышке. Хэрлина Тризелы.

Я фыркнул и рассмеялся.

Теперь я знал, что это была шутка. Жестяная шкатулка с моим именем в доме в Ирландии, где никто из моей семьи никогда не бывал, найдена как раз в то время, когда я путешествую по самым отдаленным местам этой страны, которую посетил впервые в жизни! Кто из нас шутил?

— Ну ладно, — улыбнулся я. — В чем тут соль?

— Это правда, клянусь, — отвечал Шон Дафф.

— Так в чем, собственно, смысл вашей дурацкой шутки? — настаивал я.

Шон начал с угрожающим видом вставать с табурета, но Дэн жестом заставил его сесть на место.

Потом хозяин бара посмотрел на меня и с важным видом покачал головой:

— Шон говорит правду. Не более часа назад он принес сюда эту жестяную шкатулку, чтобы посоветоваться, что с ней делать.

Теперь на моем лице заиграла высокомерная улыбка.

— В таком случае, может быть, вы мне ее покажете?

«Ну теперь-то эта муть разъяснится! — удовлетворенно подумал я. — Сейчас станет ясно, что это просто какой-то глупый розыгрыш».

Не говоря ни слова, хозяин бара вытащил из-под стойки небольшую шкатулку и поставил ее передо мной.

По размеру шкатулка оказалась совсем небольшой. Судя по внешнему виду, эта заржавленная, нечищеная коробка уже много лет никого не интересовала.

Мои глаза сфокусировались на все еще хорошо различимой надписи на крышке шкатулки.

Потом мои глаза расширились, а мозг начал лихорадочно работать.

Сомнений не было — Дэн и Шон говорили правду!

На крышке шкатулки было выгравировано: «Хэрлин Тризела, 1880».

Я тряхнул головой, не веря своим глазам:

— Этого не может быть!

Шон Дафф еще не остыл:

— Может, вы и правы, мистер. Да только мы нашли шкатулку, которой сто лет, и в то же самое утро вы сваливаетесь как снег на голову и заявляете, что вас зовут точно так же, как написано на крышке этой шкатулки, и в то же время говорите, что вы не из этих мест. Так кто же вы, мистер?

— Я именно тот, кем назвался, — едва ли не шепотом ответил я, одновременно пытаясь разобраться в этом странном стечении обстоятельств.

Дэн мрачновато улыбнулся и почесал кончик носа.

— Может быть, теперь, мистер, нам следует попросить вас подтвердить тот факт, что вы действительно являетесь тем, кем назвались?

Все еще в ступоре, я вытащил из внутреннего кармана водительские права и положил их на стойку. Мужчины склонились над моими документами. Шон Дафф тихонько присвистнул. Я своими глазами видел, как его рука начала подниматься, словно он собирался перекреститься, а потом опустилась.

— Значит, это правда. Точно, правда. Но тогда что это значит?

Я не отрываясь смотрел на шкатулку.

Наконец Дэн прервал затянувшееся молчание:

— На крышке ваше имя. Может, вам следует открыть шкатулку. Мы уже открывали. Там письмо. Как раз перед вашим приходом я сказал Шопу, что ему лучше отнести шкатулку стражникам в Ленибрайен.

— Стражникам? — переспросил я, пытаясь вырваться из-под гипнотического влияния шкатулки.

— Гарда Сиоханна,[55] полиция, — раздраженно объяснил Шон Дафф.

— В шкатулке есть что-нибудь, кроме письма? — спросил я.

— Только письмо в пакете. Пакет из клеенки. Мы письмо прочитали и положили обратно, — сказал Дэн.

Я, словно во сне, протянул руку и поднял крышку шкатулки. Было очевидно, что недавно ее открывали, — ржавые петли поддались без труда. Все было так, как говорили Дэн и Шон. Внутри лежал продолговатый пакет из клеенки. Я взял его, аккуратно развернул, и на стойку бара выпал пожелтевший от времени конверт.

Письмо было адресовано Пегги Тризела. Это имя мне ни о чем не говорило. Насколько мне было известно, в нашей семье не было никакой Пегги.

Я вытащил из конверта сложенные листы и осторожно их развернул. Пожелтевшие и выцветшие от времени, они были покрыты тонкими коричневыми строчками. Почерк был разборчивым, и я как зачарованный начал читать, совсем не обращая внимания на нервные восклицания моих собеседников.

«Замок Маунтмейн графство Уотерфорд,

11 сентября 1881 г.

Моя дорогая Пегги!

Боюсь, это будет моим последним письмом к тебе. Боюсь, что жить на этой земле мне осталось недолго. И потому, дорогая, прости, если я кратко пишу о моей любви к тебе. Но знай, что мысли мои всегда с тобой. Да хранит тебя Господь.