Дымка. Черный Красавчик (сборник) - Анна Сьюэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со временем щенки выздоровели, но пушок исчез навсегда с ушей, а ведь его назначение, верно, состоит в том, чтобы защищать нежные уши от пыли и повреждений. Почему люди не обрезают ушей своим собственным детям? Если б они делали им острые уши, как собакам, может быть, у них тоже получался бы задорный вид? Какое право имеет человек мучить и уродовать божьи творения?
Оливер произнес свою речь с большой горячностью. Для меня все это были неслыханные и ужасные вещи; я почувствовал недоброе чувство к людям, которых до сих пор любил. Джинджер, конечно, очень вспылила при рассказе Оливера. Она объявила, что люди – звери и вдобавок дураки.
– Кто говорит такие нехорошие слова? – спросила Резвушка, подходя к нам. Она только что перед этим терлась о нижнюю ветку яблони.
– Для дурных дел есть и дурные слова, – сказала Джинджер, передав Резвушке то, что нам сейчас рассказал Оливер.
– К сожалению, все это правда, – грустно заметила Резвушка. – Я сама не раз видала подобное. Но зачем говорить о злых делах здесь, где все добрые, начиная с нашего хозяина и кончая Джемсом? С нашей стороны было бы неблагодарно дурно говорить о людях.
Эта мудрая речь успокоила нас всех, особенно же Оливера, который был глубоко привязан к хозяину. Чтобы переменить разговор, я спросил:
– Не может ли кто-нибудь объяснить мне пользу наглазников?
– Нет, – отвечал Оливер, – потому что в них нет никакой пользы.
– Думают, что наглазники мешают пугливой лошади пугаться и наделать вследствие испуга каких-нибудь бед, – спокойно сказал Судья.
– Тогда зачем же не надевают наглазников на верховых лошадей, особенно на дамских? – спросил я.
– Без всякой причины, – отвечал Судья. – Мода такая, больше ничего. Уверяют, будто лошадь без наглазников, видя так близко за собою колеса экипажа, непременно понесла бы; но на это можно возразить, что и верховая лошадь на каждом шагу видит близко от себя колеса на людных улицах. Мы привыкаем к ним и, конечно, без всяких наглазников не стали бы пугаться и нести. Напротив, без наглазников лошадь лучше видела бы и пугалась бы гораздо меньше, чем видя только части предметов.
Я ничего в этом не понимал и не мог выразить никакого мнения.
– Я думаю, – сказал Оливер, – что наглазники ночью – преопасная вещь. Лошадь видит ночью лучше человека, и, если б ей давали возможность смотреть свободными глазами, многих несчастий не случалось бы с людьми при езде. Несколько лет тому назад катафалк возвращался поздно вечером; проезжая по дороге мимо фермы Спаро, где пруд подходит к самому краю дороги, колеса скользнули в воду; дроги повалились, лошади утонули, и возница спасся с большим трудом. После этого пруд огородили высокой белой решеткой во избежание подобного случая, но я думаю, что его бы не надо было и огораживать, если б лошади были без наглазников. Они бы сами тогда держались подальше от берега. Незадолго до твоего прихода сюда карета хозяина опрокинулась. Тогда говорили, что, если б фонарь не потух, Джон увидал бы яму, и карета не попала бы в нее, а я думаю, что если б лошади были без наглазников, они бы и в темноте обошли яму. Между тем вышло то, что и лошадям переломали ноги, и Джон только каким-то чудом не убился.
– Я вот что думаю, – заметила с раздутыми ноздрями Джинджер, – эти люди, которые считают себя такими мудрецами, должны бы издать приказ, чтобы жеребята все родились с глазами ровно посреди лба, а не сбоку. Люди воображают, что они могут совершенствовать природу.
Разговор снова обострился. В эту минуту Резвушка подняла свою лукавую мордочку и сказала:
– Я знаю один секрет: Джон не одобряет наглазников. Я слышала его разговор с хозяином по этому поводу. Хозяин говорил, что опасно отучать лошадь, с малолетства привыкшую к наглазникам, а Джон отвечал ему, что, по его мнению, лучше было бы воспитывать жеребят без наглазников, как это делается во многих других странах. Итак, нечего нам беспокоиться на этот счет. Знаете что? Во фруктовом саду валяется много вкусных яблок, сдутых ветром. Хорошо бы нам полакомиться ими!
Нельзя было возражать на это предложение. Скоро мы все опять развеселились, жуя сладкие яблоки, разбросанные в траве.
XI. Откровенная речь
Чем дольше я жил в Бертвикском парке, тем более я гордился своим местом. Наших господ уважали все люди, живущие в округе. Они были добры со всеми – с человеком и зверем одинаково. Не было ни одного существа на свете, которое не нашло бы у них защиты против обидчика. Если кто-нибудь из деревенских мальчиков дурно обращался с животным, слух об этом тотчас доходил до господской усадьбы, и доставалось тогда провинившемуся! И чужим людям приходилось иметь дело с нашим хозяином, когда он видел какую-нибудь жестокость по отношению к зверю.
Однажды хозяин верхом на мне возвращался домой. Навстречу нам ехал высокий, сильный мужчина в кабриолете, заложенном небольшой, прелестной гнедой лошадкой, с тонкими ногами и породистой головкой. Подъезжая к воротам нашего парка, лошадка хотела повернуть к ним. Мужчина, ничего не говоря, так грубо дернул узду, чтобы повернуть ее, что она чуть не упала. Оправившись, лошадь собиралась бежать дальше, но человек не унимался: он крепко держал узду, вздернув голову бедного животного, и свирепо хлестал ее изо всех сил. Лошадь хотела дернуть вперед, но сильная рука не давала ей ходу, разрывая ее рот мундштуком. Мне было страшно смотреть на эту картину: я знал хорошо, какое это мучение для нежного рта.
– Послушайте, Сойер, – строго крикнул наш хозяин, – разве лошадь ваша не живая, что вы с ней так обращаетесь?
– Не только живая, но и норовистая, – отвечал мужчина. – Она слишком любит волю, а я этого не люблю.
По его голосу было слышно, что он взбешен на свою лошадь.
– Неужели вы думаете, что животное станет послушнее от такого обращения? – спросил хозяин.
– Ей нечего было заворачивать к воротам, перед ней была прямая дорога, – возразил Сойер грубым голосом.
– Вы часто приезжали ко мне на этой лошади, – продолжал хозяин. – Она помнит это и хотела предупредить ваше желание. Но не в этом дело. Признаюсь, Сойер, я в жизни моей не имел несчастья видеть когда-нибудь, чтобы кто-нибудь обращался с лошадью так жестоко, как вы. Отдаваясь вспыльчивости, вы приносите вред себе самому гораздо больший, нежели лошади. Помните, что мы будем отвечать за каждый поступок наш с человеком ли, со зверем ли – все равно!
Потом мы шагом поехали домой. Я слышал по голосу хозяина, как его огорчило только что случившееся происшествие.