Нео-Буратино - Владимир Корнев

— Я неясно сказала? Отстань и не ходи за мной! Видеть тебя не могу!

— Сегодня мы до конца осознаем возможности западной строительной индустрии, — вещал Стилобатов. — Перед нами наглядная демонстрация ее мощи, ее новаторских достижений, и, поскольку в нынешнюю переходную эпоху мы с сожалением переживаем затянувшуюся паузу в муниципальном строительстве, мне представляется, что это здание не только станет достопримечательностью, но и положит начало новому строительному буму, который охватит город на Неве и всю Россию, и возрождению подлинно петербургских традиций зодчества. Обращаясь к инвесторам, мне хотелось бы поблагодарить наших коллег, австрийских архитекторов и строителей, за удачное завершение строительства. Теперь можно надеяться, что совместными усилиями мы спасем красоты Северной Венеции.

Архитектор завершил свое пространное выступление под несмолкающие аплодисменты.

Авдотья присоединилась к праздничной толпе поклонников Стилобатова, рассыпающих комплименты перспективному зодчему. Тиллим чувствовал, что она хочет познакомиться с этим эффектным субъектом, по слухам, покорителем многих женских сердец. Мысль о том, что Авдотья может стать очередной жертвой его любвеобилия, повела Папалексиева вслед за взбалмошной телевизионщицей. Отвергнутый Тиллим решил во что бы то ни стало прославиться сегодня же, сейчас, тем самым реабилитировать себя перед Каталовой и предотвратить ее сближение со Стилобатовым. План был прост. Главное — привлечь внимание публики, поразить ее воображение, может быть даже устроив маленький скандал. Тиллима уже не смущала неосведомленность в архитектуре, когда он увидел, как Авдотья кокетливо лепечет со Стилобатовым, то и дело бросая презрительные взгляды в его, Папалексиева, сторону. Теперь уже окруженная всеобщим вниманием персона архитектора не вызывала у Тиллима ничего, кроме ненависти. Однако, подойдя к нему, в точном соответствии со своим планом, Папалексиев с деланным восторгом отозвался о его ораторском даре и высказал свое восхищение уникальным строением. Взяв обеими руками десницу Стилобатова, он тряс ее в дружеском рукопожатии:

— Вы так здорово выступали! Вас сегодня слушало полгорода! Это была выдающаяся речь!

Авдотья раздраженно отвернулась, сделав вид, будто ищет в толпе знакомого.

Едва прикоснувшись к Стилобатову, Папалексиев тотчас узнал его мысли и проникся глубокими познаниями в области зодчества, которые архитектор приобретает за добрый десяток лет профессиональной деятельности. Как раз в этот момент выступавший на трибуне австриец поделился с присутствующими последними соображениями по поводу столь важного события, и под всеобщее ликование наступил торжественный миг разрезания ленточки. Теперь путь к вожделенному фуршету был открыт, и толпа уже загудела, собираясь зайти в фирменный центр, но протиснувшийся к микрофону Тиллим нарушил заранее установленный распорядок презентации.

— Господа, остановитесь! Мне необходимо высказаться. Прошу внимания! — повелительно произнес он. — Вам еще не все известно. Выступления не окончены, позвольте задержать вас на несколько минут. Мы не должны преступать правил хорошего тона.

Несмотря на то что символическая ленточка была уже разрезана и гостей уже ждали яства, все замерли в ожидании. Одни были убеждены, что это плановое выступление, а остальные — их, пожалуй, было больше — хотели блеснуть знанием правил хорошего тона.

— Санкт-Петербург — один из красивейших городов мира, самый европейский город в России, окно в Европу, как сказал поэт, и не только в Европу — добавлю я, — торжественно вступил Папалексиев. — Может быть, именно из-за этого давно сложившегося стереотипа конкурс на данный проект был проведен лишь среди зарубежных фирм, нашим же, отечественным, не было уделено и малейшего внимания. Справедливо это, я вас спрашиваю? И сам же готов ответить: нет, несправедливо и постыдно! Я считаю, что власти и инвесторы допустили непростительную оплошность, не учтя в проекте архитектурных традиций и своеобразия нашего уникального города. Да-да, я не оговорился — именно петербургские традиции архитектуры, которые здесь многие вспоминали с показным пиететом, и не были учтены авторами проекта и координирующими организациями!

Толпа заволновалась, послышался нарастающий ропот. Кто-то был возмущен выступлением никому не известного оратора, многие, напротив, выражали свою солидарность и согласие с выступающим. Тиллим же пока не думал останавливаться:

— К сожалению, современным западным архитекторам дух нашего города оказался чужд, не в пример их великим предшественникам, как известно, немало потрудившимся над созданием нашей Северной столицы, и в итоге мы получили отношение, которое не учитывает основ грандиозного градостроительного замысла гениев былых веков, географического положения Петербурга и вообще его архитектурной специфики. Для профессионального архитектора и для всякого, кто имеет хоть какое-то представление о феномене петербургской культуры, здесь налицо проявление, простите, элементарного невежества. Взгляните, к примеру, вот сюда. — И Тиллим указал на столб небоскреба, упирающийся в облака. — На переднем плане по фасаду мы видим огромную, ничем не привлекательную, я бы даже сказал уродливую, башню белого цвета. Какую функциональную нагрузку она несет и зачем решать ее по вертикали?

Обратившись к архитектору-австрийцу, Тиллим обменялся с ним рукопожатиями и повторил вопрос на немецком. Толпа удивленно выдохнула: выступавший был явно человек разносторонне образованный. Зарубежный авторитет что-то сбивчиво отвечал, было заметно, что он чувствует себя неуверенно. Переводчик извиняющимся тоном переводил:

— В этой башне расположен административный корпус всего комплекса организаций, а на самом верху — кабинет директора с австрийской стороны.

Папалексиев не унимался:

— По-моему, это слишком смелое, если не сказать безответственное, решение! Посмотрите: эта уродливая фаллосоподобная башня, вызывающая в сознании обывателя весьма примитивные ассоциации, претендует быть доминантой над всем городом. Ее видно в радиусе десятка километров, а то и более. Что за странная претензия? Вероятно, гость из Австрии мало знаком с концепцией психоанализа своего знаменитого соотечественника Фрейда, иначе он вряд ли допустил бы столь досадную оплошность в проекте. Интересно, какой смысл вы вкладываете в этот символ? Посмотрите — весь город со всеми его величественными архитектурно-художественными ансамблями, строгой планировкой улиц и площадей, многочисленными каналами и мостами вертится вокруг этого белого чудовища, как вокруг искусственной оси. Ваша башня совершенно не вписывается в силуэт Петербурга, и, в соответствии с этим фактом, я предлагаю городским властям в срочном порядке рассмотреть вопрос о ее демонтаже, а австрийской стороне предоставить проект размещения администрации по горизонтали.

Настроение толпы после откровений Папалексиева было многообразным. Слышались аплодисменты и ликующие выкрики:

— Правильно! Молодец!

— Очень верные замечания!

— Наконец-то.

Такова была реакция тех, кто с самого начала выражал несогласие с проектом. Другая часть публики в растерянности взирала на новоявленного героя, невесть откуда взявшегося, молча ожидая какой-нибудь паузы в выступлении, чтобы пресечь этот демарш своих противников. Самое интересное, что обе группы слушателей и догадываться не могли о подлинном происхождении идей, озвучиваемых Папалексиевым, и только он один знал о том, что излагает критические взгляды Стилобатова, оставшиеся за рамками его дипломатической речи: людям, желающим иметь положение в обществе, часто приходится, думая одно, говорить совсем другое. А Тиллим действительно был в ударе и остановиться не мог:

— Я хотел бы высказаться по поводу деталей на фасаде. Ради чего произведен их набор? Детали не создают никакого образа! Это же безвкусное нагромождение, и больше ничего! Нет идеи. Зачем все это? Нас кто-то хотел удивить?

Он затеял спор о масштабах здания с напуганным австрийцем, и к аплодисментам восторженных слушателей присоединились осторожные хлопки некоторых гостей, до сих пор выжидавших, не зная, чью сторону выгоднее принять. Дама с вызывающим декольте, стремившаяся, кроме всего прочего, выставить напоказ и свои познания в области искусства, с деланным удивлением заявила:

— Я так и думала, что это убого, и, кстати, не знала, что Мис ван дер Роэ говорит по-русски.

— И заметьте, здорово говорит! — подчеркнул кто-то из новоявленных поклонников Папалексиева, горячо аплодируя.

— Интересно, а кто вам вообще сказал, что это Людвиг Мис ван дер Роэ? — удивленно спросили у дамы.

— Ну как же! Разве вы не знаете, что он специально приехал на открытие из Франции? — парировала дама.