Теледжиннсовщина - Дмитрий Мансуров

— Сей момент, мой повелитель!

Кролл направился к выходу.

— Да, и не забудьте войско накормить, — напомнил он напоследок. Игорь повел его в Банкетный зал. Дракар проводил Кролла взглядом и сунул энциклопедию Горячке в руки.

— Ты и без косы отлично справляешься! — устало выдохнул он. — Господи, я доживу до пенсии, или останусь вечно молодым?

Ничуть не обидевшаяся Горячка растворила энциклопедию в воздухе. Немного успокоившись, Дракар поинтересовался:

— Что там было раньше? — спросил он. — Я помню, что потолок не был белым.

— Он был золотистым.

— Точно. Зачем ты его закрасила? Симпатичный потолок. Был.

— Несовременно как-то.

Дракар вздохнул.

— Верни, как было, пока король не увидел. А то его кондрашка хватит, а я до сих пор не узнал, какой сейчас год?

— Царя Гороха тебе мало?

— Историки не оставили точной даты его рождения и смерти.

— Пусть так. А правитель Кролл?

— Этого я вообще не знаю. У нас в истории не было такого.

— Тогда расслабься, Дракар, это же сказка! А в сказках никогда не было точных дат!

— Ну, да, не было… — Дракар сел на царский трон и положил ногу на ногу. — Зато каждый третий злодей старался захватить мир. Тоже, как в сказке. И три стандартных сказочных идиота, которые путаются у злодеев под ногами, выбивая почву из-под их ног.

— Если хочешь, — предложила Горячка, — присоединись к стану завоевателей мира, и тогда путаться под ногами будут у тебя.

— Не будут! — мрачно пообещал Дракар. — Я объявлю закон о том, чтобы по трое не собирались.

— Я против! — заволновалась Горячка. — А соображать на троих как придется?

— Господа философы! — раздался в наушниках голос Игоря. — Нижайше прошу отвлечься от решения важной всемирной проблемы и накормить оголодавшее войско Кролла, иначе беседовать вам о проблемах людского триединства с арфами в руках и с нимбами над головой в сами знаете каком месте.

— Понял, уже идем.

Петр полулежал в кресле и мрачно смотрел на темнеющее небо. Несмотря на то, что сейчас была середина июля, с деревьев слетали листья, трава пожухла, краска с некогда окрашенных в яркие цвета домов растрескалась и смывалась, расползаясь по асфальту грязными пятнами. Город превращался в мир унылого серого кошмара: джинн использовал любую мелочь в психологической обработке людей. Как только город сдастся ему в полное подчинение, солнечная погода вернется и облик города восстановится. Психологическая обработка была у него на приличном уровне.

Солнце изредка проскальзывало сквозь серую пелену, и это говорило о том, что кто-то из людей постепенно привыкал к новому режиму.

В доме царила гробовая тишина: с утра он был один, жена ушла по срочным делам к подружке, а по радио беспрерывно восхваляли джиннову доброту и участие, скромно умалчивая про изменения в природе многих стран. По телевизору шла та же самая ахинея, но уже с изображением, отчего становилось совсем тошно. Джинн стал Светочем Истины, и репортажи из городов разных стран это доказывали стопроцентно: счастливые люди улыбались до ушей, говоря, как хорошо им стало жить со вчерашнего дня, что теперь у них теплая солнечная погода, и даже дождь, время от времени изливающийся на землю — и тот грибной.

Казалось бы — вот, светлое будущее наступило, но вид за реальным окном портил ощущение от праздника, потому что никак не вписывался в расписанное яркими красками телевизионное солнечное настоящее.

Люди подозрительно быстро смирились с новыми правилами жизни. Петр втайне от самого себя надеялся, что мир всего-навсего затаился на время, чтобы выскочить из-за угла и хорошенько наподдать магическому правителю Всея Земли, но ехидный внутренний голос язвительно нашептывал, что власть и народ давно живут в разных плоскостях, и происходящее с одними интересует других не больше, чем посещение зоопарка или цирка.

Ночью ему приснился мрачный и неприятный сон о том, что перешедшие на сторону джинна милиционеры (а те, что не перешли, были уже не милиционеры) арестовали его средь бела дня и повезли в неизвестном направлении.

— Куда вы меня везете? — спросил он. Фургон, в котором его везли, окошек не имел, а определять место по количеству поворотов и приблизительному подсчету пройденного расстояния он не умел.

— Заткнись! — лаконично, но не по теме вопроса, ответил конвойный.

— Ну, ладно-ладно, — примирительно сказал Петр, — ты началь… — рука конвойного зажала ему рот, не дав договорить фразу. Сам конвойный задрожал от обширного нервного тика, понимая, что остался жив благодаря собственной реакции.

— Ни слова больше, а то вместо тюрьмы завернем в морг. Понял?

Петр кивнул. Чего тут непонятного? Ответ на вопрос получен, пусть и окольным путем и таким образом, что сам конвойный так и не понял, что ответил.

Известие о переезде на бесплатную охранную стоянку для представителей рода людского не утешало, хотя и не было особо страшным: все-таки, не в морг, а, значит, расстреливать пока не будут. Но, елки-палки, в честь чего эдакое внимание к его скромной персоне? Неужели джинн обиделся за выданный ему несуществующий адрес?

В пустующей и пугающей мертвой тишиной тюрьме оказалось двадцать охранников и всего трое заключенных, оказавшихся подавленными происходящим Антоном и Сергеем, которые встретили знакомого, пусть и не по совсем приятному поводу, человека, как родного брата.

Охранник закрыл дверь и утопал.

— А тебя за что? — изумился Антон, узнав давешнего борца за чужую собственность.

— Не знаю, а вас?

— То же самое, с отягчающими обстоятельствами.

— Никак, весь арсенал использовали?

— Почти, — Сергей не стал вдаваться в подробности.

— Ты извини, что я тебя вчера вырубил, — извинился Петр, — с твоим мечом бед легко натворить.

— Проехали! — отмахнулся Сергей. — Я на тебя не с голыми руками напал.

— Адвокат был? — без особой надежды на положительный результат, поинтересовался Петр.

— Был, — вяло сказал Антон. — Приходил, посидел немного, заполнил какие-то бумаги, сам за нас расписался, объявил приговор и ушел.

— Адвокат???

— А чего ты удивляешься? Ничего странного. Джинн сократил ставки, и объединил прокурорскую должность с адвокатской. Знаешь, как звучало его краткое выступление перед нами? Даже не перед нами, а перед тремя охранниками с автоматами, они же — присяжные заседатели. Вот, послушай: «По-человечески мне жалко моих подзащитно-обвиняемых, и я готов смягчить им наказание, но уроки длинной истории человечества учат нас, что горбатого только могила исправит. Я прощаю им их грехи, и с миром отправляю в места исправления. Вот список кладбищ, господа обвиняемые, выбирайте любое для перевоспитания».