Николай II - Сергей Фирсов

Почему же ему верят? Потому что в его сверхъестественных способностях убеждены те, кому Николай II и Александра Федоровна доверяют, потому что они хотят верить в чудо. «Граф Муравьев-Амурский — русский военный агент во Франции — попадает однажды на сеанс некоего „отца Филиппа“, спирита и гипнотизера, популярного в парижских роялистских кругах, — описывает историю „русской славы“ лионского врачевателя Г. Иванов, отмечая, что сеанс проходил в день смерти Людовика XVI, когда собравшимся были показаны последние минуты жизни несчастного короля. — <…> Вскоре, встретившись с гостящей во Франции великой княгиней Милицей Николаевной, одной из „черногорок“, страстной спириткой, граф Муравьев в таких ярких красках описывает ей все виденное, что та в свою очередь пожелает познакомиться с Филиппом. Разговор, который они поведут, коснется, между прочим, больного для русской императорской четы вопроса о рождении наследника. „Я могу этому помочь“, — авторитетно заявил Филипп. С этого дня начинается его карьера в России». Одним из источников этой истории был рассказ С. Ю. Витте о скандальном графе, человеке положительно ненормальном, считавшем Филиппа святым и, наряду с другими поклонниками врачевателя, уверявшем, что он не родился, а сошел с небес, куда и уйдет обратно.

О святости Филиппа говорить бессмысленно. Но как бы то ни было, «черногорки», желая царской чете добра, решили представить «магнетизера» государю (П. А. Бурышкин пишет, что этот вопрос обсудили в Каннах). Осенью 1901 года Николай II и Александра Федоровна прибыли во Францию. Проживали они в замке Компьень, где 20 сентября, по инициативе Милицы Николаевны, и состоялась встреча государя с Филиппом. Перед ними предстал среднего роста, полноватый человек, с густыми жесткими усами, обладавший мягким завораживающим голосом. Одет он был просто, в чистый, но не парадный черный костюм. На шее у «магнетизера» висел маленький треугольный мешочек из черного шелка, вероятно, своеобразный амулет.

«С первой же встречи Филипп околдовал царскую чету, которая тотчас же решила пригласить его в Россию. Он сразу же приехал. В Царском Селе ему был отведен дом». По мнению М. Палеолога, доверие венценосцев Филипп завоевал не только магическими талантами, но и спокойными манерами и умением молчать. Один-два раза в присутствии Николая II и Александры Федоровны он проводил сеансы гипноза, предсказаний, перевоплощений, некромантии. Он якобы даже укреплял этими ночными сеансами «колеблющуюся волю» императора. Многие решения диктовались царю тенью Александра III. Беспрекословно воспринималось и все, что советовал Филипп касательно здоровья. Впрочем, эта встреча, описанная М. Палеологом, не была первой. Русский самодержец и его супруга «с умилением» слушали Филиппа еще летом 1901 года.

О чем мог рассказывать царской чете лионский врачеватель — остается только догадываться, наверняка можно утверждать лишь одно — встречи с ним ждали с радостью. Летом 1901 года в Красном Селе, где обыкновенно проходили армейские сборы, император чуть было не нарушил сложившийся за многие годы распорядок, отказавшись приехать на театральное представление. Переменить решение заставил Николая II великий князь Владимир Александрович, убедивший племянника не отступать от устоявшихся в течение лет традиций. Однако прибыв на короткое время в красносельский театр, царь уехал затем к Николаю Николаевичу, где его ожидал Филипп. Современные исследователи предполагают, что 10 июля 1901 года Николай II и Александра Федоровна вновь встречались с «лионским магнетизером», который их поучал.

Почему же он получил право поучать российского монарха? Только потому, что это право ему дали. А дали потому, что в него поверили. А. А. Вырубова, в течение последнего десятилетия существования самодержавия в России являвшаяся близкой подругой Александры Федоровны, в воспоминаниях обмолвилась, что императорская чета верила, что месье Филипп принадлежал к числу людей, обладавших Божией благодатью, молитву которых Господь слышит. То, что Филипп — шарлатан, не имел медицинского диплома, наконец, был инославным (католиком), — не имело никакого значения. Они верили в мистический опыт этого человека, явно переоценивая возможности такого опыта. Отсюда — вера в то, что медиум может вызвать дух почившего родителя и спросить у того, как управлять отечеством. Управлять можно было, разумеется, только опираясь на традиционные самодержавные принципы. Много лет спустя, в 1915 году, императрица напомнила мужу, что его министры «должны поучиться дрожать» перед ним, как об этом говорил m-r Philippe. Те же мысли, со ссылкой на Филиппа, проводились ею и в письмах 1916 года: император должен быть твердым, а конституция для России будет гибелью и России и самодержца. «Духи», очевидно, говорили правильно, действуя в то время уже через другого человека — сибирского странника Григория Распутина (о котором речь еще впереди).

Правильное понимание самодержавного принципа гражданином республиканской Франции не могло не укреплять и веры в то, что он говорил относительно рождения императрицей сына, «если не на этот раз, то непременно на следующий». Написавший эти слова А. А. Половцов полагал, что, руководствуясь исключительно сообщениями и назиданиями Филиппа, император более ни с кем не советовался, давая только «импровизированные» врачевателем приказания, «без предварительного обсуждения и согласования с обстоятельствами, с потребностями, с целями сколько-нибудь обдуманными». Подобный взгляд на действия монарха показателен по нескольким причинам. Во-первых, Половцов характеризует Филиппа как человека, влиявшего на принятие решений самодержавным монархом, тем самым очерчивая и границы его «самодержавия». Во-вторых, он оценивает носителя высшей власти в стране как управляемого. Комментировать здесь нечего.

В России Филипп сумел получить то, что никак не мог получить на родине, — официальный диплом и высокий чин. 9 ноября 1901 года Николай II записал в дневнике, что достал своему «другу» «диплом на звание лекаря из Военно-медицинской академии. Николаша, — продолжил самодержец, имея в виду великого князя Николая Николаевича, — тотчас же заказал ему мундир нашего военного врача». Диплом доктора был выдан военным министром А. Н. Куропаткиным в нарушение существовавших правил. П. И. Рачковский, собравший на Филиппа целое досье, не смог убедить императора, что его «Друг» — авантюрист. Более того, «компромат» на Филиппа послужил причиной увольнения Рачковского.

Разумеется, сам заведующий русской агентурой в Париже не решился бы делать представление «по начальству», не получив соответствующих полномочий. Они были ему даны уже после того, как лионский «магнетизер» получил чин действительного статского советника: обеспокоенный ростом влияния французского целителя, дворцовый комендант П. П. Гессе с разрешения царя запросил Рачковского, на что последний немедленно откликнулся. Донесение Рачковский лично привез в Петербург, заявив непосредственному своему начальнику — министру внутренних дел Д. С. Сипягину, что привез его Гессе. Министр, лучше Рачковского оценивавший положение вещей, порекомендовал ему уничтожить привезенные материалы. В результате «звезда» Рачковского надолго закатилась: занявший пост руководителя МВД после убийства Сипягина В. К. Плеве немедленно уволил заведующего русской агентурой. Ему, правда, назначили пенсию, указав, что получать он ее будет в Брюсселе, где должен безвыездно проживать. Писавший об этом С. Ю. Витте утверждает, что Плеве сказал ему по поводу увольнения Рачковского: «Я это сделал по повелению государя императора». Историю Рачковского изложил в дневнике и А. С. Суворин, не забыв упомянуть о вызовах (на сеансах Филиппа) духа Александра III.