Держись подальше! (СИ) - Савицкая Элла

— Па-ша́… Здесь?

В женском голосе различались вопрос и ноты сомнения, и хоть в расширенных зрачках уже отчетливо читалось желание, она все же ощутимо сжалась.

Дуб всмотрелся в растерянное лицо.

— Да, здесь, — провел большим пальцем по зацелованным губам, тут же рефлекторно приоткрывшимся. Ох, мляяя…, - Алекса, только не говори, что для тебя заниматься сексом на улице в новинку.

Хотел подшутить, но судя по ярким искрам обиды в глазах, шутка не удалась.

— Ну я же не такой продвинутый пользователь, как ты! — дернулась вперед, делая попытку встать, но Дубнов тут же толкнул свою безумную соседку обратно.

За бедра притянул к краю капота, нависнув сверху, и уперся пахом в развилку ног. Алекса охнула, почувствовав твердый член, надавивший через две преграды из ткани на чувствительный клитор.

Схватив за запястья, Дуб свел тонкие руки над головой.

— Спрячь когти, Фостер, — сказал, всматриваясь в зеленые глаза и надавливая сильнее между распахнутых ног. — Я хочу тебя. И давай сразу скажу, как будет. Мне от тебя башку сносит, поэтому ждать приезда домой, чтобы заняться с тобой сексом, я не буду, — почувствовал, как ее грудная клетка начала подниматься чаще, а ноги оплелись вокруг его бедер, инстинктивно прижимая крепче, — Мы теперь вместе, а это значит, что я буду хотеть с тобой секса не по расписанию или твоему позволению. А постоянно. Ночью, днем, дома, в машине, да пофиг где. Ты теперь моя!

Еще несколько дней назад Алекса бы назвала его помешанным извращенцем, а сейчас собственный живот сводит от одних только слов "Ты моя" и сильнейшей потребности в том, чтобы он снова сделал с ней все то, что и тогда — в его спальне. Это что-то невообразимое, новое по силе ощущений. Власть в каждом мужском предложении, крепком захвате и прикосновениях. Паша не дает ей выбора, ставит перед фактом, но кажется, она больше и не хочет выбирать.

— Твоя, — слова сами покинули рот, а губы потянулись к его. К черту ограничения.

Вот это ее "Твоя" окончательно свело с ума.

Дуб набросился на пухлые губы, распаляясь еще сильнее, потому как Алекса целует его жадно в ответ. Ведет холодными ладонями по щекам, шее, цепляет куртку и стаскивает по его плечам.

Охренеть можно. Вроде и понимает, что у девчонки до него был Колин, но такое ощущение, что именно с Пашей Фостер все делает впервые. И это, мать его, отключает все предохранители. Как же ты жила, малышка, раньше? Что за суррогат такой вместо настоящих эмоций?

Шорох падающей куртки на землю единственное, что было слышно в округе.

Пашу ведет оттого, как Ал смело задирает его футболку, чтобы скорее избавиться от нее.

Ей хочется прикоснуться к его коже. Исследовать каждый дюйм, рельеф мускул. Сегодня можно не стесняться своих желаний. Если в прошлый раз Алекса сдерживала свои порывы, то теперь в этом нет нужды.

Фостер подбросило, когда Паша скатал ее кофточку к шее и дернул чашку лифчика вниз, обнажая грудь. Сосок тут же оказался в плену порочного рта. Голова закружилась, и она чуть не кончила. Боже, еще никогда она не позволяла себе такого откровенного секса.

Мужская рука сжала вторую грудь, а пальцы оттянули чувствительный сосок.

— Ох…

Больно не было. Было остро, неприлично, бесстыдно… Восхитительно!

Когда ненасытные губы сомкнулись на втором соске, у девушки между ног жаром полыхнуло, обдавая внутренние органы обжигающей волной. Как же она хотела его. Здесь и сейчас. На этом самом капоте ее любимого мерседеса.

Паша поехал губами вниз, оттягивая зубами пирсинг. Положил ладонь на внутреннюю сторону раскрытого перед ним бедра и, прорвав капрон, сдвинул трусики в сторону.

Блядь. В ушах зазвенело от вида блестящей от влаги плоти.

Ал в ожидании приподнялась на локтях, сама не понимая зачем. Ей не хватало воздуха. Во рту пересохло оттого, как сильно ловила кислород. Почувствовала, как внутрь проникает палец, и не смогла сдержать стон. По телу пронеслась дрожь.

Паша выпрямился и поймал ее пересохшие губы. Языком нырнул в приоткрытый рот, а к первому пальцу добавил второй. Парня крошило в порошок изнутри. Испепеляло. Пальцы быстро скользили внутри узкого отверстия, а член болезненно пульсировал. Мышцы судорогой хватало в требовательной необходимости затрахать малышку. Наказать за то, что подвергла себя опасности. За то, что вывернула его наизнанку и в конце концов за то, что наконец сделала свой выбор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Алекса подалась навстречу, и сама дернула кожаный ремень в стороны. Звякнула тяжелая пряжка, а потом у Дуба искры из глаз посыпались, когда тонкие пальцы обхватили его ствол. Из груди едва рычание не вырвалось. Хотелось трахать, трахать и трахать. Сейчас, потом и всегда. Как голодный зверь, не видел ничего, кроме нее.

Алекса даже пальцы не могла сомкнуть вокруг мужского члена. Такой налитый он был, твердый. Провела большим пальцем по гладкой головке, размазывая выступившую каплю, а потом сжала, вынуждая Дуба втянуть со свистом воздух сквозь стиснутые зубы. Током шибануло, как оголенными проводами.

— Fuck, — прохрипел Паша, — сюда иди!

Резко пригвоздил ее спиной к железу и одним резким глубоким толчком ворвался в любимое тело до упора.

Алекса закричала, царапая спину ногтями.

Да, черт возьми! Кажется, ему точно светит помутнение разума рядом с ней.

Он целовал малышку жадно, страстно. Руки сминали нежную кожу на талии, в нетерпении сжимали грудь, обездвиживая держали за бедра, пока Паша вколачивал себя в податливое извивающееся тело.

Алекса то прижималась к нему, то откидывалась обратно на капот, хватаясь за его края. Ей мерещилось, что отключенное от разума тело разрывает на части от волнами накатывающего удовольствия.

В прошлый раз она думала, что лучше не может быть, но снова ошиблась. Оказывается, когда позволяешь себе полностью принадлежать тому, кому хочется, ощущения в разы сильнее.

— Я сегодня чуть не убил тебя, ты хоть понимаешь это? — Паша отчеканил, на каждом слове глубоко проникая в истекающую влагой плоть.

Алекса сглотнула, ныряя пальцами в темные волосы и заставляя себя посмотреть в обжигающие глаза.

— Ты бы не смог.

Не смог бы…

Толчок. Рука на скулы, сжимает, перемещается под голову и сгребает волосы в кулак.

— Зато могу не дать кончить.

На пару секунд останавливается, заставляя Алексу саму податься вперед, а потом выйдя почти до конца, делает рывок вперед, чтобы с шлепком врезаться в гладкую плоть.

Фостер вздрагивает и зажмуривается. Внизу собирается магма, готовая вот-вот сжечь ее дотла.

Отчаянно качает головой.

— Не сможешь, — выдыхает прямо в губы, — я слишком глубоко в тебе.

Паша просовывает ей под голову и вторую руку, чтобы зафиксировать ее и увязнуть в подернутом дымкой мраморе. Член сдавливают хаотичные несильные пульсации, заставляя его удерживать себя на грани этого болезненного наслаждения.

— Может это я глубоко в тебе?

— И ты тоже!

И эта фраза означает не только физическое единение. Оба прекрасно осознают, что только что сказали больше, чем за весь сегодняшний долгий день.

Паша прикусывает нижнюю губы Алексы и снова целует. До боли собирает в кулаки рассыпавшиеся по капоту волосы, толчок за толчком приближая обоих к яркому ни с чем несравнимому финишу. Ноги немеют, в позвоночнике стреляет.

Алексу разрывает мощным оргазмом, как раз когда Паша достает себя из нее и с хрипами, покидающими легкие, бурно кончает на живот.

Перед глазами мутнеет, в мозгах полный переворот. Ощущение, будто его покромсало на ошметки. Инстинктивно прижимает Алексу крепче и роняет голову ей на грудь, пока пульс как одуревший несется вперед.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Разве бывает, чтобы было так хорошо? Ал крепко прижимает к себе парня, восстанавливая дыхание и устремляя глаза на полную луну. Даже страшно становится в какой-то момент. Главное, чтобы это был не сон, потому что после такого сна любая реальность покажется блеклой и просыпаться будет очень страшно. Страшно от того, что ЕГО не окажется рядом…