Музы в век звездолетов - Рэй Бредбери

Беда заключалась в том, что машина никогда не рисовала дважды подряд одно и то же. Выполняя тот заказ с витражами, Фиш получил один рисунок с изображением Христа, а затем, как ни старался, не смог получить еще один — так что пришлось заполнить пробел святыми и мучениками. Церковь, конечно, выразила недовольство. А иногда по вечерам ради собственного удовольствия он повадился испытывать возможности машины — например, ставил ее на «Исторические лица» и «Romantisk», что, похоже, было машинным названием текущей эпохи, а затем нажимал кнопку «Overdriva» — и наблюдал, как разные знаменитости появляются на бумаге с огромными карикатурными носами и зубами, будто частокол.

Или ставил ее на «Любовь», а затем на различные времена и места — «Древний Рим» давал весьма пикантные рисунки, а «Самоа» — еще покруче.

Но всякий раз машина выдавала все более скудные рисунки; в конце концов она вообще перестала производить что-то подобное.

Может, в хитрую штуковину было встроено что-то вроде цензора? Может, машина осуждала Фиша?

Он продолжал размышлять о тех странностях, которые сопровождали доставку машины. Адрес у грузчиков был правильный, а что же было ошибочным… время? Во всяком случае, ясно, что машина предназначалась не ему. Но кому? Что еще за «двин»?

Частей было восемь — шесть блоков, основная машина и еще один аппарат, который, как выяснил Фиш, мог увеличивать любую деталь рисунка почти до натурального размера. Со всем этим он управлялся. Управлялся с регуляторами, что придавали рисунку сложность или простоту, большую или меньшую глубину, меняли стиль и настроение. Единственными кнопками, в назначении которых Фиш не разобрался, оставались три красные, помеченные как «Utplana», «Torka» и «Avsla». Ни одна из них вроде бы ни на что не влияла, Фиш и так и сяк пробовал нажимать все три, но никакой разницы не наблюдалось. В конце концов он оставил их в том положении, в каком они были с самого начала: «Torka» нажата, две остальные отпущены; ничего лучшего он придумать не сумел. Хотя, такие большие и красные, они наверняка имели важное значение.

Фиш также нашел о них упоминание в буклете: «Utplana en teckning, press Knappen «Utplana». Avlagsna ett monster fran en bank efter anvandning, press knappen «Torka». Avsla en teckning innan slutsatsen, press knappen «Avsla».

«Press knappen, press knappen» — это, должно быть, значит «нажмите кнопку». Но когда? И еще этот «monster» — тут Фиш немного забеспокоился. Пока что он был вполне удачлив, выясняя, как управляться с машиной безо всяких аварий. Но что, если его по-прежнему ожидал подвох — что, если буклет был предупреждением?

Фиш беспрестанно шнырял по пустому дому — пустому и неухоженному, поскольку он не рискнул нанимать слуг. Никогда нельзя знать заранее, кто вознамерится за тобой шпионить. Дважды в неделю приходила уборщица и все здесь немного прибирала — все, кроме запертой комнаты, ну, и время от времени. Фиш приводил сюда пару девушек — поразвлечься. Но на следующее утро неизменно их выставлял. Разумеется, раньше он был знаком с множеством людей, много путешествовал… Но когда Фиш решил стать Уилмингтоном, ему пришлось порвать со всеми старыми друзьями, а новых он не заводил из боязни выдать себя. А кроме того, все вечно что-то вынюхивали. В результате, будь оно все проклято, он не был счастлив. А что, черт побери, толку во всех деньгах и во всем купленном на них барахле, если они не делают его счастливым? Впрочем, очень скоро пакет акций той нефтяной компании начнет давать прибыль — агент заверил Фиша, что бурильщики уже в нескольких сотнях футов от нефти… Тогда он станет миллионером, сможет удалиться от дел — уехать куда-нибудь во Флориду.

Фиш остановился у стола в библиотеке. Раскрытый буклет попрежнему лежал там. Вот ведь в чем загвоздка: даже если это какой-то известный язык, то кому можно показать буклет? Кому можно довериться?

Тут Фишу пришла в голову одна идея, и он склонился над столом, разглядывая желтые страницы с невразумительным текстом. В конце концов, некоторые слова можно разобрать, — а значит, не требуется показывать кому-либо ни всю брошюрку целиком, ни даже целое предложение… А где, кстати говоря, эти конверты для заказа информации, что пришли вместе с роскошным комплектом Британской энциклопедии? Должны быть где-то здесь. Фиш перерыл все ящики стола и наконец выудил оттуда папку и блок проклеенных желтых марок.

Кряхтя, Фиш уселся за стол и после длительного пережевывания сигары, черновых набросков и вычеркивания напечатал следующий текст:

«Уважаемые господа!

Прошу вас проинформировать меня, к какому языку принадлежат прилагаемые слова, а также каковы их значения. Будьте также любезны отнестись к данному делу со всем вниманием, поскольку оно не терпит ни малейших отлагательств».

На отдельный листок Фиш выписал все сомнительные слова из параграфа о красных кнопках, хитроумно перемешал их так, чтобы никто не смог догадаться, в каком порядке они располагались. С каким-то дурацким ощущением он аккуратно дорисовал все кружочки и точечки. Затем написал на конверте обратный адрес, приклеил одну из желтых марок и постарался отправить письмо прежде, чем успел об этом пожалеть.

— Мой риторический вопрос, — хитроумно обратился Фиш к молодому физику, стараясь перекрыть общий гам на приеме с коктейлями, — имеет чисто научную подоплеку. Скажите, могли бы вы сделать машину, умеющую рисовать? — С лучезарной улыбкой он смотрел на маячившее перед ним пятно в роговых очках — физиономию молодого человека. Фиш принял на грудь уже три «Мартини» и — вот так так! — порядком поплыл. Но в то же время, ясное дело, полностью себя контролировал.

— Гм, а что рисовать? Если вы имеете в виду карты и графики, то конечно, или что-нибудь вроде пантографа, чтобы увеличивать…

— Нет-нет. Рисовать пркрсные кртины. — Последние два слова несколько смазались. Фиш качнулся взад-вперед. — Чисто риторический вопрос. — Прицелившись, он успешно опустил бокал на проносившийся мимо поднос и взял оттуда другой.

— А-а… Ну, тогда нет. Да, определенно нет. Насколько я понимаю, имеется в виду, что такое устройство создавало бы оригинальный рисунок, а не просто выдавало то, что в нем запрограммировано. Тогда в первую очередь понадобится невообразимо громадный банк памяти. Скажем, если потребуется, чтобы машина нарисовала лошадь, ей надо будет знать, как выглядит лошадь отовсюду и во всех положениях. Затем ей придется выбрать из, скажем, десяти — двадцати миллиардов подходящий вариант, а затем нарисовать эту лошадь в нужной пропорции со всеми остальными деталями рисунка и так далее. Но если вам. Боже сохрани, нужна еще и художественность, тогда, полагаю, придется рассматривать отношение каждой детали ко всем остальным в соответствии с неким эстетическим принципом. Лично я даже не знаю, как тут подступиться.