Крым - Александр Проханов

Дробинник некоторое время молчал. Потом произнес:

– Вы же понимаете, Евгений Константинович, что обстоятельства изменились. В этих новых обстоятельствах президент откажется вас принять.

– Но почему, Петр Тихонович? Это недоразумение, абсурд! Меня оговорили, какой-то враг, какой-то могущественный соперник. Уверяю вас, если президент меня выслушает, он все поймет, и недоразумение рассеется. Помогите встретиться с президентом, умоляю вас!

– Думаю, что это невозможно.

– Объясните, что случилось! Хоть вы-то мне объясните! Выслушайте меня, и доложите о нашем разговоре президенту. Умоляю, Петр Тихонович!

Дробинник помолчал.

– Ну, хорошо. Через час встретимся в ресторане «Боттичелли». Вы, кажется, любите этот ресторан?

Они встретились в полупустом ресторане, среди античных колонн. Бесшумно скользили официанты в облачении венецианских дожей. Метрдотель в золоченой парче, с маленьким бутафорским мечом на боку приветствовал Лемехова низким поклоном.

– Здесь вас ценят, как великого деятеля. Мы рады, что вы не забываете наш ресторан. Что вы желаете, господа? – Он положил перед Лемеховым и Дробинником кожаные карты меню.

– Чай и что-нибудь сладкое, – не раскрывая меню, сказал Дробинник.

– Лучшие сорта тайского чая и фруктовый торт.

– Несите, – сказал Дробинник. Отослал метрдотеля холодным взглядом прозрачных глаз, в глубине которых темнели две свинцовые точки. Через лицо пролегал розовый шрам, и казалось, что это лицо можно разломить на две части, как надрезанный плод.

– Что случилось, Петр Тихонович? Почему эта нелепая отставка? Это какая-то ошибка! Президента ввели в заблуждение. Меня оклеветали!

Дробинник смотрел на него прозрачными, как апрельская вода, глазами, в которых темнели две черные икринки. Спокойно произнес:

– Видите ли, Евгений Константинович, наш президент очень восприимчив к вопросам чести. Как офицер, он привержен чувству долга. Он держит свои обязательства перед соратниками, заслоняет их всей силой своего авторитета, если они споткнутся или совершат неточный шаг. Но он не выносит вероломства, предательства. Его предавали те, кого он вывел в люди, наделил достатком и властью. Его предал целый класс, который вдруг повалил на Болотную площадь и требовал для него смертной казни. Он, я знаю, относился к вам очень сердечно, рассчитывал на вас, связывал с вами далеко идущие планы. И был, Евгений Константинович, разочарован в вас.

Им принесли чай и фруктовый торт. Официант с изящным поклоном разливал в розовые чашки душистый черно-золотой чай. Присутствие официанта мешало им говорить. Но как только тот скрылся за колонной, Лемехов заговорил, жарко, нестройно. Вонзал одну незавершенную фразу в другую:

– Я преклоняюсь перед президентом, служу ему верой и правдой!.. И правдой, и верой!.. Он для меня великий лидер и вождь!.. И вождь, и лидер!.. Как Петр Первый, как Иосиф Сталин!.. Иосиф Виссарионович Сталин!.. Он для меня путеводная звезда!.. Он статуя на носу корабля!.. Если какой-нибудь враг или террорист, ну вы это знаете лучше, я кинусь и заслоню его от пули!.. Хотя это не я говорил, это Двулистиков, мелкий интриган и предатель!.. Для меня президент – глава Государства Российского, которому я поклоняюсь, как божеству!.. Не президенту, а Государству Российскому!.. Но и президенту, и президенту тоже!..

Дробинник смотрел на Лемехова, как смотрит естествоиспытатель на биологический вид. В глубине его прозрачных глаз трепетали дробинки.

– Вы создали партию «Победа», которая задумана вами как президентская партия. Присутствие Патриарха на съезде многим напоминало помазание на царство. Вы не скрывали своих президентских притязаний.

– Это ошибка, ошибка!.. Неверное толкование!.. Партия «Победа» – президентская партия, но президента Лабазова!.. Новая идеология, новый рывок!.. О котором говорит президент!.. Гвардия инженеров!.. Алтари и оборонные заводы!.. Я готовлю новый Большой проект, проект «Россия»!.. Я начертаю образ русского будущего!.. Все устали от бессмыслицы, эгоизма!.. Я провозглашу новую философию государства!.. Философию русского будущего!.. Мессианский лидер грядет!.. Не я, конечно не я!.. Президент Лабазов!.. Это его президентская партия!..

Дробинник спокойно слушал, как врач выслушивает пациента. Лемехов чувствовал, что не в силах убедить собеседника. Шрам на лице Дробинника был похож на порез, хлюпающий кровью. И надо сомкнуть порез, соединить две половины лица, чтобы они не распались… Соединить две половины рассеченного мира, по которому прошелся порез, и неведомое лезвие полоснуло по его, Лемехова, жизни.

– Вы ездили по оборонным заводам, уговаривали директоров и инженеров войти в вашу партию. Говорили о своем будущем президентстве. Неуважительно отзывались о действующем.

– Напротив, напротив!.. Спускали лодку, и я говорил, что это личная победа президента Лабазова!.. Проводили пуск ракеты с подводного старта, и я сказал на фуршете, что это салют в честь президента Лабазова!.. В честь нашего президента!.. Много злых языков, много скептиков, недовольных!.. Критикуют власть, критикуют президента, что, дескать, устал, даже болен!.. Не хочет руководить государством!.. Все какие-то развлечения, прихоти!.. То журавли, то уссурийские тигры, то подводная амфора, то таймень величиной с кита!.. И коррупция, и жену в монастырь, и связи с певицами и балеринами!.. Я все пресекал, пресекал!.. Вырывал языки!.. Да не все, видно, вырвал!.. Один остался, который оклеветал меня в глазах президента!..

Дробинник смотрел на Лемехова, как следователь на арестанта, добиваясь признательных показаний. Слепящая лампа в лицо, бесстрастный голос перечисляет улики. И от этого ледяного голоса глубинный страх, сжимающий сердце, притаившийся в памяти ужас, который достался от давней родни, прошедшей сквозь ночные допросы и железные лязги дверей.

– Было странно наблюдать ваше зимнее плаванье по Москве-реке вдоль Кремля, когда на облаках, над Кремлевским дворцом возник ваш портрет, как Нерукотворный Спас. Президент заметил, что подобный лик появлялся над Кремлем только в эпоху Сталина, и это был лик самого Сталина, некоронованного монарха.

– Ну, это пустяки, просто шалость!.. Выдумка стилиста Самцова!.. Он искал новый образ, и с помощью лазеров, на облаках!.. Заоблачная фантазия!.. Он говорил, что мне нужны четки и портрет в новом стиле!.. Не как с Медным всадником, а в новой имперской манере!.. Я привез президенту четки!.. Удивительный рынок, как волшебный фонарь!.. И лампы Аладдина, и кальяны, как стеклянные птицы!.. Как цветные павлины!.. Почему я павлин?.. Этот мстительный старик Саватеев!.. Я забыл, что хотел сказать!..

Лемехов путался. Прозрачные глаза взирали на него неподвижно. В светлой глубине темнели икринки, в которых зрела молчаливая смерть. Лемехов страшился этого медленного неуклонного созревания. Смерть прянет из глаз Дробинника и поглотит его.

– Я не могу устроить вам свидание с президентом, – сказал Дробинник. – Я не должен был с вами встречаться. Но я испытываю к вам симпатию и не хочу, чтобы вы напрасно обивали пороги инстанций. На этом направлении ваша карьера завершилась. Попробуйте начать все сначала, но от другой отправной черты. Может быть, вам следует уехать из Москвы? – Он подозвал официанта и рассчитался. Поднялся и, не протягивая Лемехову руки, с легким поклоном удалился. А тот остался сидеть, бормоча:

– Я привез от Башара Асада послание!.. Не письменное, а на словах, из уст в уста!.. Я выдержал испытание водой, у фонтана любви!.. И огнем, на сирийской войне!.. скрежет пуль по броне!.. Господи, что же мне делать?..

Он поднялся, пошел среди античных колонн туда, где тихо журчал фонтан. Ему навстречу брызнула музыка, засверкали цветные лучи. Вода в фонтане вспыхнула небесной лазурью. Божественная в своей красоте, обнаженная, прикрывая грудь и живот золотом пышных волос, на перламутровой раковине появилась Венера. Еще один шедевр Боттичелли, явленный Лемехову, ничтожному и уродливому.

Глава 25

Его немощь и подавленность длились недолго. Сменились бурной, застилающей разум ненавистью. Он возненавидел генерала Дробинника, его водянистые лягушачьи глаза с черными икринками, в которых дергались злые головастики, готовые превратиться в черных ужасных жаб.

«Это он, ищейка Лабазова!.. Выслеживал, вынюхивал, доносил!.. Агенты были на съезде, были на заводах, были у «фонтана любви»!.. Знал про ресторан «Боттичелли»!.. Метрдотель – его платный агент, с диктофоном в бутафорском мече!.. Официант – его платный агент с диктофоном в фарфоровом чайнике!.. Венера на раковине – платный агент, с диктофоном в золотых волосах!..»

Ненависть бурлила, поднималась, как лава из бездонной дыры, черно-красная, удушающая. Сердце разбухало, изрыгало ненависть. Он ненавидел Лабазова, мелкие черты лица, редкие белесые волосы, длинные губы, которые он вдруг складывал в хоботок, становясь похожим на муравьеда. Ненавидел шелестящий голос, бравую походку, которой он маскировал свою неуверенность. Ненавидел больную потребность постоянно быть на виду, позировать перед телекамерами, на фоне боевых кораблей, самолетов и танков, которые своей грозной мощью компенсировали его слабость и безволие.