Алпамыш - Фазил Юлдаш

Очень обиделась Ай-Тавка.

Смекнул Кайкубат, что не наруку ему обида ее. Подошел он к зиндану — так сказал Алпамышу:

— Сват! Сказать ей: «мужем твоим согласен стать», не лучше ли было бы?

Алпамыш ему:

— Сказать можно было, да подумал я, что слово такое на сердце тебе падет, — огорчать не хотел тебя.

Говорит Кайкубат:

— Если совесть твоя чиста передо мною, скажи так. Пусть освободит тебя, а там — видно будет. Если в зиндане останешься, без тебя как я получу ее?

— Позови ее обратно, — говорит Алпамыш.

Догнал Кайкубат Ай-Тавку, — сказал:

— Вернуться тебя Алпамыш просит, — не поняла ты его, — мужем твоим стать он согласен.

Возвратилась Тавка-аим и такие слова Алпамышу сказала;

— В день печальный причитают: ой, дад-дад!Возвратил меня с дороги Кайкубат.В этой яме ты при жизни ввергнут в ад!Мной освобожденный, кем ты станешь мне?В благоденствии живет мой край родной, —Ты со мною здесь попал бы в рай земной,Сладкие с тобой беседы б я вела,Чтила бы тебя, как бога, идол мой!Мной освобожденный, кем ты станешь мне?

Отвечает ей Алпамыш:

— Коль в саду мы шахском будем жить вдвоем, —Весело, любя друг друга, заживем.Если в мой родной Конграт со мной пойдешь,Спутника и мужа ты во мне найдешь!..

Песнь третья

Вернулась Тавка-аим к себе — думала, думала, — надумала подземный ход рыть от своего дворца до самого зиндана:

Тот забудь покой, кто страстью одержим:Нет путей прямых — пойдет путем кривым.На земле ему дорогу преградим, —Он и под землей пройдет, неуловим.Сердцем Ай-Тавки так завладел Хаким,Что не побоялась под дворцом своимПрокопать подземный ход Тавка-аим.Ждать готова хоть бы год Тавка-аим…Ей людей надежных удалось достать, —К ним она выходит наставленья дать:— Раньше осени цветам не увядать!Клятву, землекопы, вы должны мне дать:Нужно это дело в тайне соблюдать.Если вы о нем не будете болтать,Можете большой награды ожидать.Не должна работа ваша быть слышна,Ни одна душа вас видеть не должна.Землю только ночью можно выносить,Незаметно, осторожно выносить… —Дни идут, проходят месяцы, и вот —Подведен к зиндану тот подземный ход.Людям Ай-Тавка опять наказ дает:— Вам теперь на волю уходить пора.Вы усердны были, буду я щедра.Худа вам не знать, желаю вам добра,До ста лет живите, но и в смертный часТайну да не выдаст ни один из вас… —Землекопов так предупредив, онаВ тот подземный ход спускается одна.При ходьбе сгибаться даже не должна,В человечий рост подкопа вышина.Выдумкой своей Тавка восхищена:Может Алпамыша навещать она!Службой Ай-Тавки доволен будет он, —Будет Ай-Тавкою он освобожден…Так Тавка-аим к зиндану подошла.Шла она сюда — веселая была,А пришла — досада сердце обожгла.Э, нехороши Тавки-аим дела!Где ее надежда, где веселье то?Оказалось, ведь — не только что войтиАлпамыш не может в подземелье то, —Он в него не может даже и вползти.Из зиндана в тот подземный ход — едваВеликанова пробилась голова…Гладит его шею, плача, Ай-Тавка, —Ведь ее надежда так была сладка,Но судьба, как видно, слишком жестока, —Должен Алпамыш в зиндане жить пока!Все же утешает он Тавку-аим:— Приходи, — хоть тут друг с другом посидим, —Нежною беседой душу усладим…

Ходит Ай-Тавка к зиндану что ни день,Утешенье великану — что ни день…А про то, где спуск в подземный ход — прорыт,Девушкам своим Тавка не говорит.Под почетным местом находился спуск, —Где обычно гость, пришедший в дом, сидит.Хворостом искусно сверху был накрыт…Ай-Тавка в зиндан ушла в один из дней, —Ведьма Сурхаиль пришла нежданно к ней.Девушки вскочили, — оказав ей честь,На почетном месте предложили сесть, —Старая карга направилась туда;В хворосте беды не видя никакой,Топчет ведьма хворост смелою ногой, —Хворост раздался под старою каргой,И в провал мгновенно падает она,Падает, гадая, далеко ль до дна.Кто б такую пакость ей подстроить мог?Хоть бы не разбиться, не лишиться ног!Спуск в подземный ход хотя и был глубок,Только не отвесно крут, а чуть отлог.Ведьма уцелела — лишь расшибла бок:Ей калмыцкий бог, наверное, помог.Но куда упала — старой невдомек.На ноги она вполне живой встает —Темным подземельем все вперед бредет,Думает: когда же хитрый Тайча-ханВтайне от нее прорыл подземный ходИ куда подземный этот ход ведет?Тут-то Сурхаиль увидела зиндан, —И Тавку-аим в зиндане застает…

Увидала старуха Тавку с Алпамышем — и такое слово сказала:

— Говорить хочу я, не шутя, с тобой:Что произошло, Тавка-дитя, с тобой?Или стала я на склоне дней слепой,Иль наряд твой не зелено-голубой?Иль в моем краю джигитов знатных нет?Сдохнуть бы тебе, Тавка, во цвете лет!Как тебя прельстил подобный людоед?!Речь мою, Тавка, дослушай до конца:Шаха ты позоришь, своего отца.Думала ль, что здесь тебя застану я?Лучше б не дошла живой к зиндану я!Шаха дочь подземным ходом из дворцаБегать на свиданье к узнику должна?!Видно, ты совсем, Тавка, развращена.Сдохнешь — будет честь отца отомщена!..Ведьма Сурхаиль все это говорит,Не в зиндане стоя, а у входа лишь.Слушает слова такие Алпамыш,Слушает — и львиной яростью горит:Но подкоп не по Хакиму был прорыт:Пролезать могла одна лишь голова!Неужель за все поносные словаТак и не ответит старая сова?!Сурхаиль меж тем пустилась наутек.Алпамыш кричит Тавке: — Беги, беги!Догони — поймай! Быстрей сайги беги! —Ноги были очень длинны у карги:Скачет, словно заяц, и чертит круги,От Тавки спасаясь, как всегда — хитра,То она туда метнется, то — сюда.Но была она, однакоже, стара,А Тавка-аим резва и молода.Вот она каргу настигла, изловчась,За подол схватила и, в него вцепясь,Держит, упустить коварную боясь.Весь остаток сил старуха напрягла, —Как рванулась — так и затрещала бязь, —У Тавки в руке — оторванный подол!С тряпкою в руке застыла Ай-Тавка,А пришла в себя — старуха далека.Вновь Тавка за ней в погоню понеслась,Но коварной ведьмы след простыл, — спаслась!

Благополучно выбралась старуха из подземелья, к шаху сразу побежала — и такое слово ему говорит:

— Кланяюсь тебе я в ноги! — говорит, —— Погибаю от тревоги! — говорит.

Ведьма, стоя на пороге, говорит:

— Голову тебе, мой шах, в залог даю —От тебя я ничего не утаю:С Алпамышем я видала дочь твою!Поздравляю с зятем! Шуток не шучу, —Суюнчи с тебя я получить хочу.Если ты и дочь не удержал в руках,Можешь ли народом управлять, мой шах?!Эта дочь твоя в девических летахСтала ведь распутной на твоих глазах!

Вскочил с места шах калмыцкий — и, на Сурхаиль разгневавшись, так сказал:

— Сама же ты беду ко мне привела, и сама с жалобой приходишь! Не Алпамыша ты опоила, — несчастье навлекла на меня. Клялась — обещала: «Я, мол, его изведу! Посидит, мол, под землей — сгниет Алпамыш!» А я уже сколько лет только про Алпамыша слышу, — а он все жив, — не гниет! Сколько мне из-за него огорчений!..

Отвечает шаху Сурхаиль-ведьма:

— Что ни прикажешь — все в твоей власти. Прикажи пятьсот арб запрячь и ехать им на Зиль-гору. Пусть они там камнями нагрузятся, и этими камнями зиндан пусть завалят: сверху будут камни давить Алпамыша, с боков — земля прижимать его будет, — он и помрет. А уж если от этого не помрет, значит — ничем не изведешь его.

Понравились калмыцкому шаху эти слова — так и приказал он сделать.

Услыхала про это Тавка-аим, — вышла арбакешам навстречу — и такое слово сказала им:

— Слову моему красноречивым быть,Слову быть красивым и правдивым быть,Славе недруга — остывшим пеплом быть.Земляки мои! Коней вы запрягли, —Каждому из вас живым-здоровым быть,Вашему пути, друзья, счастливым быть!Все же в этот путь зачем пускаться вам?Дружеским моим поверьте вы словам:Камни с гор возить не так легко коням,Эти камни службу не сослужат вам, —Что вам ездить зря по ведьминым делам?Головы она преступно кружит вам!Слушайте меня — езжайте по домам.Вам, работникам, не скажет Сурхаиль,Что вас ждет на той горе проклятой, Зиль:Там живет свирепый огненный дракон, —Встретитесь ему — всех уничтожит он.Проглотить способен даже гору он!Весь ваш караван на гибель обречен,С муками и смертью путь ваш сопряжен, —Пожалейте ваши семьи, ваших жен!Ехать может тот, кто разума лишен.Этим делом не прельщайтесь, говорю,Арбакеши, возвращайтесь, говорю!..

Встали арбакеши — отвечают ей: