Лучший из миров - Елена Жаринова

— Где же эти мерзавки? — прошипела Арина. — Они что, не понимают… Господи! А если они на экскурсии?!

— На какой экскурсии в такое время? Да еще накануне вылета?

— Из Памуккале приезжают поздно. В двенадцать, в час. А мама собиралась. Может, и твою уговорила за компанию.

Я похолодела от ужаса. Если это так… То наш стремительный десант накрылся. Нам придется провести в отеле два, а то и три часа. И кёштебеки уже знают о нашем присутствии. сейчас начнется настоящая облава.

— Надо держаться все время в гуще народа, — шепнула я.

— Ага… — буркнула Арина. — Сейчас конкурс закончится… Кстати, ты как считаешь, кто победит: немка или Галя из Харькова? Народ разойдется, и нас возьмут тепленькими. Надо сейчас драпать, пока они не сообразили, что делать. И где-нибудь затаиться.

И мы совершили вторую глупость за последние четверть часа.

На сцене начинался конкурс песни. Исполнять ее надо было с теннисным шариком во рту.

— Му-му-му! Ва-ва-ва! — выводили участницы. На общем фоне выделялся хорошо поставленный голос Гале, и даже песня угадывалась:

— Распрягайте, хлопцы, коней…

Когда мы с Ариной ворвались на сцену, певуньи едва не подавились шариками.

— Куда? Куда? — замахал руками аниматор. — Я же тебя звал, раньше идти надо было!

— Мы вне конкурса! — объявила Арина.

— Маша?! — раздался из зала удивленный возглас. Этого еще не хватало, папа меня заметил…

Мы с Ариной мухой дунули вглубь сцены. Здесь было душно и пыльно. На пластиковых стульях — ворохи костюмов. Картонные мечи, изогнутые фольгой, — для шоу "Тысяча и одна ночь". Старый магнитофон и зачем-то — пневматическая винтовка из тира.

С тыльной стороны сцены был выход на служебную сторону главного ресторана. Оттуда доносилось звяканье посуды и плеск воды.

— И что теперь? — сердито спросила я. — Здесь будем сидеть?

— Нет. Нас видели. После представления они все здесь перероют. А пока будут рыть — нам надо спрятаться в другом месте. Куда наши отправятся в первую очередь после экскурсии?

— В номер, конечно…

— Вот. Значит, шансы встретиться с ними там наиболее высоки. Надо отсидеться где-то поблизости.

На сцене чествовали мисс "Крокус".

— Все-таки Галя, — покачала головой Арина. — Главное, чтобы воля была к победе. Уважаю!

Мы выбрались на открытый воздух и огляделись. Никто не улюлюкал нам вслед и не кричал: "ату их!" Стараясь не выходить на свет, мы побежали к Арининому бунгало.

Как назло, возле него горели самые яркие фонари. В их свете был виден даже бегущий по земле жучок.

— Детская площадка! — осенила меня.

Мы юркнули в гротик, по которому днем ползали малыши. Рукой я тут же вляпалась во что-то мокрое и липкое. Судя по запаху, это было всего лишь мороженое. Но уже через пять минут стало ясно, что два часа мы в позе эмбриона не просидим. У меня страшно затекла шея, да еще Аринина пятка уперлась мне в кобчик. Ёрзая и ругаясь, мы высунулись наружу.

— Вон они, вон! — зашипела Арина. Черные костюмы и белые рубашки прочесывали территорию. Мы забились обратно. Мне казалось, я уменьшилась до размеров гномьего детеныша и не прочь уменьшиться еще… Наше сопение было таким громким, словно мы дышали в микрофон.

— Прошли. Вылезаем.

Мы высыпались на холодную и влажную траву. И тут…

На радостях я едва не завопила: "Мама!!" Арина дала мне по макушке, пригибая к земле. Мы лежали по-пластунски, стараясь слиться с поверхностью.

Мамы — моя и Аринина — шли по дорожке, что-то оживленно обсуждая. У Арининого бунгало они остановились. Моя весело окликнула кого-то, идущего позади:

— Эй! Вас когда ждать, гулёны?

И кто-то ответил неразборчивыми девчачьими голосами. Это же мы!

От счастья мы с Ариной совсем потеряли голову. Едва дождались, пока Аринина мама скроется за дверью, а моя свернет к нашему бунгало, и тут же выбежали на дорожку.

— Эй, девчонки! Стойте, это мы!

Но двойники уже куда-то смылись.

— Вот козы! — выругалась Арина. — ну куда они поперлись?

— Наверно в бар у бассейна. Это же наше любимое ме…

И тут грубая рука зажала мне рот. Меня поволокли в сторону от дороги. Я еще не видела, кто напал на меня, зато увидела амбалов, сражающихся с разъяренной Ариной. Но ей тоже не удалось издать ни звука. Нас захватили очень профессионально и уже через три минуты в знакомом до боли подвале.

— Сволочи! Сволочи! — закричала Арина, всем телом ударяясь в запертую дверь. — Машка, ну что же это за непруха такая!

А я стояла, как мешком по голове пришибленная и отказывалась что-либо понимать. Слишком плохи были наши дела. Так глупо попасться… Со своим спасением мы разминулись на считанные доли секунд…

Глава 20. Последнее волшебство

Не хочу рассказывать, как мы провели эту ночь. Только хуже и страшнее ночи не было у меня за всю мою короткую жизнь. Ни разу, даже во время нашего прошлого пленения, даже на Выселках, я не была в таком отчаянии. Оно зашкалило за пределы ощутимого и превратилось в апатию. Говорят, индийские йоги могут прекратить свою жизнь усилием воли. Дескать, хочу помереть — и организм просто выключается. Кто говорит? У папы в машине Высоцкого, так там поется что-то вроде:

— Если чует, что старик вдруг,

Скажет: "Стоп!", и в тот же миг — труп.

Этой ночью я завидовала индийским йогам… Ей-богу, выключиться бы раз и навсегда, чтобы не участвовать в своей дальнейшей жизни…

Время тянулось медленно — и при этом я не успела оглянуться, как за окном рассвело. Четыре утра. Через полтора часа наших увезут в аэропорт. Около пяти за нами пришли.

Амбалы вытащили нас из подвала за шкирки, как котят, и бросили посреди комнаты на ковер.

На диване сидел Атмаджа. У ног его стоял знакомый кальян с серебряной инкрустацией. Время от времени глава кёштебеков прикладывался к мундштуку, пуская дым. От его приторного запаха кружилась голова.

— Доброе утро, куколки, — ласково приветствовал он нас. Однако глаза у него были очень злые.

Дверь у нас за спиной отворилась, и в комнату ввалился Арслан, придерживая за плечо Юче. Под глазом у Арслана красовался синяк, а Юче вытирал кровь под носом. Вслед за ними вошел Юксел. Он был очень бледен и напряжен.

— Хитрую комбинацию вы тут разыграли, — покачал головой Атмаджа. — Юксел, а парень-то у тебя отчаянный. Из-за него вся полиция на ушах стоит, посадят ведь, а в тюрьме мало ли что может случиться. И я ничем помочь не смогу. Я, Юксел, не всесилен. А вы, куколки, сознавайтесь, куда делась Биби-Мушкилькушо.

— Отпустите нас, мы ее продали! — крикнула Арина.

— Ну да. На базаре.

— В Ферахе! Прежнему владельцу, Ашик-Гёзу!

На мгновение лицо Атмаджи изумленно вытянулось. Потом он спросил вкрадчиво:

— Куколка, дядюшка Атмаджа что, по-твоему, идиот?

Пауза после вопроса требовала ответа. Арина неопределенно пожала плечами. Атмаджа резко щелкнул пальцами по колбе.

— Кальян у меня. Я приобрел его по законам. По Кодексу. Вы никому продать Биби не могли. Нехорошо, куколка, обманывать дядюшку Атмаджу.

— Я не обманываю, мы действительно вернули Биби Ашик-Гёзу. Юче, скажи ему!

— Он скажет… Он у меня еще не такое скажет… — не оборачиваясь, процедил сквозь зубы главарь кёштебеков. — А ты, дрянь, если будешь и дальше нести чушь, я велю Арслану спустить с тебя шкуру…

— Это не чушь! — возмутилась я. — Когда вы купили кальян, Биби там уже не было. Она переселилась во флакончик из-под шампуня! Почему вы нам не верите?

Атмаджа покачал головой.

— Ферах… Флакончик от шампуня… Бред! Детский лепет. Ни один человек добровольно не откажется от даров, которыми обладает Биби-Мушкилькушо. И я достаточно живу на свете, чтобы это знать.

— Не надо всех мерить по себе! — выпалила Арина. Атмаджа лишь покосился на нее, а потом згреб за грудки меня. Его лицо оказалось прямо на уровне моего. Меня до смерти напугало бешеное упрямство в его глазах.

— Где волшебница? — спросил он очень тихим голосом, от которого все в комнате вжали головы в плечи. — Куколка, ты кажешься мне разумнее, чем твоя белокурая подруга. Может, хоть ты понимаешь, что это ваш последний шанс? Через час-другой ваши двойники улетают в Россию. А вы остаетесь на попечении дяди Атмаджи. И вы думаете, он не добьется от вас ответа? Вас никто здесь не пожалеет. Каждый из этих людей, — Атмаджа небрежно кивнул себе за спину, — выполнит любой мой приказ. Вас будут бить и морить голодом. Рано или поздно одна из вас сломается и все расскажет. Зачем терпеть муки? Не проще ли сознаться сейчас? И улететь на серебристом лайнере домой?

Он говорил — и я читала в его взгляде, что это не пустые угрозы. "Дядя Атмаджа" нас не пожалеет. Я очень хотела домой. И если бы я знала ту страшную военную тайну, которую у нас выпытывали, то выложила бы все начистоту. Увы… Мы говорили правду, но эта правда никого не устраивала.