Череп в небесах - Ник Перумов

Мы оказались в глубоком тылу наступающих карателей. Остатки защитников Владисибирска, кто сумел, отступили дальше на запад, другие просто рассеялись по окрестным полям и лесам. Небо просто кишмя кишело «шершнями» и «беовульфами», гонявшимися буквально за всем, что двигалось. Мы сами видели, как беспилотный штурмовик не пожалел пары эрэсов на большую овчарку, не желавшую отходить от тела пожилого фермера, убитого на пороге собственного дома. После этого «беовульф» развернулся и всадил в окно аккуратного бревенчатого домика полновесный зажигательный заряд.

Мы видели, как метался ополоумевший от ужаса большой пушистый кот, в последний момент пулей вылетевший из дверей; Инга попыталась его подозвать (ох уж эти девчонки!), но котяра только зашипел, выгнул спину и мигом исчез в зарослях. Инга всхлипнула.

– Ты чего?

– Так он ведь домашний. Ухоженный. Пропадёт в дикости…

– Нашла, кого жалеть – кота какого-то несчастного! – буркнул Костик.

– Да-а-а, у меня у самой такой дома… мурчавый, на коленях любил сидеть, – зашмыгала носом Инга.

Костя собирался что-то ответить; я глянул на него, мол, уймись. Пожалей девчонку. И кота тоже пожалей, и его убитого хозяина, и сгоревший дом. Потому что иначе вы, добрые, воспитанные домашние мальчики и девочки, не успеете оглянуться, как превратитесь в машины уничтожения. А потом, глядишь, застрелите пленного, уже успевшего бросить оружие и поднять руки; и так далее и тому подобное: раз покатившись, уже очень трудно остановиться.

Двое моих последних бойцов держались неплохо, после того как перестали течь казавшиеся неудержимыми слезы. Мы отступали, точно так же, как солдаты Западного фронта летом сорок первого, потеряв свою часть, не зная, где штабы, где командиры, резервы и всё прочее; с одной лишь разницей – тогда отступавшие брели на восток. Мы отходили на запад.

Само собой, заградотряды поспешили убраться – встречи с наступающим противником в планы их командиров никак не входили.

В полусотне километров от Владисибирска обширную центральную равнину острова надвое рассекал невысокий, но обрывистый кряж, протянувшийся далеко на юг отрог полуночных гор. Логично было занять там оборону и попытаться удержать в наших руках хотя бы крайнюю западную оконечность острова, с тремя небольшими городками и добрыми двумя дюжинами больших рыбоферм, а заодно – и самым нашим большим железорудным месторождением. Я, конечно, имею в виду наземные месторождения, залежи подводных окатышей мы начали разрабатывать уже давно.

Скорее всего именно там, на кряже Бородина, наши и попытаются остановить имперцев. В открытом поле на такое нечего и надеяться. Военная машина Империи была слишком хорошо смазана и налажена. Уж это-то я знал лучше других. И не приходилось рассчитывать на нежданную помощь крепких морозов или сильной распутицы, любимейшего оправдания неудач осени сорок первого года у знаменитых и поныне генералов, чьи имена носили проспекты имперской столицы…

Сейчас я вспоминал свои надежды перед отправкой на фронт – что мои знания помогут ополченцам на самом деле остановить карателей, и только скрипел зубами. Да, мы столкнулись с карателями – но поддержанными артиллерией и прочими техсредствами, вроде беспилотников – на не виданном ещё мною уровне. Нас просто смяли, размазали по бетону, задавили, не дав и головы поднять. Здесь не помогли бы никакие заградотряды, не помогла бы и нечеловеческая жёсткость и жестокость маршала Жукова, тоже не останавливавшегося перед применением заградительных отрядов, как он проделал, в частности, обороняя Ленинград, задолго до того, как был издан приказ номер 227. Хотя… тогда, наверное, это действительно могло иметь значение – солдаты, выбирая между русской и немецкой пулями, предпочитали вражескую. Сейчас же нас уничтожали «беовульфами» и с помощью бьющей из-за горизонта тяжёлой артиллерии, идеально укладывая снаряды в цель. Мои ребята погибли и так, ни один не побежал, ни один не отступил без приказа. Но на нас надвигалась такая орда, что задержать её могла лишь такая же или же…

Или же Туча.

Мы брели без дорог, выбирая места погуще и потемнее; и не зря – над головами то и дело гудели вертолёты, и стремительные боевые «физлеры», и транспортные; трещали винтами юркие «шмели», а отыскав цель, наводили на неё «беовульфов»; по дорогам справа и слева двигался сплошной поток имперской техники в строгом порядке, сделавшим честь бы и самому «Лейбштандарте» или «Гроссдойчланд». Танки, штурмовые орудия, зенитные установки, транспортёры всех мастей и калибров, установки УРО – тоже самые разнообразные, от лёгких противотанковых «Hollefeuer» до тяжёлых тактических «Eber». Ползли на восьмиосных длинных тягачах и приснопамятные «Igel».

Похоже, здесь высадился целый моторизованный корпус. Но эмблемы на бортах продолжали утверждать, что мы видим перед собой исключительно охранные дивизии, за единственным исключением[8].

Ни Инга, ни Костя не ныли, не просили «дать передохнуть» за весь наш томительный марш. Впрочем, «отдыхать» нам приходилось и так, помимо нашего желания: когда над головами раздавалось знакомое «шрр-трр» воздушных разведчиков. За эти дни оно уже успело так въесться в душу, что, казалось, этот проклятый звук не исчезнет вообще никогда и ни за что. Я рассчитывал, что нам встретятся другие окруженцы, так же, как и мы, пробирающиеся на запад; но лесные тропы оставались пустынны, и это несмотря на то, что леса здесь скорее напоминали широко разбросанные редкие заплатки на просторном покрывале полей. Трижды мы чудом ускользали от облав, каратели со всё той же «закрученной колючкой» на рукавах, «карантинники» 203-й охранной, частым гребнем прочёсывали местность. Нам удалось отсидеться, отлежаться; а шагавшие в цепи солдаты, похоже, просто отрабатывали свою дневную порцию шнапса.

…До своих мы добрались только на четвёртый день пути, когда прикончили последние крохи из розданных ещё во Владисибирске рационов. Дорогу преградили скалы; красноватые отвесные склоны поднимались прямо из моря свежей травы. Наверху, на вызывающе высоком флагштоке, развевалось знамя Федерации, а рядом с ним – наш, новокрымский, или, вернее сказать, русский триколор. Перед кряжем возле каждой рощицы, каждой кучки деревьев кишмя кишело от имперской техники; держась в почтительном отдалении от скал, с которых могли очень даже просто накрыть одним залпом, имперцы зарывались в землю, словно готовясь к длительной обороне. Ещё на дальних подступах я стал замечать позиции реактивной артиллерии, полевые станции запуска беспилотников, украшенные алыми крестами кубики и параллелепипеды развёрнутых полевых госпиталей; рейхсвер словно собирался штурмовать линию долговременного укрепрайона.