Сонька. Конец легенды - Виктор Мережко

— Нужно обратиться к Мирону Яковлевичу, у него наверняка в Одессе есть интересная агентура, — заключил Фадеев.

Кудеяров-младший дождался сумерек и подъехал в пролетке к дому на Крюковом канале, когда стало быстро темнеть.

— Не жди, — распорядился извозчику, сунул деньги и с оглядкой заспешил к парадной.

На лестнице было темно и сыро.

Константин, всматриваясь в номера квартир, достиг третьего этажа, увидев цифру семнадцать, нажал кнопку звонка.

Дверь никто не открывал.

Визитер позвонил еще раз, после чего несильно толкнул дверь — она неожиданно подалась.

Граф перешагнул через порог, увидел, что в дальней комнате горит свет. Прошел вглубь квартиры — в гостиной никого не было. Он заглянул в спальню и увидел лежащую на кровати Таббу.

Она была пьяна.

Константин потрогал ее, бывшая прима не просыпалась. Он беспомощно постоял на месте, вернулся было в гостиную, увидел пустые винные бутылки на столе, еду, вновь вернулся в спальню.

Теперь он стал будить спящую настойчивыми толчками.

— Госпожа Бессмертная, проснитесь… Госпожа Бессмертная!

Табба недовольно что-то промычала, оттолкнула руку графа, перевернулась лицом вниз и снова засопела.

Кудеяров попытался стащить Бессмертную с постели, она неожиданно сильно оттолкнула его, выругалась:

— Пошла вон! — и уснула.

Граф присел на постель в полном недоумении, как поступать ему дальше. Неожиданно он услышал скрип двери, затем чьи-то шаги. Привстал с постели, насторожился.

В спальню заглянула Катенька. Увидев незнакомого господина, она от неожиданности вскрикнула:

— Кто здесь?

— Граф Константин Кудеяров, — промолвил тот, не до конца понимая, кто перед ним.

— Что вы здесь делаете?

За спиной Катеньки возник извозчик Антон, недовольным голосом спросил:

— Кто это?

— Граф Кудеяров, — объяснила прислуга. — Знакомый госпожи. — И снова обратилась к графу: — Зачем вы пришли?

Тот поднялся, подошел поближе. Кивнул на извозчика.

— Кто сей человек?

— Антон. Он со мной. Помогает.

— Мадемуазель надо срочно увезти отсюда. Но она спит.

— Куда увезти? Зачем?

Граф снова бросил взгляд на Антона.

— При нем можно говорить?

— А чем я вас смущаю? — недовольно поинтересовался тот.

— Тем, что я вас не знаю.

— Можно, — вмешалась Катенька. — Он правда помогает мне. И даже сюда подвез.

— У вас какой экипаж? Пролетка? Карета? Повозка? — обратился граф к извозчику.

— Пролетка. Куда везти?

— У меня есть квартира на Мойке. Туда. Поэтому соберите самые необходимые вещи.

— Я мигом.

Катенька принялась быстро собирать разбросанные по квартире вещи, засовывать их в корзины и чемоданы. Граф и извозчик тем временем подняли с кровати сонную Бессмертную, понесли из квартиры. Она сонно и вяло сопротивлялась, невнятно ругалась, пыталась освободиться.

Таббу потащили по лестнице, с трудом доволокли до пролетки, затолкали на сиденье. Извозчик бросился помогать Катеньке выносить вещи: вдвоем они вытащили две корзины и чемодан, погрузили все на багажную полку, и лошадь рванула с места.

Далеко за полночь возле дома тридцать шесть на Крюковом канале остановилась пролетка, из нее выскользнула тенью хрупкая особа, направилась в парадную.

Это была Ирина.

Поднялась на третий этаж, остановилась возле двери номер семнадцать. Нажала на кнопку, никто не выходил.

Ирина обнаружила, что дверь приоткрыта.

Переступила порог в квартиру, осторожно, держа револьвер наготове, миновала гостиную.

Было пусто.

Вошла в спальню, увидела разворошенную постель, разбросанные вещи, поняла — жившие здесь сбежали.

Дочка Гришина Даша вышла из парадной своего дома, увидела сидящего в совершенно пустом и мрачном дворе на скамейке отца, подошла к нему, опустилась рядом.

Посмотрела на него с печальным упреком, негромко произнесла:

— Вы, папенька, вчера были опять пьяные.

Он повернулся к ней, обнял ее худенькое, почти немощное тельце, пригнул к себе, поцеловал девочку в лоб.

— Прости меня.

— Что-то опять со службой?

Егор Никитич подумал.

— Можно сказать и так. — Снова поцеловал. — Маменька ругалась?

— Плакала. Боится, как бы вы опять с собой чего не сделали.

— Не сделаю, теперь уж определенно не сделаю. Скорее с ними.

— С ними — это с кем?

— Много их, Дашка, — следователь печально усмехнулся. — ТЫ ведь моя самая любимая дочь?

— Да, папенька, я вас очень люблю. И боюсь за вас.

— Вот это напрасно. Бояться нужно дураков, а я ведь у тебя умный?

— Очень.

— И ты у меня умная. Поэтому хочу с тобой посоветоваться.

Даша придвинулась поближе, приготовилась слушать.

— Есть молодая женщина. Красивая, талантливая, когда-то успешная, — сказал отец.

— Почему — когда-то? Теперь уже неуспешная?

— Теперь уже нет. И неуспешная, и несчастливая. Ее загнали в угол и скоро добьют.

— За что?

— За что? — переспросил Гришин. — Ты когда-нибудь видела, как бродячие псы загрызают слабого и больного?

— Я видела, как пьяная толпа избивала какого-то господина. Он был трезвый и один, а их много и все пьяные.

— Тут, Дашка, страшнее. Ее довели до безумия и теперь, безумную, хотят загрызть.

— Кто?

— Безумцы.

— Вы ее хорошо знаете?

— Я в той своре, дочь.

— Вы, папенька, безумны?

— Похоже, что да. Все вижу, все понимаю, даже жалею — ничего не могу поделать. Безумец!

— Вы из-за этого выпиваете?

— В том числе.

— Вы хотите этой даме помочь?

— Да, но не знаю как.

Даша смотрела огромными вопрошающими глазами.

— Она лишняя, папенька?

— Ты о чем, Дашка?

— Однажды вы сказали, что вы лишний в этой жизни. Она тоже лишняя?

— Да. Видимо, да… Поэтому страшно жить в этой стране, среди этих людей.

— Помогите ей.

Отец удивленно повернулся к дочке, переспросил:

— Ты уверена?

— По-другому вы не сможете, папенька.

Он поцеловал ее в нос.

— Подумаю, Дашка. Непременно подумаю. И помогу. Либо ей, либо себе. Не знаю… Но кому-то определенно помогу.

Мадемуазель, бледная и растрепанная, проснулась довольно рано: день только начинался. Поднялась на мягкой и широкой постели, оглядела стены незнакомой квартиры, в полнейшем недоумении и растерянности сбросила ноги на пол, снова огляделась и осторожно двинулась в сторону большой комнаты, откуда доносился шум льющейся из крана воды.

Увидела возле моечной раковины Катеньку, спросила пересохшими губами:

— Где я? Что со мной?

— Вы, наверно, не помните, — приветливо улыбнулась прислуга. — Вас перевезли сюда ночью, когда вы спали. Потому и растерянны.

— Кто перевез?

— Граф Кудеяров.

— Петр?

— Константин. А помогал мой знакомый Антон.

— Налей воды.

Табба жадно опорожнила стакан, попросила прислугу:

— Можешь рассказать более внятно?

— Вы были выпивши, разбудить вас никак не удавалось, потому пришлось нести в пролетку.

— А почему сюда? Зачем понадобилось перевозить меня?

— Так велел граф. Сказали, что на вашей квартире больше оставаться нельзя. Будто что-то вам угрожает.

— Бред какой-то. Квартира чья?

— Графа.

— А ты как здесь оказалась?

— Заглянула на ту квартиру… сердце прямо-таки рвалось… застала там господина Кудеярова.

— Больше никто не знает, что я здесь?

— Антон знает.

— Кто такой?

— Мой знакомый. Извозчик… Я же сказала, он отвозил вас сюда.

— Надежный человек?

— Очень. Он ведь даже мне помог по работе.

Бывшая прима вскинула брови.

— По какой работе?

Катенька смутилась.

— Когда я ушла от вас, то вроде как бы оказалась на улице. Одна… А он поучаствовал и даже в ресторан устроил.

— Шустрая какая, — усмехнулась Табба, болезненно потерла виски. — Больше не сбежишь?

— Нет, клянусь. Даже если будете еще больше обижать, все одно не сбегу.

— И правильно сделаешь. Куда мы друг без друга?!

— Никуда, — согласилась прислуга. — Только Антона моего не гоните. Ладно?

— Влюбилась, что ли?

— Еще не влюбилась. Но он хороший… Добрый.

— Раз добрый, значит, глупый.

— Неправда. Он очень даже умный. Разве глупые помогают незнакомым людям?

— Глупые как раз только и помогают. — Мадемуазель поднялась, подошла к чемодану, к корзине с вещами. — Мое?

— Ваше. Что успела, собрала.

Хозяйка стала копаться сначала в корзине, затем в чемодане, подняла голову.

— Ты все собрала?

— Говорю же, только то, что схватила.

Табба снова перебрала вещи, расстроенно вернулась к столу.

— Черт… Придется тебе снова податься на ту квартиру.