Антигона - Анри Бошо

— Знаю я этих мальчишек, — говорит Стентос, — они будут стоять до конца… С женщинами и того хуже… Просто начнется резня.

Воины припали к щели в стене, Ленос побледнел и прошептал:

— Там мой сын… и жена с ним!..

— И мои тоже, — проговорил Стентос, отходя от стены.

Смущенный капитан обернулся к Леносу:

— Позови жену и сына. Все, кто придет сюда без оружия, будут помилованы…

Ленос выкрикнул два имени и безнадежно добавил:

— Кто сложит оружие — получит свободу!

— Свободу Антигоне! — донеслось в ответ вместе с неповторимым улюлюканьем.

Наша сторона молчала, и потому на нас обрушился град камней, за ним последовали стрелы: их посылали далеко в небо, подобно тому как стреляли кочевники, и падали эти стрелы затем на противника сверху почти вертикально.

По приказу капитана стражники построились в каре, и над ними поднялась крыша из щитов, под которую и захотел увлечь меня Стентос. Я смогла увернуться, стала отбиваться, умолять:

— Дайте мне поговорить с ними…

Капитан кивнул в знак согласия, и Стентос подвел меня к самому углу стены.

— Скажи, что им конец… Те, кто за ними, готовы пустить в ход стрелы, как и мы…

Я попробовала что-то выкрикнуть, но смогла выдавить из себя лишь слабое мычание…

— Уходите, не надо из-за меня крови! — молила я…

В ответ понеслось жуткое улюлюканье и раздался голос Зеда:

— Это они заставляют тебя говорить такое… Ясное дело… но им не пройти!

Окликнув Стентоса, капитан велел поместить меня в середину каре. Я знаю, что за приказы теперь последуют: сначала железная стена воинов ощетинится копьями, потом их пустят в ход — станут колоть ими людей. Я было попыталась не подчиниться и повалилась на землю. В ноздри сразу проник плотный запах земли, и тяжесть ее сковала все тело. И чем настоятельнее Стентос старался оторвать меня от земли и поставить на ноги, тем неумолимее земля притягивала меня к себе.

Терпение капитана было на исходе, он орал, что-то приказывая Стентосу, который уже готов был потерять голову. «Война, это война!» глухо твердил он.

«Ты хотела этого!» вдруг заорал он, когда в него угодил камень, брошенный кем-то от завала. Изо всех сил Стентос схватил меня за волосы и, воя от боли, не дал мне встать на ноги.

На завале это увидели и, решив, что меня мучают, опустили луки, побросали в сторону камни — из страха причинить мне вред… Но продолжали кричать — орали они с разных сторон.

Когда я сделала знак, что хочу говорить, наступила тишина. Мне и сказать бы что-нибудь, воспользоваться передышкой, чтобы прозвучали слова мира. Но их у меня не было — обрывки безумных мыслей проносились в голове, вскипали неведомые силы, вспоминались чьи-то слова, строки — меня разрывало изнутри. Я ничего не могла произнести — не хватало дыхания, голос срывался, побеждало удушье… Все вокруг меня потеряло четкость, все вокруг заполонил неизвестный мне ранее мощный зов… Это дикий запах земли окончательно забил мне ноздри.

Из глубины своего смятения доносились, сливаясь с грозной фиванской землей, приказы капитана, которых я так боялась: «Копья вниз… Готовь-сь…» Но последний приказ так и не прозвучал. Железная стена не двинулась с места, стражники застыли по обе стороны завала, пока еще не угрожая жизни моих несгибаемых друзей — отчаянной гвардии Васко, оставляя Эдиповы просоды в живом горле Патрокла и Диркоса.

Сквозь сумрачное пространство движется на меня чудовищная сила. Размахом своим она походит на любовь, и вот уже во мне звучит другой крич — голос земли, голос некоего сокрытого во мне зверя, затихает, но оставляет за собой территорию. Я стала понимать, что делаю. Я прошу милостыню, снова прошу подать мне, прошу из последних сил…

Да, я просто нищенка, просто вопящая нищенка, без стыда, без гордости, которая может только просить, только умолять: «Никакой крови… Никакой из-за меня крови!..»

Крики и лязг оружия затихли с обеих сторон. Им — что, не перенести моего нищенского вопля? Все слышали мой крич, я знаю, но услыхали ли они меня действительно? Мир труднее, реальнее, молчания. Мне, разумеется, его не достичь: мы неповоротливы, слишком неповоротливы, и нам никогда не измениться. Именно об этом все они и говорят, но у меня не хватает сил возразить злосчастной этой жизни, я могу лишь снова повалиться на землю и биться о нее своим потерянным для всего света лицом.

Кровь заструилась по моему лицу, заливая глаза. Чьи-то руки подняли меня и понесли, утирая с лица кровь, и здесь мой получивший, наконец, свободу дух вырвался из застенка моего существования. Больше я ничего не могу, больше я ничего не хочу — впрочем, мне больше нечего и хотеть. До меня доносится нежное пение — может быть, оно рождается столь же просто, как песня ветра, что звучит в траве и в ветвях. Так не поют нищебродки, так не поют те, кому что-нибудь надо. И, слушая это пение, я перестаю быть той Антигоной, которая безуспешно стремилась чего-то добиться. Хватило одного пения… Кроме него, ничего и не надо — может быть, я сама уже в этом пении, какая разница: пение это звучит отовсюду, и его услышали все.

Молчат те, кто стоит на завале, — ни стрелы, ни камни больше не летят с той стороны. Стражники, ощетинившиеся копьями, еще держат каре, но и они застыли на месте, и они ждут. Чего?

Стентос, который возвышается надо мной, озабоченно на меня смотрит, и во взгляде его такая нежность, что я с изумлением думаю: уж не плачет ли он?.. Вернулся капитан, что оглядывал завал. «Отставить», — скомандовал он, и опустились щиты, копья. Капитан подошел ко мне, и с лицом его, кажется, тоже что-то произошло. Он сказал мне что-то очень существенное, что-то, чего я не смогла понять, потому что тело мое сдалось, усталость обрушилась на меня, как стервятник. Я теряю сознание, я чувствую, что падаю, я понимаю, что поранюсь и уже ни на что не буду годна.

И я падаю… Но не на жесткую фиванскую землю — я упала в неожиданное место, — впрочем, оно мне отчасти знакомо. Надо мной в раздирающем сиянии опрокинулись небеса. Небо ведь не знает ни надежд, ни желаний… А несут меня бережно руки Стентоса. Это он смочил водою мой лоб, это он укачивает меня, держа на своих громадных мускулистых руках, — и я постепенно стала приходить в себя. Капитан снова изъявил желание говорить со мной, но я не в силах ничего понять.

— Ты скажи мне, что ему надо? — шепчу я Стентосу.

— Твои друзья — там — хотят мира. Мы тоже… Но — как?

— Двое от нас… — отвечаю я на ухо Стентосу, — капитан и ты… На полдороге, без оружия…

— Чтобы договориться — о чем, Антигона?

— Они… разбирают… вы, вы пускаете их в подземный город… Никаких узников.

— Можно сказать, что ты хочешь именно этого?

Силы оставили меня.

— Да, — не сказала, а выдохнула я.

Капитан согласился. Стентос выкрикнул предложение о встрече, и Диркос ответил коротким просодом, что означает: «Согласны». Очень быстро они договорились обо всем, обменялись обещаниями. Капитан, вернувшись, разрешил воинам поесть, пока на завале расчищают проход.

Убрали камни, открыли одно из подземелий, ведущих к канувшему городу, и первыми туда спустились женщины, за ними последовали несгибаемые мальчишки Васко, которые, прыгая вниз, как всегда, награждали друг друга тумаками. Последними в подземелье исчезли Диркос и Зед — они что-то прокричали мне, но я не расслышала. Когда над их головами опустилась плита, закрывавшая вход, меня охватило отчаяние: теперь открыта дорога к моей гибели…

Стентос дал мне напиться и хотел, чтобы я поела, но у меня кусок не шел в горло. Капитан отдал приказ, и мы двинулись — Стентос с Леносом поддерживали меня. Где недавно был завал, валялись лишь обломки; преступление же, избежать которого, казалось, невозможно, не совершилось.

Стражники, окружавшие меня, тоже изменились: это уже не прежние закованные в железо мужчины, в чью обязанность в тот день входило вести осужденную к месту казни. Теперь кажется, что они — мои знакомые, да и они будто бы знают меня… И мне становится легко от их безразличного равнодушия, которое угрюмым грузом лежит на них…

С трудом осознаю, что мы добрались до какого-то затененного места: солнце перестало жечь лицо, посвежел воздух. Хотелось бы оставить открытыми глаза, но для этого надо слишком много сил. Меня уложили под каким-то деревом.

— Сначала отдохнем, Стентос, — доносится голос капитана, — потом открывайте пещеру.

— Нас никто не торопит… Не будем с этим спешить… Есть царь… и есть Гемон.

Шаги удаляются, а мне надо бы проснуться и понять, что происходит. Веки, наконец, подчинились мне. Капитан уже далеко, стражники отдыхают. Стентос и Ленос склонились надо мной, и я чувствую на себе их беспокойные взгляды.

— Воды… — прошу я, и это их обрадовало.

— Мы нашли родник, — говорит Стентос, — вода очень хорошая.