Замок Толор - Александр Андросенко

– Согласен! Вот и поросенок! Ешьте давайте, еще ехать и ехать.

Я сразу завладела огромным куском мяса и принялась уплетать его за обе щеки. Чуть насытившись, обратила внимание на воина, который посоветовал взять вина: он наблюдал за мной. Встретившись со мной взглядами, парень потупился и покраснел.

– Заканчивай смущать парня, Тандела, – хохотнул Дарон. – Бедняга не знает, куда глаза деть!

– Ыыыы, – ответили ему ржанием Олок и Исол.

Воин резво встал и шагнул к нашему столу:

– Ты что себе позволяешь, папаша? Я тебе не шкаф, чтобы меня обсуждать, и не шут, чтобы надо мной смеяться!

– Но-но, не горячись, – я встала, загородив дорогу к герцогу, и парень с удивлением обнаружил, что упирается носом мне в плечо.

Он смущенно отступил, а я сделала еще шаг вперед и добавила:

– И не пялься на меня!

К сожалению, все испортил Дарон, тут же одернувший меня:

– Тандела, что за манеры! Значит, вон тем крестьянам тебя разглядывать можно, а этому благородному воину – нет? Уважаемый, садись с нами, выпей! Я не хотел обидеть тебя!

Парень был красный как рак, но все же сумел сдержаться и сказал:

– Спасибо за приглашение, господа, но я лучше своим пивом давиться буду.

Герцог нахмурился и рыкнул:

– Садись, когда благородные господа зовут тебя, солдат! Я дважды повторять не люблю!

И, к моему удивлению, парень действительно сел. Как можно дальше от меня и див Пимобата, на самый край лавки, но сел.

– Меня зовут Дориан, милорды. Прошу простить мою дерзость.

– Не Дориан ли Слагающий Баллады? – спросил Дарон.

Парень тяжело вздохнул и обреченно склонил голову:

– Он самый, милорд.

К моему удивлению, Олок и Дарон одновременно загоготали еще громче, чем до этого, а Дориан снова густо покраснел и с тоской посмотрел под стол.

Прятал глаза? Или (я вздрогнула от внезапной догадки) рассматривал мои ноги?!

Глава 33. Тандела

К моему удивлению, даже Рувор заглянул в окно – так ему захотелось посмотреть на стихоплета, присевшего за наш стол. Дарон хмуро глянул на него, и тот вернулся обратно – следить за кучей золота, что была насыпана в наши седельные сумки. Впрочем, едва он исчез, герцог сказал мне:

– Ешь быстрее, и сменишь Рувора.

Я кивнула и с новым рвением заработала челюстями. А аристократы тем временем угощали Дориана вином и пивом. Тот не отказывался, и даже на некоторое время перестал пялиться под стол, что меня чуть успокоило. Пока Олок уговаривал сочинителя баллад не обращать внимания на то, что кувшин заканчивается, а пьет он один, прикончить еще один стаканчик, я доела одну ногу, взяла вторую и встала.

– Уже? – удивился Дарон, еще не разобравшийся с первым куском.

– Угу, – кивнула я и вышла на улицу.

Рувор сидел на крыльце и бдительно посматривал за парнишкой, кормящим лошадей. Я протянула ему ногу:

– Будешь? Или можешь туда идти.

– Спасибо! – он вцепился в свинину крепкими зубами. – Я пока что с тобой посижу. Никогда не видел других эрольдов.

– Ну, я далеко не типичная эрольдка.

– Это я уже понял. Ты выглядишь как настоящая женщина. Не эти… Мышцы… шея, запястья – все очень мощное. Ой, извини, я не хотел тебя обидеть!

– Я в курсе, как я выгляжу, – улыбнулась я. – И ни капли этого не стесняюсь. Я прежде всего – воин. Немногие могут сравниться со мной в бою. Сейчас для меня это главное.

– Сейчас?

– Да. Потом я вырасту и захочу замуж. Тогда и подумаю о красоте!

– Все-таки волосы тебе надо отпустить! С ними о красоте думать уже будет не обязательно!

– Олок говорил что-то похожее. Считаешь, это так важно?

– Конечно! Судя по всему, у тебя они зеленые. Сразу говорят о происхождении.

– Я не считаю, что эрольды – это образец красоты и идеал для подражания. Большая часть эрольдов ни о чем, кроме себя, не думают.

– Как это?

– Бессмертие и вечная молодость, вкупе с отшельнической жизнью в Вечном лесе, сыграли с нами дурную шутку. Мы не старимся, но и не живем. Чуть повзрослев – начинаем опасаться боев. Сколько ты видел эрольдов из Леса в армиях? Ни одного. Ибо боятся смерти.

Рувор фыркнул:

– Ну, я не боюсь смерти! Один-то есть!

– Ты молод. Повзрослеешь – поймешь.

– Да ты сама говоришь, что еще дите!

– Да. И я тоже. Взрослые эрольды выбирают отшельничество. Или невероятно осторожны.

– Сказки! Моя мать дважды с оружием в руках дралась за мою жизнь!

– Всего дважды? Спокойно у вас было. Моя даже не считала. Но обе они в конечном итоге нас бросили.

– Не смей говорить плохо о моей матери! – рыкнул Рувор и вскочил.

Я, удивленная такой импульсивностью, тоже встала, чуть ли не быстрее его:

– Э-э-э! Остынь, малыш! – предупредила я его. – Я ничего такого не говорила! Ты сам сказал, что она вас с отцом бросила!

– Да пошла ты! Мало ли, что я сказал им! – он мотнул в сторону таверны, из которой доносилась похабная песня в исполнении сочинителя баллад.

Ого, подумала я, наблюдая за удаляющейся к коням спине Рувора. Парнишка-то обиделся. Соврал про мать, что ли? Да и этот пренебрежительный жест… Не любит людей? Я прислушалась к балладе Дориана и вздохнула. Определенно, если он писал о собственных похождениях, он был как минимум двужильным. Зачем бойцу, раненному дважды при штурме замка в разгар боя, «предаваться ласкам» с одной из служанок, мне было непонятно. Нетерпячка, что ли? А-а, «долгие одинокие ночи». Понятно. Хотя если это все-таки автобиография, такому парню надо здорово постараться, чтобы его ночи были одинокие.

Ну, не важно. Вон, Рувор идет извиняться. Послушаю для разнообразия.

– Извини, Тандела, я погорячился, – сказал он, не глядя мне в глаза. И голосом, отнюдь не говорящим, что он извиняется. – Не люблю, когда говорят о матери.

– Ничего страшного. Я не обиделась. Сказал бы сразу, что это запретная тема, а то, вон, Дарону ничего такого не говорил.

– Ты не понимаешь! – опять взъярился он. – Они – другие! Не такие, как мы!

– Смертные? – закинула я удочку.

– Нет!.. Да!.. Не знаю! Не важно! – Рувор метался от ярости.

И тут раздался вопль герцога:

– Рувор, ну ты где застрял? Дориан споет нам новую песню! – И парень мигом взял себя в руки.

Только что передо мной стоял эрольд, готовый спорить с пеной у рта, а через мгновение – спокойный, верный слуга. Он отвернулся от меня и вошел в трактир, оставив меня гадать, какой Рувор настоящий. Тот, что благожелательно выполняет поручения герцога, или тот, что яростно кивает на трактир, где сидят «они».

Поэт запел новую песенку. Такую же «героическую», как и предыдущая. Эрольд хохотал вместе со всеми, но мне вовсе не казалось, что смеется настоящий Рувор. Настоящий был другим. Тем, в чью яростно вздымающуюся спину я смотрела у коновязи. А это была просто маска. От кого?

Как Дориан ни уговаривал благородных господ остаться в трактире и не выезжать на ночь глядя, мы выехали, причем практически сразу же, как только он допел новую балладу. Поэт тем не менее выскочил во двор и попробовал надавить на жалость ко мне:

– Милорд, я понимаю, вы человек бывалый, но девушка! Хотя бы ради нее стоило остановиться!

Олок с Исолом засмеялись, а Дарон ответил:

– Дориан, эта девушка ночевала под открытым небом гораздо чаще, чем я! И даже чаще, чем герои твоих баллад в объятьях прекрасных женщин!

– Хой! – Олок развернул жеребца и пустил его рысью в направлении Хроса.

Дорога была унылой. Да, нам встречались люди и даже целые торговые караваны, но все были заняты делами и на нас не обращали внимания. Как и мы на них. Я бдительно следила за Рувором, он оставался добрым и услужливым лесничим. Надо будет обговорить это с Исолом перед ночевкой. До Хроса оставалось буквально пару десятков километров, когда Дарон решал, что на сегодня хватит.

– Вооон там заночуем! – он показал на крохотную рощицу чуть в стороне от дороги. – Что-то мне подсказывает, что там ключ.

– Да ладно? – хохотнул Олок.

– А по-моему, когда мы спускались с холма, эту мысль высказал Рувор!

– Не-не; я ничего такого не говорил! Милорд и сам разбирается!

– Ага! А еще милорд очень щедрый, когда у него хорошее настроение! – поддакнул Исол.

Ужинали вяленым мясом, сборы на ночь прошли в полной тишине. Даже я чувствовала себя разбитой. Сто километров в день это не шутки. Но у меня еще было дело, поэтому едва закрыв глаза, я потянулась к Исолу:

– Колдун, не спишь?

– Ты, Тандела? Чего пугаешь старика?

– Есть разговор.

Чем хороша мыслеречь – не обязательно подбирать слова своим ощущениям. И пересказывать, что случилось, тоже не обязательно. На Исола обрушились мои воспоминания, чувства, мысли – все то, что я испытывала, когда Рувор скинул свою маску лучшего лесничего. Колдун думал недолго:

– Парень впервые встретил эрольдку. Он еще слишком юн и не может себя контролировать. Вот и чуть не сорвался. Возможно, очень мать любил. Спи спокойно.