Не был, не состоял, не привлекался - Михаил Бейлин

Всего лишь двадцать лет пронеслось. И все эти двадцать лет я буду помнить солнце над Вильнюсом, цыганку, официантку, «поручника», булыжники гетто. И большие, гладкие, как поля шахматной доски, квадратные плиты площади перед собором…

1966 г.

Виктора я знал много лет. Иногда он звонил мне и спрашивал что-нибудь про шахматы. Он окончил философский факультет МГУ, его почему-то назначили редактором в киностудию, он отнесся к этому философски и спокойно проработал там всю жизнь. Виктор сказал мне, что один молодой режиссер загорелся темой шахмат и хочет снимать короткометражную картину, потом спросил: «Кто лучше напишет сценарий, Котов или Флор?». Я никогда не писал сценариев, но почувствовал досаду. Сказал, что не знаю.

Через два дня, опять утром, Виктор снова позвонил и спросил: «А не хочешь ли ты написать сценарий вместе с режиссером?». И через день ко мне пришел Вадим. Он был действительно молод, позже оказалось, что выглядел моложе своего возраста. Образован, окончил технический вуз и институт кинематографии, сам в шахматы не играет, а на мир взирает с интересом и вдумчиво. Однако в его облике сохранилось что-то юношеское.

Я спросил Вадима тоном мудреца: «Разве шахматы годятся для кино? Два лба, упертых друг в друга, неподвижные руки и ноги, что-то там думают… Разве это киногенично?».

«Да, колоссально!» – выдохнул Вадим. Он покраснел и начал ходить по комнате. Он рассказал мне про страсти и надежды шахматиста, про великую драму мысли. В общем то, что известно шахматному мастеру, но я увидел то, чего не знал раньше и, продолжая сидеть, пошел за шахматным дилетантом.

Потом мы писали сценарий о шахматах, о борющихся людях, о необычайных зрителях шахматных сражений…

Мы были увлечены темой и довольны. Наконец, доказав, что шахматы воспитывают стойкость, изобретательность и так далее, мы написали слово «Конец». Вадим сказал, что теперь он знает, как снимать фильм.

«Богатый материал, шахматы? Верно? – спросил я. – Как вы думаете, можно на шахматной теме сделать полнометражный художественный фильм?». – «Конечно, можно, – ответил Вадим. – Но наш фильм будет лучше!». И в его улыбке светилась гордость.

Настал день обсуждения сценария на художественном совете. Началось настоящее кино.

Стройная голубоглазая и темноволосая женщина, лихо причесанная, оказалась директором. Она походила на генерала в женском платье, но все называли ее по имени и на ты. Пожилая дама, похожая на школьного заведующего учебной частью, оказалась режиссером. А седой человек в темно-синем скромном костюме, с виду инженер или чиновник, на самом деле был видный художественный руководитель. Все это я уразумел по подсказке Вадима.

Едва ли стоит говорить о людях, чьи слова мне понравились. Скажу лишь об одном курносом режиссере. Он заявил, что в сценарии много понаписано, что Вадим и я видим фильм. Значит, спорить не о чем. Надо фильм снимать и Вадиму не мешать. Будет хорошо.

Вдруг раздался львиный рык другого режиссера. Он обладал, кстати, еще и львиной гривой. Он объявил, что в сценарии все банально…

«Банально? Вот скотина!» – подумал я. И молниеносно вспомнил, как ребята тайком поспорили, кто лучше угадает мои ответы на подготовленные ими вопросы. Я тогда проявил оригинальность, а этот обвиняет меня в банальности! Однако рык не прекратился: «Весь сценарий надо перестроить. Снимать надо про людей, а не про шахматы. Здесь полный набор мусора, который кочует из сценария в сценарий…».

Слово взял Вадим и обвинил льва рычащего в том, что он не прочитал сценарий. Тот признал, что, может быть, не все читал, но то, что есть хорошего, потоплено в груде мусора. «Как это у вас написано: маршируют армии? Как это снимать? Ходы – то делают по очереди!».

«Пожалуйста, потише», – неожиданно спокойно сказал я. И стало тихо. И тут я поставил дымовую завесу – стал образцово объяснять, что настоящие армии противников движутся синхронно, а шахматные фигуры – дискретно. Военачальник может в уме представить себе дискретность маневров военных частей, а шахматный мастер движет в своем уме шахматные полки синхронно. При этом я показал пальцем на собственный лоб. Тут львиная грива закачалась в знак согласия, и мир временно водворился.

Общее мнение стало склоняться к тому, что есть возможность снять интересный фильм, но вот сценарий не то плохо написан, не то плохо прописан.

Редактор Виктор заявил, что сценарий написан блестяще, таких нет… Вадим отметил в сценарии какой-то литературный алмаз. Это прозвучало забавно, но у Вадима в тот момент был такой грозный взгляд, что ему не возразили.

Банальный, алмазный, мусорный, небывалый… Любопытная картинка.

Мое внимание с самого начала привлекла брюнетка, одетая скромно, но, похоже, по моде и дорого. Она иногда отпускала остроты, надувала и без того полные губы и, наверно, была очень довольна собой. Я подумал, что у нее очень хорошо с гормонами, но это наблюдение ни к месту и ни ко времени. Однако брюнетка заявила: «Ты, Вадим, да и Виктор тоже, не говоря об авторе, вкладываете в защиту сценария столько темперамента, что ясно – для сценария не осталось ровным счетом ничего. Там одни прописные истины. Я вот дура и то знаю, что шахматные часы двойные, что шахматам надо уделять внимание при воспитании детей. Я сама купила сыну шахматы, но я не даю Виктору играть в рабочее время, почти на глазах у Тихона (так называли самого главного и старшего по возрасту), поэтому я враг шахмат! Двадцать минут смотреть на людей за доской неинтересно. Я и раньше говорила, что фильма не будет». Так темпераментно она обвинила нас в неправильном расходовании наших темпераментов.

Черту наскоро подвел художественный руководитель. Он сказал, что сценарий надо подсократить, сделать попроще, чтобы прочитал кто-то свыше. Потом все срочно направились в соседнее объединение, провожать кого-то на пенсию.

Я побрел к выходу и в коридоре встретил мужчину. Он неожиданно сказал: «Здравствуй, Миша! Какими судьбами?». Я не сразу его узнал. Мы когда-то вместе учились в седьмом классе. Потом меня не узнала женщина, с которой я познакомился во время продолжительного путешествия на корабле. В довершение я, сев в троллейбус, на последней остановке обнаружил, что ехал не в ту сторону.

На следующее утро позвонил Виктор. «Такого блестящего обсуждения у нас на студии не было», – сказал он. И мне показалось, что я посетил другую планету, где особые нравы и обычаи.

Вадим снял фильм. Мы там придумали, чтобы гроссмейстеры размышляли над очередным ходом не молча, а вслух. При этом шахматные фигурки двигались, повинуясь их мыслям, потом возвращались в исходную позицию. Эти внутренние монологи отличались своеобразием. Гроссмейстеры думали по-разному. Получилось занятно. Шахматистам фильм понравился. Некоторые критики его хвалили, а на фестивале спортивных фильмом в Ленинграде он даже стал лауреатом.