Джокер Сталина - Борис Орлов

Но прошло совсем небольшое время, и наличие оружия у хрупкой девочки уже не вызывало у Сталина никаких эмоций, кроме гордости за так резко повзрослевшую дочь.

За этот длинный день шумная компания успела посмотреть парад на Красной площади, искупаться в Москва-реке и пройтись по ВДНХ, посмотрев огромную открытую экспозицию вооружения трёх стран.

И вот теперь они снова вернулись на Красную площадь, где играли оркестры и танцевали нарядно одетые жители и гости Москвы.

Площадь была ярко освещена прожекторами, привезёнными по приказу начальника ПВО столицы, и светло было словно днём.

Недавно установленные на шпили Кремлёвских башен рубиновые звёзды уже зажглись и ярко алели на фоне тёмно-синего неба.

– Товарищи, кто потеряется, встречаемся у автобуса! Кого не будет через час, ждать не будем. Возвращайтесь в гостиницу самостоятельно, – громко произнёс Александр и повторил сказанное по-немецки и по-итальянски. А потом чуть склонился к Светлане.

– Не устала?

Та быстро замотала головой. Ну какая тут может быть усталость? Вот на тренировках – да, бывало, так набегаешься, что ноги отваливаются. А тут-то с чего уставать? Но Свете было приятно внимание старшего брата и его забота. Она коснулась кончиками пальцев маленьких платиновых серёжек с алыми бриллиантами, подаренных им на день рождения, словно проверяя, на месте ли подарок, и благодарно улыбнулась в ответ.

– Я ужин заказал в «Астории». Обещали какое-то необычное угощение и твой любимый торт-мороженое.

– И-иха! – задорный вопль, вырвавшийся из глотки Светланы, мог бы заставить смутиться даже индейца племени навахо, но таковых на площади, к счастью, не было, а радостный крик потонул в гуле и шуме толпы. Света вытянулась и чмокнула любимого брата в щёку.

– Сашка, ты самый-самый… – от избытка чувств она вздохнула и воровато оглянулась по сторонам. – А ты уже решил, с кем… ну… сегодня…

– Та-ак, – Александр притворно нахмурился. – Чувствую тлетворное влияние двух хулиганистых диверсанток. И с каких это пор маленьких девочек интересуют подобные вопросы?

– Как стрелять – так уже взрослая? – Светлана так же игриво насупилась, изображая обиду.

– Вот укорочу я кого-то на язык, – Александр покачал головой.

– Не ругай их. Я сама.

– Что сама?

– Ну, сама попросила их всё рассказать, – Светлана покаянно вздохнула, и на этот раз уже не играла. Девчонки предупреждали её о возможных последствиях. – Но ведь это же хорошо? Ты сколько сам говорил, что бесполезных знаний не бывает!

– Бесполезных не бывает, а несвоевременные случаются, – Александр, который совсем не сердился на сестру, погладил её по голове и рассмеялся, почувствовав, как она немного потянулась вверх, чтобы сильнее прижаться макушкой к его ладони. Маленькая егоза вовсю осваивала непростую науку манипуляции людьми.

– Так всё же? – Светлана не собиралась сдаваться.

– А почему это тебя так интересует? – Александр остановился возле эстрадного оркестра, сделавшего перерыв, и посмотрел на сестру.

– Ну, мне кажется, что Лера и Маша, они хорошие, а вот Бьянка – она… – Светлана задумалась, – она себе на уме. Такая…

– А в чём разница между человеком, который «себе на уме» и «тебе на уме», знаешь? – Александр улыбнулся.

– Нет… – Света заинтересованно посмотрела на Сашу.

– Тех, кто себе на уме, ты просто не понимаешь, и в силу своей непонятности они тебя пугают. А понятных, даже тех, кто тебе враг, ты не боишься. Понятный – значит просчитанный. А стало быть, для него готов целый букет контрмер. А девчонки из спецшколы – те ещё оторвы. Моргнуть не успеешь, как тебя взвесят, обмерят и в стойло загонят.

– И тебя?

– Зачем мне стойло, я же не лошадь, – Саша усмехнулся. – Но и Вася с Артёмом тоже не торопятся. Вон, видишь, Тёма хоть и приобнял свою подругу, но взгляд спокойный, не масленый. Значит, впрок ему пошли мои уроки. Скорее, он сам эту испанку в стойло загонит и с руки есть научит.

– Скажи… – Света замялась, но по её лицу было видно, что вопрос, который сейчас крутится в её голове, совсем не праздный, и серьёзно занимает её. – Скажи, а что – только вот так? Кто кого в стойло поставит? Нельзя по-другому?

– Можно и нужно, – Саша улыбнулся. – Но в большей степени это просто игра. Ни один человек, будь он хоть сам архангел, не сможет быть сильным всё время. Ему рано или поздно придётся отдохнуть и на это время спрятаться за того, кого он выбрал своей половинкой. И если в семье бушует война, то не будет ему отдыха, а будет полный разгром. Или ему придётся сбежать в то место, где сможет отдохнуть и восстановить силы. Но лучше, чем семья, такого места нет, – он повысил голос. – Англичане – тупые ослы. Не «мой дом – моя крепость», а «моя семья – моя крепость». В каких-то ситуациях первый – мужчина, в других – женщина, а в третьих – вообще дети. Только все вместе, только гуртом, как говорит товарищ Будённый. И чем семья больше, тем сила её выше. Смотри! – Александр легко поднял девочку на руки и усадил себе на плечи. – Что ты видишь?

– Людей, Кремль, музыкантов, вон солдаты прошли…

– То, что ты видишь – это наша семья. Огромная советская семья. Да, не все из них ангелы. Скажу больше: ангелов на земле вообще очень мало. Есть в нашей семье и совсем уроды, но вот такая она – наша семья. И вокруг – наш дом. Советский Союз. И это самое дорогое, что у нас есть. Если растеряем семью, если потеряем наш дом, сотрут нас и не оставят следа. Сотрут даже из памяти потомков. Но пока мы вместе, пока не распалась эта связь, мы непобедимы, – он ссадил девочку с плеча, оглянулся и только сейчас осознал, что все, с кем он пришёл на площадь, стоят вокруг него и слушают. И музыканты оркестра продолжали сидеть со своими инструментами, потому что дирижёр, стоявший совсем рядом с Александром, тоже стоял и слушал. Слушал и не мог понять, почему это у двух красавиц, находившихся рядом с итальянским лётчиком, подозрительно блестят глаза, а парни, одетые в полувоенные френчи, встали так, словно охраняли этого странного молодого дивизионного комиссара.

Бруно Муссолини, ещё не очень хорошо говоривший по-русски, но уже прекрасно понимавший, подошел к Александру и, встретившись с ним глазами, серьёзно кивнул:

– Алессандро, Италия есть тоже семья. Брат России, пока я жив.

– Германия, Саша, – Ирма с алыми от волнения щеками тоже подошла ближе, – Германия – твоя родина. Мы тоже твоя семья. Братья России, пока я жива и живы мои дети.

И, словно очнувшись от морока, дирижёр вскинул руки так, что музыканты даже встали с удобных стульев и, повинуясь сжатому кулаку и лёгкой дирижёрской палочке, грохнули, не жалея инструментов:

Заводы, вставайте! Шеренги смыкайте!На битву шагайте, шагайте, шагайте!Проверьте прицел, заряжайте ружье,На бой, пролетарий, за дело свое!На бой, пролетарий, за дело свое!

На зов Коминтерна стальными рядамиПод знамя Советов, под красное знамя.Мы красного фронта отряд боевойИ мы не отступим с пути своего!И мы не отступим с пути своего!

Товарищи в тюрьмах, в застенках холодныхВы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах,Не страшен нам белый фашистский террор,Все страны охватит восстанья костёр!Все страны охватит восстанья костёр!

Огонь ленинизма наш путь освещает,На штурм капитала весь мир поднимает!Два класса столкнулись в последнем бою:Наш лозунг – Всемирный Советский Союз!Наш лозунг – Всемирный Советский Союз!

Мощь оркестровой меди мгновенно раздавила все посторонние звуки на площади, и сначала один, потом другой коллектив, и вот уже все музыканты вплелись в мелодию. И люди останавливались и подхватывали слова гимна.

Не успела смолкнуть последняя нота, как куранты Спасской башни начали отмерять четверти, и стоило главному колоколу бухнуть восемь раз, как над площадью вспыхнули огни праздничного салюта, и всё потонуло в многоголосом крике «Ура».

Люди обнимались, смеялись и даже плакали, смахивая слёзы радости, а Александр, Ирма и Бруно стояли в центре этого буйства, держась за руки.

Мир хижинам – война дворцам. Кажется, этому лозунгу, провозглашённому Великой Французской революцией, уже очень много лет, но до сих пор он был лишь лозунгом. Шанс пострадать в революции или войне был лишь для самых неторопливых тугодумов, предпочитавших отсидеться в родовом замке вместо быстрого бегства за границу.

Даже короли и маршалы, захваченные на поле боя, казнились в редких случаях и, как правило, отпускались на свою родину собирать огромный выкуп и разорять и так подорванное войной хозяйство.

Но новое время приходит в наш мир. Время, когда никто из власть предержащих не может более быть спокойным даже под защитой штыков верной до последней капли крови гвардии. Время, когда война врывается в дома королей не для того, чтобы пограбить, а за их жизнью.