Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Хрусталев Денис Григорьевич

События под Черниговом исследователи опять датируют по сообщению Летописи Авраамки (а также Псковской первой): «В лето 6747 [1239 г. от Р. Х.] <…> Того же лета взяша Татарове Чернигов, Октября 18, и ходиша до Игнача креста»[315].

Известие, конечно, путаное с неразъясненным «Игнач крестом» в конце. Однако оно вполне удачно ложится в контекст происходящего. Именно за взятием Чернигова в летописях обычно следуют рассказы о монгольских зимних походах и прежде всего о новом нападении на мордву, взятии Мурома и пленении по Клязьме: «Того же лета, на зиму взяша Татарове Мордовьскую землю, и Муром пожгоша, и по Клязьме воеваша, и град святыя Богородица Гороховець пожгоша, а сами идоша в станы своя»[316].

Этот рейд был направлен в те районы, которые не пострадали во время военных действий зимы 1237–1238 гг.: мордовские земли на границе Муромского княжества, собственно Муром и области в нижнем течении Клязьмы с городами Гороховец, принадлежащим Успенскому собору Владимира, и, возможно, Стародуб, резиденцией одного из Всеволодовичей, Ивана. Это не была новая волна вторжения. Количество участников похода, судя по всему, было небольшим, а зона охвата ограничена. На карательную экспедицию такое предприятие тоже не походило, так как оно не затрагивало ранее покоренные территории.

Вероятно, рейд в район Клязьмы должен был напомнить Ярославу Всеволодовичу о том, что ему следует поскорее уладить отношения с ханской ставкой, закрепить их личным визитом или другими гарантиями. Кроме того, требовалось наказать муромских князей, участвовавших в сражениях вместе с рязанскими родственниками. В поздних летописях даже есть указание на то, что во время этого монгольского похода зимой 1239–1240 гг. была вновь разорена Рязань. Под словом «Рязань» здесь, надо полагать, имеется в виду вся область, столицу которой монголы сожгли еще зимой 1237–1238 гг. На этот раз нападению, скорее всего, подверглись регионы, ранее не затронутые: северо-восточные, пограничные с Муромом земли Рязанского княжества. Второй раз нападать на собственно город Рязань, разрушенный и разоренный, не было никакого смысла.

Таким образом, хан Бату провел в 1239 г. три наступательные операции против Руси. Две – закрепляющие его успех, достигнутый в войне с Юрьевичами (на Переяславль-Южный и на Клязьму), и одну – против столицы земли, в которой располагался «злой город» Козельск (на Чернигов). Везде ему сопутствовал успех, а следовательно, были все основания думать, что далее все продолжится в том же русле. На очереди был Киев, куда был послан на разведку беспокойный хан Менгу: «[Посла Батый Менгукана соглядати града Киева]; Меньгуканови же пришедшу съглядати града Кыева, ставшу же ему на онои стране Днепра у градъка Песочнаго, видев град, удивися красоте его и величьству его, присла послы своя к Михаилу и к гражаном, хотя и прелстити и не послуша его, [а посланных к ним избиша]»[317].

Если следовать сообщению Рашид ад-Дина, то Менгу мог оставить Кавказ не ранее августа 1239 г. А если привлечь показания «Юань ши», то он еще участвовал в штурме Магаса в феврале 1240 г[318]. Следовательно, ранее поздней осени 1239 г. его визит к Киеву состояться не мог, то есть он не был как-либо связан с захватом Переяславля или Чернигова. В русских летописях рассказ о появлении на Днепре хана Менгу обычно размещается либо в самом начале статьи 6748 (1240) г., либо в конце предыдущей статьи. Вероятно, речь должна идти о марте 1240 г., когда лед с рек уже сошел.

Убийство послов и очевидное неприятие Михаилом примиренческой линии должны были уничтожить для Киева все шансы избежать нападения. Нет никаких свидетельств того, что русские князья в эти годы пытались заключить некий союз и что-либо противопоставить монгольской угрозе. Ничего! В источниках об этом не сказано ни слова! Наоборот, летописи повествуют о другом – о том, что монгольский фактор стал поводом для нового витка княжеских усобиц.

Как только Владимирское княжество слегка оправилось, великий князь Ярослав принялся настраивать новую, свою систему междукняжеских отношений на Руси. Возможно, он понимал, что еще одного похода Батыя на северо-восток не будет, на очереди был Юг, причем далее захватчики должны были последовать в Европу. В Суздальских землях для монгольской империи не было более угрозы. Те воинские контингенты, которые сохранились в распоряжении великого князя, теперь могли произвести впечатление только на соплеменников, но никак не на монгольских ханов. Этим следовало воспользоваться.

Первоочередной задачей Ярослав считал закрепление своего статуса и своих наследников в северных землях, на которые не распространялись интересы евразийской империи. Летом 1239 г. старший Ярославич, Александр, женился на наследнице Полоцкого княжества Брячеславне. Свадьба состоялась в Торопце, а затем продолжилась в Новгороде[319]. Связано это было, возможно, с тем, что собственно Полоцк был занят каким-то другим князем, поддерживаемым Литвой. То есть сам этот брак не означал автоматического утверждения Ярославича в Полоцке, а лишь обозначал его перспективные претензии. С литовцами у Новгорода были давние счеты. Эти дикие племена нападали на новгородские земли с завидным постоянством и нарастающей интенсивностью в 1200, 1213, 1217, 1223, 1225, 1229, 1234 гг[320]. Русские князья сами ходили против языческой Литвы в 1204, 1210, 1219, 1224, 1234 и 1236 гг. (в основном это были погони и ответные – карательные экспедиции)[321].

Для того, чтобы показать пример своему наследнику, Ярослав Всеволодович еще до свадьбы сына весной 1239 г. лично ходил на Смоленск и освободил его от засевших там литовцев, а «смоляны же урядив, и посади у них князя Всеволода Мстиславича на столе»[322]. Летопись подчеркивает, что Ярослав вернулся из этой кампании «со множествомъ полона, с великою честью», что должно говорить о его особенно показательных успехах, ознаменовавших начало фронтального наступления на соседние земли – полнились богатства и население Северо-Востока. Особенно перспективным объектом экспансии должна была стать значительно усилившаяся за последние годы Литва. Регулярным нападениям кровожадных литовцев подвергались новгородские владения вплоть до Старой Руссы и озера Ильмень. Для предотвращения этих набегов в том же 1239 г., сразу после окончания свадебных торжеств, молодой Александр Ярославич приступил к организации линии оборонительных укреплений («городков») в среднем течении Шелони (Порхов и др.)[323]. Эти же укрепления могли использоваться в качестве базы для организации наступления на полоцкие земли.

Примечательно, что Ярослав более активно стал расширять сферу влияния в направлении, параллельном наступлению монгольской армии – чуть севернее. Он открыто (через старшего сына) предъявил права на Полоцк, а в захваченный Смоленск посадил своего ставленника. В жертву был принесен малозначимый теперь Переяславль-Южный, положение которого на границе лесостепи не давало шансов сохранить его в безопасности. Фактически отказавшись от владений на юге, великий князь Владимирский стал верховным сюзереном всех северорусских земель от Полоцка до Нижнего Новгорода и от Ладоги до Смоленска.

«Властитель севера» успел даже провести акт мщения в отношении Михаила Черниговского, отобравшего у него Киев. Завоевывать приднепровские земли, на которые, очевидно, вскоре нападут монголы, было нелепо. Осенью 1239 г. Ярослав совершил настоящий бандитский налет на внутренние области Киевской земли. Особенно это вторжение должно было быть на руку союзникам князя на Волыни.