Комната страха - Эля Хакимова

«К тебе. Туда». Лара была уже очень серьезна и сосредоточенно летела по направлению к самой темной аллее парка.

Ева, кое-как поспевая за сестрой, вбежала в парк. Пересекая его границу, она почувствовала, как изменился воздух, – он стал неподвижным и как будто более влажным. В полной тишине раздавались чавкающие звуки – это Ева бежала по густой каше из нерастаявшего снега, воды и земли, густо приправленной полусгнившими листьями.

Спустя какое-то время она нырнула вслед за Ларой в тоннель, зиявший черной дырой входа. Вход был скрыт за кустами, ветви которых спутались в почти сплошной войлок из проволоки прутьев и жестких вечнозеленых листьев, и, если бы не Лара, Еве снаружи ни за что не удалось бы даже увидеть люк в катакомбы.

Тень, не отстававшая от Евы от самого дома Марфы, все так же незамеченной последовала за ней и туда.

Дальше бежать было значительно легче. Длинные коридоры, потолки которых то взвивались вверх, то тяжело нависали над головой, были скудно освещены лампами. Некоторые из помещений или ответвлений ходов, мимо которых пробегала Ева, были завалены битым кирпичом и крупными камнями. Несколько раз упав, споткнувшись о мусор или камень, она роняла и снова поднимала бумажный мешок, который принес ей курьер у собора. Прижимая к себе мятый пакет, Ева от души надеялась, что содержимое его – вещь не хрупкая и не бьющаяся. По тяжести, по крайней мере, она могла предположить, что сделана эта вещь из железа.

В очередной раз растянувшись на каменном полу, Ева потерла ушибленное колено и, вставая, схватила обеими руками пакет.

Сведенные руки с силой стукнулись друг о друга, пройдя сквозь пустоту. Опомнившись, Ева огляделась вокруг. Снова очутилась в Доме. И не в самом лучшем его месте. Раскаленный песок плавился в стекло. Чудовищно яркий свет отвесно падал вниз расплавленным потоком. Все. Умерла.

«Я так и думала, что эти девчонки не справятся, – заметила Сеньора, терпеливо поджидавшая, пока Ева, наконец, ее увидит. – Ничего нельзя им поручить».

Сеньора зябко повела плечами и укуталась в шаль. Волосы ее были растрепаны, правый рукав длинного платья а-ля Директория был почти оторван.

«Я умерла?» – безнадежно опустив руки, спросила Ева.

«Да. Но еще не поздно вернуться. Разумеется, если пожелаешь. – Сеньора вопросительно взглянула на Еву– Ты ведь хочешь?»

«Да. Наверное, – вздохнула Ева. – Мне зачем-то надо вернуться».

«Видимо, не очень», – с сомнением оглядев ее, заметила Сеньора.

«Ничего не понимаю, – устало протянула Ева. – Все это так запутано!»

«Просто ты не привыкла жить в обратную сторону, – добродушно объяснила Сеньора. – Поначалу у всех кружится голова… Одно хорошо, помнишь при этом и прошлое, и будущее».

«Я и прошлого не помню. Разве можно помнить то, чего еще не случилось?»

«Значит, у тебя память неважная. Но тебе легче, ты всего лишь вспоминаешь себя. Твоя сестра, например, прямо сейчас пытается вспомнить другого человека».

Ева стояла, с трудом сохраняя равновесие на зыбкой корочке хрупкого песка, под которой волновалось кипящее стекло. Сеньора, тяжело вздохнув, подняла голову, затем, расправив плечи, снова взглянула на Еву огромными темно-карими глазами.

«Я рада, что вы здесь со мной», – сказала Ева.

«А я уже ничему не рада, – вздохнула Сеньора. – Забыла, как это делается. Тебе повезло: умерла, да еще и радуешься, когда захочешь».

«И все-таки здесь очень одиноко. Я не хочу быть одна. – Ева оглянулась вокруг и под одобрительный кивок Сеньоры, ставшей невообразимо красивой, облачившейся вдруг в прелестнейшее платье, будто сшитое из лепестков чайных роз, уже закричала в полный голос: – Я хочу обратно к своим детям! Хочу жить!»

Глава 10

Черный рыцарь, Белый рыцарь

Открыв глаза от собственного крика, она села. Ощупала свое тело и, со всхлипом вздохнув, обхватила огромный живот: «Все хорошо, мама с вами». Недовольные обитатели живота толкнули ее легонько изнутри – мол, что у вас там снаружи происходит?

– Тш-ш-ш-ш, все хорошо. Все хорошо, – шептала Ева, поглаживая живот трясущимися руками. Больше она ничего не боялась. Только всеми фибрами души своей, каждой клеточкой тела желала спастись. Спасти себя и детей, во что бы то ни стало.

Непоколебимое спокойствие заполнило ее тело, как форму – цемент. Воля заморозила его до бриллиантовой твердости. Не было страха, не было усталости и слабости. Была решимость и абсолютное спокойствие. Восстановленное дыхание мерно приподнимало грудь. Руки с ногтями, сорванными в кровь, больше не тряслись. Широко открытые глаза могли теперь видеть реальность.

Внимательно оглядевшись, Ева заметила, что она уже не в клетке. Кто-то положил ее на лежанку из матрасов, сложенных прямо на полу. Импровизированное ложе находилось в углу какого-то помещения. Было ли оно тем же самым, в котором Ева сидела, будучи запертой в клетке? Неважно. Важно, что вокруг никого нет. И рядом стоит лампа. Все остальные углы помещения были темны. Есть здесь кто-нибудь?

– Эй, кто-нибудь? – тихим настороженным голосом проверила Ева и подняла лампу повыше, стараясь рассмотреть помещение в поисках выхода.

Он был здесь. Головы не поднял, потому что читал книгу. Вернее, делал вид, что читал. В полной темноте ему вряд ли удалось бы рассмотреть хоть одно слово. Или читал? Некоторые животные видят и в темноте.

– Я ухожу, – сказала ему Ева, высушив голос до мертвого шелеста.

– Мы все путники. Все идем по дороге в никуда. – Его голос, напротив, был глубоким, живым и сочным. Если бы Ева закрыла глаза, она снова впала бы в заблуждение, приняв этого человека за своего начальника. Но они отличались. И разница была разительна. Даже в фигурах: Макс был более сухим, не таким массивным.

– Вам лучше отпустить меня, – тихо и твердо сказала она.

– Не надо быть милосердным к тем, кто умрет. Я их ненавижу, – все так же без выражения продолжал он. Казалось, он ждет чего-то или кого-то и от нечего делать размышляет вслух. Вообще же он имел вид человека, проделавшего большую работу. И вот, наконец, полностью удовлетворенный, но с некоторой грустью перед расставанием, огладывает он дело рук своих. Спокойствие путника перед дальней дорогой, дорогой в один конец.

– Нерастраченный потенциал толкает человека на то, что он хочет стать Богом. Спросите у него, он вам все подтвердит. – Мужчина кивнул в сторону, не глядя, все еще погруженный в себя.

Ева, по-прежнему ничего не понимая, повела рукой с лампой в указанном направлении и, едва не выронив ее, увидела в проеме Макса. Это был он, вне всяких сомнений. Как могла она их перепутать, непостижимо. Зачарованно разглядывая нежданного участника событий, Ева обратила внимание на его напряженную позу. Хищник, изготовившийся к прыжку. Полная противоположность буддистскому спокойствию брата.

– Я больше не понимаю тебя. – Голоса их были настолько похожи, что с закрытыми глазами можно было подумать, будто говорит один человек.

– Один поэт. Другой воин. Ты наконец выбрал, кем хочешь быть?

– Я хочу увести ее отсюда и больше никогда тебя не видеть.

Брат Макса вздрогнул, как от удара, и наконец отложил книгу.

– Не понимаю, на что она тебе?

Ева заметила, что спокойствие их противника было обманчивым, и под его маской безмятежности идут тектонические процессы, как будто под обманчивой твердой корой кипит расплавленная магма. Время от времени пальцы трепетали, словно пробегая по невидимым струнам, мышцы лица подрагивали – как если бы Ева смотрела на брата Макса сквозь марево горячего летнего солнца. Ее снова стал бить озноб.

– Я тоже не понимаю, зачем тебе все это.

– Дежавю. Наш последний разговор в старом доме… Продолжим с того, на чем остановились? Это мой клад, мой дом. Я нашел ключи Сеньоры, и старик не должен был оставлять все чужим.

От нее не ускользнуло, что Макс во время разговора постоянно перемещался, занимая позицию между Евой и братом. Напрягшись, она приготовилась в любой момент встать. «Только будь осторожен, будь осторожен, пожалуйста», – стала шептать она.

– Это его деньги, и он оставил их тому, кому посчитал нужным.

– Но ведь мы его семья! И я нашел большую часть документов и ключ.

– Ты и Бертран, – поправил брата Макс.

– Ловушка сработала? – Откинув голову, тот усмехнулся. – Я его предупреждал, что любопытство опасно для длинных носов, жадных рук и глупых голов.

– Значит, ты способен и на это…

– Ты всегда меня недооценивал, – кивнул Максу брат. – Я понимаю, было отчего. Я всегда опаздывал, даже родился вторым. Единственный раз, когда я был первым, – в ту штормовую ночь. Отец вытащил из горящей машины сначала меня, а не мать. Сокровища Сеньоры – еще чуть-чуть, и я сам нашел бы их. Еще самую малость, и тебе уже некого было бы находить: всех наследниц я бы устранил.

– Ты сошел с ума! Я никогда не взял бы себе ничего.

– Как хочешь. Это все равно останется нам. Мне и тебе.