Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий

Как только он открыл глаза, офицер остановился. И заговорил на плохом русском языке:

— Кто ты есть?

Бугров молчал.

— Какой части ты есть? — требовал ответа офицер.

Бугров не ответил и на это.

— Если ты есть мольчиш, я прикажу тебя бить, — пригрозил офицер.

В этот момент к нему подошел солдат и протянул зеленую фуражку Бугрова, найденную, очевидно, под обломками хибарки.

— О, зольдат по границе! — догадался офицер. — Ты большевистский есть фанатик. Русская армия бежит под силой немецкого оружия. А ты стреляешь. Где есть твои товарищи?

Бугров сделал вид, что не слышит офицера. Да он и на самом деле почти не слышал его. В ушах у него шумело, он еле держал голову. И думал только об одном: лишь бы не застонать, не показать свое бессилие.

— Откуда ты пришел? — продолжал допрашивать офицер.

Бугров молчал.

— Не знаешь? — закричал офицер. — А убивать этих доблестных зольдат знаешь? Ты чекист и бандит. И будешь повешен.

«Так вот почему вы их тут выложили! — подумал Бугров. — Ну что ж, все же не задаром вы меня взяли. Жаль только, мало я вас порешил».

Перед глазами у него все поплыло, и он, как ни старался, так и не смог поднять головы. Он не видел, как к офицеру подошел другой офицер и уже по–немецки сказал:

— Торопитесь, Отто. Он через минуту испустит дух. И весь этот спектакль будет ни к чему.

— Пожалуй, — согласился первый офицер и подал команду солдатам.

Двое дюжих немцев схватили Бугрова за руки и потащили к высокому дереву, на одном из сучков которого уже висела веревка. Бугров ее не видел. Впрочем, он вообще уже ничего не видел и не чувствовал. Бугрова повесили.

— Так будет с каждым, кто осмелится поднять руку на солдат фюрера, — громко сказал офицер по–русски, обращаясь к согнанным на казнь сельчанам. И добавил уже совсем тихо по–немецки: — Потому что, если каждый русский солдат убьет по девять немцев, от германской нации останутся одни штандарты.

***

Как только Закурдаев и Борька разошлись с Бугровым, Закурдаев сказал своему спутнику.

— Я думаю, нам вместе тоже идти незачем.

— Почему? — не понял Борька.

— И риск лишний. И увидим меньше.

— А как же пойдем?

— А вот так: ты чеши по кромке болота. А я метров на сто отойду левее. Во–первых, вдруг на немцев напоремся — сразу обоих схватят. Во–вторых, ежели со мной что случится — тебе легче будет назад дорогу искать. Так обратно по своему следу и вернешься. И всех предупредишь. Понял?

— Понял.

— А по кромке шагай смело, не бойся. Немец в болоте сидеть не станет, — объяснил Закурдаев и уже свернул было в свою сторону. Но неожиданно остановился: — Еще, крестник, сигнал нам с тобой завести надо.

— Я по–петушиному умею, — сразу предложил Борька.

— А ну…

Борька прокукарекал довольно умело.

— Артист, — похвалил Закурдаев. — Только не пойдет.

— Не похоже? — смутился Борька.

— Похоже–то, похоже. Да петухов в лесу не бывает. Ну откуда ему тут взяться? А еще как умеешь?

— Крякать умею.

— О, это дело., — обрадовался Закурдаев. — Это возле болота сгодится. Давай–ка!

Борька неплотно сжал руку в кулак, приставил его к губам, как рупор, и трижды крякнул.

— Это где ж ты так насобачился? — удивился Закурдаев. — Надо же…

— С батей на охоту ходили, — сказал Борька. — Я подманивал, а он стрелял.

— Да научился–то где?

— У себя во дворе селезня дразнил, — признался Борька. — Он за уткой куда угодно, хоть на крышу мог залететь. Вот я его и дразнил.

— Циркач, — не сдержал улыбки Закурдаев. — Так давай и запомни: что заметишь — крякай. А если ты мне понадобишься, я тебе иволгой свистну. Слушай.

Закурдаев вытянул губы и глуховато, будто изнутри высвистел целую руладу: «фиу–тиу–лиу». И повторил это дважды.

— Тоже здорово, — понравилось Борьке.

— Вот и порядок. Раз свистну — стой. Два — дуй ко мне. Три — прячься. И лучше всего — в болото.

И они разошлись. Закурдаев мерил землю саженными шагами. Борька, изредка видя его в просветы между деревьями, чтоб не отставать от него, почти бежал вдоль болота. Он то и Дело прислушивался к доносившимся звукам. Почти все время слышалась далекая стрельба. Гудели и завывали моторы. Закурдаев не свистел. Но примерно через час Борька все же услыхал «фиу–тиу–лиу» два раза. И стремглав побежал к своему старшему. Теперь Закурдаев говорил почти шепотом:

— Мотай–ка, крестник, на дерево. Присмотрись хорошенько.

Борька, как обезьяна, ловко и быстро вскарабкался на высокий дуб. Он, конечно, не знал, что в то же время, в другом месте, но так же с дерева, панораму местности наблюдает старшина Зубков. И видит примерно то же, что видит сейчас он, Борька: дымы на горизонте, движение машин по видимым участкам дороги, пролетающие в небе самолеты. И слышал он почти те же звуки, которые слышали и Зубков и Бугров: раскаты артиллерийских выстрелов, грохот и эхо разрывов снарядов и бомб. Борька постарался запомнить все, что ему удалось высмотреть, и спустился вниз. Ему не терпелось поскорее обо всем доложить Закурдаеву, и с нижнего сучка он просто спрыгнул на землю. Но Закурдаеву это не понравилось:

— Геройство свое показываешь? — недовольно глядя на Борьку, вопросом встретил он его. — А если ногу подвернешь? Что с тобой тогда прикажешь делать?

— Да что вы, дядь Гриш, — оторопел Борька. — Я с сарая тысячу раз прыгал. А там выше…

— Обстановку учитывать надо, — не дал договорить ему Закурдаев. — Давай по делу: что видел?

Борька подробно рассказал. Закурдаев остался доволен докладом.

— Значит, впереди кусты, а левее дорога, — повторил он. — В кусты нам лезть незачем. На дорогу тоже выходить нет смысла. Нам ведь по ней не идти?

— Вы меня спрашиваете? — удивился Борька.

— Сам с собой рассуждаю, — буркнул Закурдаев. — Аида в обход кустов.

Они двинулись дальше. Прошли еще километров пять. Отсюда орудийная стрельба слышалась совсем близко. Закурдаев остановился.

— Где–то неподалеку гвоздят, — шепотом сказал он. — И лес редеет. Наверное, там на опушке и огневая позиция. Запоминай.

— Запомню, — также шепотом ответил Борька.

— И местность запоминай. Значит, отсюда правее надо брать, ближе к болоту, — говорил Закурдаев. — В болото они с такой техникой не полезут…

— Запомнил, — ответил Борька.

— А теперь оставайся тут. На тебе куртка светлая, за километр видно. А я поползу вперед, разведаю все поточнее. Автоматную стрельбу услышишь — отходи. Меня не жди…

Борька в ответ кивнул. И вдруг схватил Закурдаева за руку. Закурдаев недоуменно вскинул на него взгляд:

— Что?

— Слышите? — прислушиваясь к чему–то, спросил Борька.

Закурдаев тоже прислушался.

— Ничего не слышу, — признался он.

— Скрежещет что–то, — объяснил Борька.

Закурдаев повертел головой, поочередно приложил к ушам то правую, то левую ладонь и недоуменно пожал плечами:

— Может, померещилось?

— Да нет же. Вроде как косу кто точит.

— Этого мне не расслышать. Меня так на катере гранатой оглушило, что до сих пор в ушах шум стоит, будто в колокола кто наяривает, — объяснил Закурдаев. — И сейчас точит?

— Перестало…

Закурдаев махнул рукой, дескать, муть все это, и пополз. Но Борька остановил его снова.

— Что еще? — даже рассердился Закурдаев.

— А вы за мной вернетесь? — спросил неожиданно Борька.

Закурдаев изобразил было на лице негодование. Но увидел Борькины глаза и осекся. В один миг вспомнил все, что пережил этот парнишка за последнюю неделю, все понял и крепко сжал ему руку и тоже спросил:

— А ты думаешь, меня без тебя там наши примут?

— Не знаю, — признался Борька.

— Близко не подпустят, браток, — заверил его Закурдаев. — И вообще на границе закон железный: сам пропадай, а товарища выручай. И хватит. Сиди. А то стемнеет, и ничего я не увижу.

Закурдаев уполз. А Борька лег под куст и плотно со всех сторон прикрыл себя ветками орешника. На душе у него стала совсем спокойно. И он сейчас, пожалуй, не объяснил бы даже самому себе, почему, собственно, задал Закурдаеву такой вопрос. Но он и не жалел, что задал его. Для него всякое теплое слово было теперь несказанно дорого. Но особенно ему приятно было услышать это слово от ворчливого и вечно чем–нибудь недовольного дяди Гриши Закурдаева…

А Закурдаев, еще не видя огневой позиции, уже определил, что на ней четыре орудия крупного калибра. Огонь они вели методически, с интервалами между выстрелами в тридцать секунд. От каждого выстрела болотистая земля вздрагивала, и, поскольку Закурдаев полз, он чувствовал эту дрожь всем телом. Он полз, собственно, не на огневую позицию. Она была ему не нужна. Он обползал ее стороной, изучая проход между болотом и этой огневой позицией. Проход, по которому, возможно, им предстояло нести командира. И он определил этот проход. И хотя уже сгущались сумерки, все, что надо, высмотрел и вернулся к Борьке. Но сколько он ни присматривался к знакомому месту, сколько ни таращил глаза, ни напрягал зрение, отыскать Борьку он так и не смог. И волей–неволей снова пустил в ход свое «фиу–тиу–лиу». Борька отозвался неожиданно близко. Он крякнул так, что Закурдаев даже вздрогнул от неожиданности.