Екатерина Великая - Кэролли Эриксон

Екатерина попросила высочайшего соизволения дать дочке имя императрицы, но Елизавета отказала. У нее было готово уже имя на этот случай: Анна Петровна — так звали ее покойную сестру, мать Петра. Екатерина не успела толком рассмотреть новорожденную, как ее выхватили у нее из-под носа и унесли в покои императрицы, туда, где уже жил маленький Павел.

История повторилась. Как и в прошлый раз, о Екатерине все позабыли. Государыня распорядилась, чтобы к ней никого не подпускали. Лишь мадам Владислава дежурила в покоях великой княгини, но никто больше не пришел узнать о ее состоянии или поздравить. «Я была совершенно покинута и заброшена всеми, словно несчастная нищенка». На этот раз она заранее приняла меры предосторожности против сквозняков и устроила все в своей спальне так, как ей хотелось.

Прошло несколько недель, и Екатерина изобрела способ обойти запрет императрицы принимать гостей. Она прятала наиболее близких к ней людей — Понятовского и нескольких своих фрейлин — за ширмой. Когда к ней с инспекционным осмотром явился Петр Шувалов, которого она называла «придворным оракулом», его глазам предстали пустынные покои, где сиротливо и неприкаянно лежала великая княгиня.

В это время ее друзья, затаив дыхание и стараясь не выдать себя неосторожным движением, прятались за ширмой, а потом громко смеялись над тем, как им удалось одурачить самого умного человека при дворе. Склонная к интригам и авантюрам Екатерина обожала эти тайные сборища, но чувствовала себя обделенной, зная, что каждый вечер во дворце в честь появления на свет маленькой Анны Петровны устраивались всевозможные торжества, на которые ее не приглашали. Зато среди веселящихся выделялись Петр и его любовница. У великого князя была еще одна причина для хорошего настроения: императрица подарила ему шестьдесят тысяч рублей, столько же, сколько и роженице.

Теперь Екатерина была матерью двух детей, которых она не видела. Казалось, что она смирилась с такой печальной долей, принимая ее как плату за высокое положение. Может быть, когда-нибудь сын станет правителем России, а у ее дочери будет судьба, которой многие позавидуют. Под опекой императрицы ее дети как за каменной стеной. Если сама Екатерина впадет в немилость, сын и дочь останутся незапятнанными. Сознание этого давало ей некоторое утешение. Медленно тянулись тоскливые зимние дни, и она начала ощущать, что вокруг нее все туже затягивается петля заговора.

В феврале 1758 года двор содрогнулся от жуткой новости. Канцлер Бестужев был взят под арест вместе с тремя своими сподвижниками, тесно связанными с ним и Екатериной — ювелиром Бернарди, который передавал великой княгине секретные послания и был причастен к ее политическим сделкам; Иваном Елагиным, другом Понятовского и стойким сторонником Екатерины, который считал, что Елизавете должны наследовать она и ее муж, и Василием Ададуровым, бывшем учителе Екатерины, преподававшем ей русский язык, и доверенным лицом канцлера. Арест Бестужева держался в тайне, но Понятовский узнал о нем и сумел предупредить Екатерину.

Она сразу же поняла, что ей угрожает большая опасность. Ведь она не только вела с Бестужевым тайную переписку, но они во всех подробностях обсуждали передачу власти, что было вполне логично в тех обстоятельствах, но все равно считалось изменой. Бестужев разработал план, по которому после смерти власть перейдет к Екатерине, а сам канцлер станет ее правой рукой, заняв ключевые правительственные посты. Екатерина отвергла этот план, проявив больше осмотрительности и осторожности, чем стареющий канцлер. И все же сама переписка между великой княгиней и Бестужевым давала повод для ее ареста.

К счастью для Екатерины, канцлер сжег свои бумаги до того, как к их поискам приступили агенты и соглядатаи Александра Шувалова. Она тоже спалила свои бумаги, но знала, что одного уничтожения улик для спасения недостаточно. Бернарди, Елагина и Ададурова приговорили к ссылке, Бестужева лишили всех должностей и наград и учредили особую комиссию по разбору его деяний.

В апреле Екатерину вызвали в покои императрицы. Этого она ожидала уже несколько недель и, конечно, боялась. Она даже ощущала, как к ней тянутся холодные руки государыни. Однажды утром в ее апартаментах появился Александр Шувалов и забрал с собой мадам Владиславу, которая давно служила верой и правдой Екатерине. Великая княгиня залилась такими горькими слезами из-за потери близкой подруги, что даже у жестокого и черствого Шувалова не выдержало сердце, и он, заплакав вместе с Екатериной, уверял ее, что государыня сама побеседует с ней об этом деле. Екатерина поняла: надо предупредить фрейлин и слуг, что они могут оказаться в опасном положении. Она так разволновалась, что принялась ходить По комнате, забыв про еду и сон.

Елизавета допрашивала Екатерину после полуночи. Александр Шувалов сопровождал ее по освещенным факелами коридорам до прихожей государыни. Когда они подходили к двери галереи, Екатерина увидела Петра, входившего в покои императрицы через другую дверь. Она давно уже не виделась с ним. Как и все придворные, он избегал встреч и разговоров с ней. Это явный признак, что она под подозрением и ей угрожает арест. Можно было лишь строить догадки, какую роль сыграет Петр в ее будущей судьбе. Разумеется, он хотел ее устранить: ведь это позволяло ему жениться на Елизавете Воронцовой. Тут не было никаких сомнений. Петр давно затаил на нее злобу. Он скажет все что угодно, лишь бы избавиться от нее.

Стремясь во что бы то ни стало опередить его, Екатерина, едва лишь ее подвели к императрице, бросилась ей в ноги и в слезах умоляла отпустить ее домой в Германию.

Елизавета, обезоруженная поведением Екатерины, велела ей встать, но та осталась на коленях, покорная, как раскаявшийся ребенок.

— Как я могу отправить вас назад? — спросила ее Елизавета, у которой тоже на глаза навернулись слезы. — Вспомните, ведь у вас есть дети!

— Мои дети у вас в руках, и никто о них лучше не позаботится, — ответила Екатерина. — Надеюсь, вы не оставите их.

— Но как мне объяснить то, что я отсылаю вас?

— Ваше императорское величество просто объяснит, если вы сочтете это подходящим, что я в ваших глазах обесчестила себя и навлекла гнев великого князя.

Петр пока хранил молчание. Ни он, ни Александр Шувалов не вмешивались в разговор двух женщин. В просторном помещении больше никого не было, но Екатерина подумала, что за ширмами кто-то мог прятаться.

Императрица приказала Екатерине встать и посмотреть ей в лицо.

— Одному богу известно, — сказала Елизавета, — как я плакала, когда вы впервые прибыли сюда и тяжело заболели. Если бы я не любила вас, то никогда не стала бы удерживать вас здесь.