Китти. Мемуарная проза княжны Мещерской - Екатерина Мещерская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы прошли в комнату. Юдин остался в коридоре и сказал через дверь ванной:
— Котик, к тебе пришли Николай Владимирович и Виталий Власьевич… Что?.. Хорошо… Передам! Просила подождать немножко, — сказал он, вернувшись к нам, и, схватив какую-то мыльницу, опять прошмыгнул мимо нас в коридор. — Котик, отопри, это я, ты забыла твое любимое мыло для головы, — услышали мы его голос, после чего, хлопнув, открылась и вновь закрылась дверь ванной.
Через несколько минут он вернулся к нам как ни в чем не бывало и стал с увлечением рассказывать о новой постановке «Сильвы». Шутил, смеялся, потом вдруг, неожиданно что-то вспомнив, легко ударил себя по лбу.
— Простите, заговорился, совсем забыл! — воскликнул он. — Ведь ей нужна моя помощь! — И, сорвавшись с места, выскочил в коридор. — Котик, прости, ведь тебе, наверное, нужно потереть спину, отопри, пожалуйста!
После этих слов дверь ванной открылась, впустив Юдина, и захлопнулась.
Если б вы знали, Екатерина Прокофьевна, что я переживал! Не верил ушам своим. Не стесняясь Виталия Власьевича, я вышел в коридор. Он был пуст. Через дверь ванной слышно было, как лилась вода. Все во мне кипело!.. Какими бы ни были их отношения, но, даже скрепив их браком, можно ли было так цинично кричать на всю квартиру, так фамильярно вести себя?!
— Я должен уйти, — побелевшими губами сказал мне Виталий Власьевич, — я не в силах присутствовать при этом фарсе! Бедняжка Екатерина Александровна! Какой пошляк этот мерзавец!..
— Нет, — перебил я его, — вы не уйдете, ведь она просила нас подождать, останьтесь… — И, говоря так, я думал о том, что, если она выйдет и я взгляну ей в глаза, я излечусь навеки от моего к ней чувства…
В это время из ванной вернулся Юдин, вид у него был несколько сконфуженный.
— Простите — несколько смущенно начал он, — она не рассчитала и просит у вас извинения… Ей придется приводить себя в порядок… Вы ведь знаете, женщины кокетливы… Она очень просит вас зайти в следующий раз…
Я почувствовал прилив дикой злобы к этому человеку, который мог в такое короткое время переродить Вашу воспитанную дочь.
В это время в парадной двери щелкнул ключ, и Китти, в пальто и шляпе, с большим букетом черемухи, вошла в квартиру. Она так приветливо, так беззаботно нам улыбалась, так искренно была нам рада, что все слова замерли у нас на губах.
— Что это с вами, друзья? Что случилось? — заметив что-то неладное в выражении наших лиц, допрашивала она нас.
— Мы устали вас ждать и не надеялись вас увидеть, — улыбаясь, отговорился Виталий Власьевич.
А этот негодяй?.. Ему больше ничего не оставалось, как громко смеяться, стараясь обратить все в шутку, и на все вопросы Китти отвечать:
— Я их ловко обманул! Я их здорово обманул!.. А как — это тебе знать не полагается…
Впоследствии я понял, что как бы низок ни был этот подлец, но он находится под Вашим кровом, который для меня священен…
Прошу, не рассказывайте об этом Китти. Что делать, я вижу, Вы в руках редкого негодяя, и надо подумать о том, как от него избавиться.
С полным к Вам уважением Н. В. Львов.
Прокурору города Москвы
от Алексеева Ф. С., ответственного
съемщика кв. № 5 в доме 22
по Поварской улице
Заявление
20 апреля с. г. около 12 часов ночи в комнатах, занимаемых певцом Юдиным, где он проживает совместно с бывшей княгиней Мещерской и ее дочерью, послышались дикие женские крики.
Я и гр. Кантор (студент рабфака), жилец нашей квартиры, вбежав к Юдину, увидели во второй комнате безумно кричавших обеих женщин, а на полу, на ковре, лежавшего в луже крови, без сознания Юдина. Около него на ковре тут же валялась бритва старого образца. Мы с Кантором подняли его и, перенеся, положили на кровать. У него оказалась перерезана вена на левой руке. Вызванная «скорая помощь» увезла его к Склифосовскому.
Просим расследовать это дело и обратить на него особое внимание, так как хотя Мещерская и объяснила этот факт ревностью Юдина к ее дочери, но мы предполагаем здесь политическое преступление, а именно травлю советского артиста.
Алексеев, Кантор, Мажов, Поляков.
Е. П. Мещерская — Н. А. Манкаш
Милая Наталья Александровна!
Умоляю Вас, сделайте как-нибудь, замените себя кем-нибудь на работе хотя бы дня на два, приезжайте!!! Я лежу больная, у меня нервное потрясение, и нас с Китти уже два раза вызывали к прокурору Москвы. Опишу подробно этот кошмар. Вы же знаете любезность Дубова, знаете мои вечные продажи, в большинстве случаев через комиссионеров, и Вам известно, как мне необходим телефон. Чаще всего я прошу вызвать Китти, так как мне не легко бегать по лестницам взад и вперед. Дубов настолько любезен, что мы пользуемся его телефоном как своим собственным.
Последние дни Владимир особенно нервничал и, как оказалось, позднее имел какое-то крупное объяснение с Дубовым прямо на улице, о котором мы с Китти узнали только после катастрофы.
В этот ужасный вечер, когда все произошло, Владимир приехал с концерта рано, так как пел в первом отделении, и застал меня, Валю и Китти за ужином. У нас, как на грех, в этот вечер (редкое исключение) никого из гостей не было.
Приехав домой, Владимир переоделся в домашний костюм и сел с нами ужинать. Я сразу заметила, что у них с Китти произошла какая-то размолвка, так как за столом не было обычных шуток и смеха.
Вдруг звонок. Является домработница от Дубова — кто-то вызывает нас к телефону. Ясно, человек ждет у трубки… Китти срывается с места, хватает пальто и убегает.
В тот же миг вскакивает из-за стола и Владимир, начинает кричать, что поздний час, что это неприлично, зачем я ее пустила, почему не пошла сама.
Он бросился в мой кабинет, к своим чемоданам, а затем хотел пробежать мимо меня; я же, увидя блеснувшую в его руках большую бритву, опередила его, загородив ему дверь в коридор своим телом. Не помню, что я ему кричала, но высказала все, что накопилось у меня на сердце. Вы меня знаете, среди Подборских не было трусов, и в этот миг мое презрение к нему было сильнее, нежели страх перед его перекошенным, безумным лицом и перед блеском острой бритвы!..
Он сник и как-то беспомощно опустился на стул.
— Я буду следить по часам, — упавшим голосом сказал он. — Телефонный разговор не может длиться более десяти минут. Еще десять минут я ей даю на дорогу и на официальный диалог с Дубовым. Если она задержится дольше, значит, неправда, что он ей неприятен, значит, она лжет…
Я ему ничего не ответила, но стала одеваться: я хотела сама пойти за ней вниз. Он сразу это понял и не пустил меня. Тогда я сделала знак глазами Вале, но он перехватил мой взгляд и не позволил ей встать с места.