Кукла госпожи Барк - Хаджи-Мурат Мугуев

– Слушаюсь, сударыня.

Спустя минуту щелкнул выключатель. Ключ дважды повернулся в замке. В коридоре стихли удаляющиеся шаги женщин, и я остался один в темной комнатке Зоси, запертой госпожой Барк.

Минут через пятнадцать убедившись в том, что вокруг все тихо, я осторожно вылез из своего убежища. Оставаться в комнате и ждать возвращения Зоси было нелепо. Единственный выход – окно. Акробатом я никогда не был, но спорт любил и еще не забыл упражнений на кольцах и турнике. Сейчас все это должно было помочь мне. Держась вдоль стены, я добрался до полураскрытого окна. На дворе было темно. Отсветы улицы еле пробивались сквозь дереьья сада. Я бесшумно раздвинул створки окна. Огни у подъезда дома были погашены, тени сада ближе надвинулись к дому. Повиснуть на руках и потом спрыгнуть вниз было бы не трудно, на фронте приходилось делать вещи и посложней, но черт возьми, идя сюда, я не выяснил, что находится внизу. Хорошо, если двор, а если ограда или палисадник? Ведь я мог попасть на острие изгороди или с грохотом свалиться на жестяную крышу. Я нащупал ногами карниз, он был широк. Держась за подоконник и уже собираясь спускаться вниз, я услышал через неплотно закрытое окно несколько слов, заставивших меня насторожиться. Соседнее окно было затянуто шторой, но слабый свет пробивался сквозь него. Осторожность требовала немедленного моего исчезновения, но какой же солдат, попав в самое логово своих врагов, не постарался бы узнать их планы и намерения. Держась за выступы стены, я продвинулся по карнизу. Шум голосов явственнее долетал до меня. Я стал разбирать отдельные слова. Говорили по-английски.

– …Это обстоятельство начинает беспокоить меня… – голос человека, говорившего эти слова, был мне очень знаком.

Сквозь неплотно прикрытые шторы я узнал маленького человечка. Прохаживаясь по комнате, он курил сигару, поминутно стряхивая пепел.

– …По моим соображениям, Годлевский, или будем называть его Смитом, уже давно должен быть в Лондоне, но… – тут он снова стряхнул пепел, и я с удивлением заметил, что мой старый знакомый держал сигарету в левой руке, – ни я, ни разведывательное бюро генерала Андерса не получаем о нем никаких сведений… Что это значит? Или Смит убит, или погиб в пути от какой-либо случайности, непредвиденной в военной обстановке…

– Не могли его немцы ликвидировать, – услышал я чей-то голос.

– Нет! Я имею сведения, что он добрался до них и должен был из Берлина отправиться в Лондон.

– Так значит он появится, – снова сказал невидимый мне человек.

– Не думаю… Группировка немцев в этом районе разбита, штабы уничтожены, захвачены пленные. И если Годлевского не убили, то он может оказаться среди них…

Сайкс, бросив окурок в пепельницу, зажег новую сигару левой рукой. Я не ошибся, он был левшой.

– Это, конечно, моя вина, – все так же прохаживаясь, заговорил он. – Мне не следовало выпускать его живым, но ликвидации Годлевского помешала войсковая немецкая разведка. Он был нужен немцам, и я должен был удовлетворить их.

– Так что же делать? – услышал я голос Барк.

– Подождать еще несколько дней. Я запросил германское Нахрихтенбюро. Если спустя пять дней Годлевский – Смит не найдется, надо будет считать, что он провалился, а это, как вы сами понимаете, грозит крахом всей нашей работы здесь.

– Значит, надо ускорить ее финал, – сказала Барк.

– Ответят ли немцы? – спросил молчавший до сих пор лейтенант.

– Ответят!

– Прошу к столу, – пригласила хозяйка. – Вот чай, кекс, сандвичи, тартинки. Вино и фрукты тут же… Каждый обслуживает себя.

Человек, бывший невидимым мне, поднялся и сел возле хозяйки. Это был хорошо одетый лет пятидесяти господин с перевязанной головой и кровоподтеками на лице.

Сайкс налил себе полстакана вина и, продолжая прохаживаться, стал маленькими глотками пить вино.

– Я думаю, что пора кончить историю с улицей… – сказала мистрис Барк.

Она назвала ту самую улицу, на которой находился наш дом.

– Мне не очень нравится все то, что так хорошо было составлено на бумаге вами, сэр Джефри, – обращаясь к Сайксу, продолжала она. – По-моему, ни одна из так красиво составленных вами затей не удалась.

Сайкс остановился и, глядя на нее, спокойно потягивал вино. Бокал он держал в левой руке.

– Да… я не вижу положительных результатов ни от микрофона, установленного там… порою я даже думаю, что он служит не нам, а противной стороне…

– Почему вы это думаете? – спросил Сайкс.

– Мне кажется подозрительной безобидная болтовня тех людей, за которыми мы следим. Насколько я знаю, они не так наивны и легковерны, я уже говорила это и повторяю и сейчас. Не нравится мне и письмо, привезенное вами к этой глупой польской гусыне. Что оно дало нам? Наши усилия завлечь при ее помощи полковника свелись к тому, что она влюбилась в него…

– Это интересно. Вы уверены в этом, Эви? – снова наливая себе вина, спросил Сайкс.

– Уверена! Еще немного и она совершенно потеряет голову от любви и тогда…

– …Тогда она вообще потеряет ее, – отхлебнув глоток, спокойно сказал Сайкс. – А какие у вас основания, дорогая, для этого?

– Я их скажу после. Почему вы не пьете чай, мистер Кожицин? – обратилась она к забинтованному человеку.

– Благодарю! Я не люблю горячий, – ответил тот.

– И это все, Эви? – спросил Сайкс.

– Почти все.

– Ну, так я думаю, что у вас несколько взволновано воображение. Я лучше знаю господ, о которых ведется речь. Информация ваша не точна. Ведь я сам был на русском Западном фронте… – И он назвал город, в котором впервые явился ко мне, – у этого полковника. Наши осведомители очень польстили ему, описывая его, как умного и энергичного человека. Разве он не был одурачен моим детски-неправдоподобным рассказом о доме, в котором появляются привидения?.. И счастье, вернее, случай спас его. Они опоздали, как это вообще принято у русских, к назначенному времени, и взрыв произошел без них. А история с женщиной-врачом, подосланной к нему? Разве умный и опытный разведчик допустил бы такую оплошность? Нет, дорогая и очень умненькая госпожа Барк, он далеко не таков, каким рисует его наше информационное бюро. Он вреден нам в другом. Они оба, со свойственными русским коммунистам настойчивостью и упорством, сделали в короткий срок то, что другие не смогли бы в полгода. Судя по данным, получаемым мною из точного источника, вся дорога от Тегерана и до Бендер-Шаха неуязвима. Русские превратили ее в крепость. Возможно, что вскоре нам вообще придется прекратить работу, – так она начинает делаться бесполезной.

– Значит, ее тем более надо усилить, пока она еще нужна, – сказала Барк.

– Да!.. Но это дело тех, кто решает такие вопросы, наша же задача – покончить с этими двумя людьми. Их смерть и уничтоженный доклад – это минимум два месяца новой работы новых, не вошедших в курс дела людей… И я не думаю, что это трудно исполнить. Мы должны теперь же ликвидировать их. И в первую очередь это нужно сделать с полковником. Несмотря на свою ограниченность, он немало навредил нам. Вспомните арест Краузе и разоблачение Хартли.

– Нужно ли это? – перебила его госпожа Барк. – Хартли – типичный болван, да и выдал его какой-то пьяница-летчик. Мне кажется, что уничтожать этих людей теперь уже не к чему, поздно. Ну, ликвидируем мы их – и что же? Взамен их русские пришлют сюда на уже готовое и налаженное дело новых людей, которые будут работать еще лучше, как вы сами говорите, безупречно.

– Это ничего не значит, – жестко сказал Сайкс.

– Но для чего же? Чтобы создать дипломатические и политические осложнения? – спросила госпожа Барк.

– Нет, Эви, – прервал ее Сайкс. – Этот икс обязательно будет уничтожен, хотя бы уже потому, что он дважды стал мне поперек дороги… И не только как военный агент противной стороны, но и как мой личный враг… – в голосе Сайкса прозвучала странная нотка. – А вообще, – он двусмысленно засмеялся, – на вас это как-то непохоже, моя дорогая Ирандуст… Вы, и вдруг… милосердие к врагу!! Что с вами случилось, вы подобрели, или, – Сайкс снова усмехнулся, – или вы изменились? Вас беспокоит судьба этого человека?

– Нет! Я не меняюсь, и вы отлично это знаете, Джефри, но я против бессмысленной крови. Я просто не вижу необходимости ликвидации этого вполне заурядного человека, а кроме того, вы, в своей ненависти к нему, забываете, что насильственная смерть подобного лица вызовет немедленное расследование и дипломатические осложнения.

Сайкс расхохотался.

– Дорогая Эви, вы расстроены. Ведь вы же прекрасно знаете, что в арсенале диверсионной службы имеется тысяча и один способ уничтожения противника так, что ни одному следователю и не придет в голову, что человек погиб насильственной смертью. Изо всей этой тысячи способов мы применим только один, но зато это будет самый лучший, и тогда ваш подзащитный отправится к праотцам… И клянусь, если даже это будет грозить разоблачением, я все равно сделаю это. Это мое уже личное дело, – с нескрываемой ненавистью закончил Сайкс.