Апостол зла - Фрэнсис Вилсон

— Послушайте, детектив Ангостино, — сказал отец Райан, — не можем ли мы побеседовать попозже?

— Аугустино меня зовут, и в таком деле не может быть ни «бесед», ни «попозже».

— Я уже вам сказал, это Герб. Муж. Герберт Лом. Это он. Вам надо…

— Мы его уже взяли, — сообщил Ренни. — Сейчас привезут сюда на обследование.

— Сюда? — переспросил Райан. Усталость слетела с него в мгновение ока. В глазах появились признаки жизни. — Сюда? Оставьте меня наедине с ним в этой маленькой комнатке на несколько минут. Только на пять минут. На две. — Небьющаяся чашка вдруг разлетелась в его руках, выплеснув на него горячий кофе. Он этого даже не заметил. — На одну минутку!

Ладно. Возможно, священник не имеет отношения к тому, что случилось с парнишкой.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне всю историю целиком, — сказал Ренни.

— Я уже рассказывал дважды. — В голосе Райана опять зазвучала усталость. — Трижды.

— Да, но другим людям, не мне. Не мне лично. Я хочу сам услышать то, что вы расскажете. Прямо с того момента, как эти люди пришли к Фрэнси, и до того, как вы приехали сюда в «скорой». Все целиком. Ничего не упускайте.

И отец Райан начал рассказывать, а Ренни слушал, просто слушал, перебивая, только когда требовались разъяснения.

Особого смысла не прибавилось.

— Вы хотите сказать, — проговорил он, когда священник закончил, — что они брали ребенка домой на уик-энд, иногда на неделю сряду, и никто никогда его пальцем не тронул?

— Обращались как с королем, по словам Дэнни.

— А когда усыновление было оформлено официально, этот парень искромсал мальчика на куски. В чем тут дело?

— Что это значит?

Это значит, что я облажался, вот что это значит, Ренни видел страдание в глазах отца Райана и сочувствовал ему. Он мучится по-настоящему.

— Вы провели все полагающиеся проверки?

Священник вскочил с диванчика и принялся мерить шагами маленькую комнатку, потирая на ходу руки.

— Все и более того. Сара и Герб выходили чище снега что идет сейчас на дворе. Но, оказывается, этого мало правда?

— Кстати, о Саре — не предполагаете, где она?

— Возможно, мертва, а тело спрятано где-то в доме. Проклятие! Как я мог это допустить?

Ренни заметил, что он не пытается увильнуть от ответственности, не винит никого, кроме себя. Парень вроде бы настоящий. Не часто такого встретишь.

— Идеальных систем не бывает, — сказал Ренни, сознавая, что это весьма жалкая попытка утешить беднягу.

Священник взглянул на него, снова сел на диван и закрыл лицо руками. Но не плакал. Так они и сидели в молчании какое-то время, пока не появился врач в хирургическом одеянии — седеющий пятидесятилетний мужчина, который, может, и выглядел бы здоровяком после пробежек на поле для гольфа, а сейчас был весь бледный, обмякший, как тесто, и в поту, как после недельной попойки.

— Мне нужен тот, кто привез Дэнни Гордона. Кто из вас?..

Отец Райан вдруг оказался на ногах прямо перед врачом.

— Я! С ним все в порядке? Он выжил?

Врач сел и вытер рукой лицо. Ренни заметил, что рука дрожит.

— Никогда в жизни не видел ничего подобного этому мальчику, — произнес он.

— Никто никогда в жизни не видел! — крикнул священник. — Но он будет жить?

— Я… я не знаю, — сказал врач. — Я имею в виду не раны. Я встречал людей, покалеченных еще хуже в автомобильных авариях. Я имею в виду, что он должен быть мертв. Он должен был быть мертв, когда вы его сюда везли.

— Да, но он не был, — сказал отец Райан, — так в чем же…

— Дело в том, что он потерял слишком много крови, чтоб выжить. Вы его нашли. Много там было крови?

— Сплошь залито. Я, помню, еще подумал, что никогда не воображал, что в человеческом теле столько крови.

— Правильно подумали. А когда вы его обнаружили, кровь еще шла?

— М-м-м… нет. Я тогда не обратил на это внимания, но теперь вспоминаю… нет. Кровотечения не было. Я решил, что из него вся кровь вытекла.

— Точно! — подтвердил врач. — Именно так и случилось. Из него вытекла вся кровь. Вы слышите, что я говорю: в теле мальчика не было крови, когда вы его сюда привезли! Он был мертв!

Ренни почувствовал, как спина у него леденеет. Этот док похож на свихнувшегося. Может, он в самом деле после попойки.

— Но он был в сознании! — крикнул отец Райан. — Он стонал!

Врач кивнул.

— Знаю. Он оставался в сознании в течение всей операции.

— Иисусе! — охнул Ренни, чувствуя, будто кто-то двинул ему кулаком в живот.

Отец Райан рухнул назад на диван.

— Мы не нашли ни одной вены, — говорил в пустоту доктор. — Все плоские и пустые. Такое бывает при гиповолемическом шоке[20], но мальчик не был в шоке. Он был в сознании и плакал от боли. Так что я сделал разрез, обнажил вену и ввел катетер. Пытался добыть каплю крови для анализа, но вена была сухая. Тогда мы принялись быстро вводить декстрозу[21] и физиологический раствор и переправили его наверх, чтобы начать зашивать. И там уже развернулось истинное безумие.

Врач помолчал, а Ренни увидел на его лице выражение, которое замечал иногда у старых копов, оттрубивших лет по тридцать, вообразивших, что все уже повидали и больше ничто никогда их не удивит, а потом жесточайшим образом убеждавшихся, что город не обнажает до конца свою изнанку и всегда держит кое-что про запас для умников, вообразивших, что все уже повидали. Этот док наверняка воображал, что уже все повидал. А теперь убедился, что это не так.

— Он не поддался наркозу, — продолжал врач. — Хал Левинсон двадцать лет при мне анестезиологом. Один из лучших. Может быть, самый лучший. Он испробовал все, что мог — от пентатола до галотана и кетамина и обратно, и ничего не подействовало на этого ребенка. Даже глубокая спинномозговая блокада не заставила его потерять сознание. Ничего не действовало. — Голос его становился громче. — Вы меня слышите? Ничего не действовало!

— И… и вы не стали оперировать?

Лицо врача еще больше обмякло.

— О, я стал «оперировать». Я «прооперировал» его в лучшем виде. Я влез в живот этого ребенка, сложил туда все внутренности, как подобает, а потом зашил. Я зашил также раны на руках и ногах. И он дергался и крутился при каждом стежке, так что нам пришлось его привязать. Да, мы снова собрали его целиком. Он сейчас в реанимации, только я не знаю зачем. Ему не надо отходить от наркоза, поскольку наркоза не было. У него не осталось крови, и я не могу ее влить, поскольку у нас нет образца, чтобы определить группу. Он должен быть мертв, но он стонет от боли, не издавая ни звука, поскольку голосовые связки полетели к чертям после всех прежних криков и визгов.