Вся наша жизнь - Владимир Аренев

— Зачем ты явился? — сказал ему Зшириз.

— Ты знаешь, — ответил Проклятый. Веко его задергалось сильнее.

Одет был Рига в обычный дорожный халат, не дорогой, но удобный, с широкими карманами — в эти карманы он и опустил свои руки. Телохранители напряглись, но Зшириз остановил их взмахом руки:

— Он убивает словом — не действием. Говори. И знай, я не поддамся.

— Я знаю, — сказал Проклятый. — Ты умрешь от кинжала.

— Все? — насмешливо спросил Зшириз.

— Нет, — покачал головой Рига.

Он шагнул вперед и резким движением поправил прядь волос.

— Вот теперь все.

Я только сейчас понял, что произошло. Правитель сполз вниз, к ступенькам своего трона, он пытался выдернуть скрюченными пальцами кинжал из горла, — но уже не мог.

Телохранители накинулись на Ригу, заломили ему руки, а тот, не обращая на них никакого внимания, плюнул в лицо умирающего.

— Ты убил Гаттина, — но я мстил за мать и отца.

Это все, что он сказал .

По свидетельству Ганеля, в течение нескольких следующих часов произошел очередной дворцовый переворот. Кропрэг, сын Гаттина Второго, сумевший бежать и скрывавшийся вдалеке от родины, воссел на троне благодаря вооруженной поддержке своих сторонников.

Но эта часть истории Риги Проклятого мало затрагивает предмет нашей книги.

Значительно более интересна та роль, которую сыграл в случившемся безымянный суур, о котором упоминает Ганель.

Месяц Нуз-Ал, день пятый.

/пропущено авторами/

Рига не принимал участия в происходящем. Он заболел, и в этом было мало удивительного. Как я уже писал, он всегда был болезненным мальчиком.

За событиями, имевшими, несомненно, историческое значение, на болезнь Риги никто не обратил внимания. Его положили в людской и забыли о нем. Никто не хотел возиться с Проклятым.

Это случилось два дня назад. Сегодня во дворец явился суур. Я узнал его — именно с ним когда-то ушел странствовать Рига. Суур спросил о Проклятом, его отвели к больному.

/пропущено авторами/

Месяц Нуз-Ал, день седьмой.

/пропущено авторами/

Умер Проклятый. Суур был при нем все это время. Тело по приказу мудреца сожгли на погребальном костре. Такой чести удостаивают только вельможных господ, но суур настоял, а Кропрэг был не против. Пепел суур унес с собой .

Так закончилась жизнь Риги Проклятого.

Следующее известие о носителе феномена…

Я оторвался от книги и покрутил колесико настройки. Лампа стала светить чуть ярче; я продолжал чтение, пролистнув несколько следующих страниц.

Как уже сказано в предыдущих разделах, способности Пресветлых условно можно разделить на полезные и вредные; прежде всего — полезные либо вредные для их носителя. И если те, кто оказывался обладателем последних, во многом повторяли судьбу Риги Проклятого, остальные проживали свою жизнь более-менее спокойно. Но все равно, так или иначе, сталкивались с суурами.

Бродячие мудрецы, несомненно, сыграли свою роль в истории феномена Пресветлых, а сыграв ее, ушли со сцены (см. Приложение 5).

Что же касается…

Нет, света лампы явно уже не хватало на то, чтобы читать нормально. Или это все оттого, что вокруг темно?

Я потер глаза и понял, что устал. Денек выдался очень насыщенным, совсем даже не похожим на прочие выходные дни. Читать дальше было бессмысленно — все равно я не пойму ни слова, а прочтение одной и той же фразы десять раз подряд мало что даст, кроме ощущения собственной непроходимой тупости. Нет, не спорю, полезное ощущение — но полезное лишь иногда и в малых порциях.

Место, на котором я остановился, пришлось заложить тоненькой матерчатой закладкой. Я отодвинул книгу и задумался. Не хотелось оставлять Феномен здесь, потому что, судя по всему, вернусь я сюда не скоро. Ну что же, не будет большого греха, если возьму книгу с собой в комнату. Буду проглядывать вечерами, перед сном.

Я так и поступил.

Запер библиотеку, занес книгу к себе и спустился в Большой зал. К моему удивлению, в такое позднее время там все еще сидели люди. А именно: Данкэн и чета Валхирров. Я пристроился рядом, пожелал коллегам приятного аппетита и приступил к ужину.

Но с такой любопытной компанией особенно много не наужинаешь. Господин Валхирр, порядком осунувшийся за последние надцать часов, даже, кажется, похудевший, смотрел прямо перед собой и ел мало. Лицо его не переставало отражать эмоции жены, а иногда — Данкэна или мои собственные. Кажется, господин Валхирр уже догадался о том, что с ним происходит нечто ужасное и крайне неприятное, но никак не мог от этого избавиться. Данкэн же, по своему обыкновению, уничтожал блюда одно за одним и проявлял ко всему окружающему полное безразличие. Несомненно, безразличие показное.

Короче говоря, все понимали неестественность ситуации, но сохраняли хорошую мину при плохой игре.

А что же госпожа Валхирр?

Я посмотрел на нее и перехватил взгляд этой женщины, затравленный, испуганный; лишь на одно короткое мгновение она позволила этим чувствам завладеть собой и проявиться. Потом все пропало. Но я все-таки был уверен, что не ошибся и видел то, что видел.

Другие ничего не заметили. По крайней мере, Данкэн все так же предавался чревоугодничеству, а господин Валхирр с услужливостью зеркала отражал при этом все эмоции журналиста. Видимо, делал он это потому, что на данный момент именно они были наиболее сильными. Если бы я дочитал Феномен , я бы знал точно, а так приходилось только догадываться.

Госпожа Валхирр ела не торопясь, часто поднимала голову и смотрела на мужа, но старалась делать это как можно бесстрастнее. Данкэн вообще не отрывал взгляда от тарелки. Господин Валхирр ел мало — у него сейчас имелись другие заботы.

Вдруг одна из ламп-факелов, висевших в зале, со стеклянным треском взорвалась, осколки брызнули во все стороны.

Господин Валхирр вскочил со своего места и закричал. Он отшвырнул в сторону стул (замечу, довольно массивный стул) и выбежал прочь.

Данкэн тоже поднялся и вопросительно посмотрел на супругу Валхирра.

— Прошу вас, успокойте его, — умоляющим тоном произнесла она, глядя на журналиста. — У меня уже нет на это никаких сил.

Данкэн отрывисто кивнул и вышел вслед за Валхирром.

Я смущенно молчал и опускал глаза.

Госпожа Валхирр закрыла лицо руками:

— Вы тоже заметили, правда? Он изменился, страшно изменился. Вы не знаете, что с ним?

— Нет, — соврал я.

Она закивала:

— Да-да, конечно. Простите за глупый вопрос — откуда вам знать. Наверное, нужно спросить у господина повествователя.

— Не нужно, — сказал я, злясь на себя за то, что делаю. — Не нужно. Думаю, к завтрашнему утру это пройдет. Или даже к сегодняшнему вечеру.