Ямщина - Михаил Щукин

«Какая же все-таки в нем природная, животная сила, – думал он, наблюдая из кресла за беспокойно ходившим Чебулой, – с такой силой трудно соперничать…»

– Вы знаете, кто такой профессор Гуттенлохтер? Научное светило по древним народам Сибири. Совершил восемь научных экспедиций в самые глухие места. Сейчас собирается в девятую. Это Томская губерния, он хочет исследовать остатки так называемых чудских копей. Древние народы Сибири успешно занимались металлургией, умели плавить железо, бронзу, серебро и – это главное! – золото. Там есть золото! Причем золото уже готовое – в виде украшений, слитков и прочих побрякушек. Если это удастся отыскать…

– Чебула, – перебил его Хайновский, – неужели вы до сих пор зачитываетесь романами Стивенсона? Кажется, уже не мальчик, и возраст вполне серьезный…

– Ирония неуместна, – загремел в ответ Чебула, – ваши соплеменники умнее, чем вы, Хайновский. В сто раз умнее!

– При чем здесь мои соплеменники? – недоуменно вскинулся Хайновский.

– Да будет вам известно, что на тайных рынках Лондона время от времени появляются золотые украшения из чудских копей и продаются за бешеные деньги. Переправить их туда могут только ваши соплеменники. Есть такой городишко в Томской губернии, с очень говорящим названием – Каинск. В свое время именно его определили как основное место для всех евреев, сосланных за контрабанду на западной границе. И вот представьте – через два десятка лет глухой сибирский городишко превратился в точное подобие какого-нибудь Бердичева. Лавки, торговля, а главное – они занялись скупкой ворованного золота с приисков, и отправляют его куда хочешь, хоть в Минск, хоть в Вержболово, хоть в Лондон. Полиция знает об этом, но ни разу, слышите – ни разу! – не смогла поймать с поличным. Вот это организация – я восхищаюсь! Наше «Освобождение» по сравнению с ней – детские игрушки… – Чебула внезапно замолчал, налил себе водки, выпил, не закусывая, и притушил свой громовой голос: – Я родил потрясающий план! Я уверен, что Гуттенлохтер найдет древние украшения в чудских копях. Представьте себе сухаря-немца, у которого от волнения даже срывается голос. Так было, когда он уговаривал меня пойти в экспедицию проводником. Если все это богатство окажется в наших руках, мы станем действительно могучей организацией. Ваши соплеменники в Каинске помогут нам наладить переправку этого богатства за границу, мы используем их опыт, их связи; представляете, это будет единая четкая линия: с одной стороны – до западной границы, а с другой – до Владивостока, а там уже до Америки можно добраться на любой посудине. Вот масштаб, вот поле деятельности! – Чебула шагнул к креслу и наклонился над Хайновским, прошептал почти на самое ухо: – Хоть умрите, Хайновский, но найдите связь с еврейской общиной в Каинске. В одиночку я ничего не смогу сделать, мне там нужна будет организованная помощь. Слышите меня?!

– Мне надо подумать.

– Думайте. Но недолго. Гуттенлохтер может в любой момент назначить дату отъезда.

28

Срочное совещание руководящей пятерки «Освобождения» проводили на загородной даче Никольского. Во-первых, Андрей Христофорович был человеком публичным – как репортер он сотрудничал с двумя петербургскими газетами, никоим образом не касаясь в своих писаниях политических тем, – только уголовщина, забавные городские случаи и семейные скандалы – и, следовательно, вокруг него всегда собирались самые разные люди, во-вторых, он был хорошо известен как хлебосольный хозяин и любитель шумных дружеских пирушек. Вот и в этот раз на даче еще загодя натопили печи, завезли изрядное количество провизии и вин, прибрали-помыли и накрыли столы.

К назначенному часу, помимо Хайновского, подъехали Борис Фильштинский, сын известного петербургского аптекаря; Александр Горелов, выходец из мастеровых, проживающий сейчас под чужим паспортом на фамилию Глинского, и Адам Прасек, поляк, успевший уже побывать на каторге, вернувшийся оттуда с нажитой чахоткой и нервным расстройством.

Впятером они уселись за богато накрытым столом, и Хайновский сразу же, не тратя времени на лишнее вступление, подробно пересказал суть идеи, которую ему изложил Чебула. Когда он закончил говорить, все долго молчали, даже не задавали вопросов – слишком уж необычным, да и несбыточным показалось услышанное.

– Нам необходимо определиться и принять решение, – прервал затянувшуюся паузу Хайновский, – и принять мы его должны сейчас, здесь…

Началось бурное обсуждение. Горелов доказательно говорил, что это чистой воды авантюра, Никольский настаивал, что Чебула доказал свою преданность и поэтому нужно, чтобы вся пятерка его выслушала. Фильштинский горячо поддерживал Горелова и утверждал, что именно сейчас организация должна сосредоточиться только на терроре, а не заниматься ерундой в духе приключенческих романов. Адам Прасек надсадно кашлял, отплевываясь в стеклянную баночку, обклеенную черной бумагой, и в общий разговор не вступал, только раздраженно взмахивал свободной рукой, но очередной приступ кашля не давал ему выговорить ни слова.

Дискуссия затягивалась, Хайновский слушал товарищей и никак не мог определиться, в то же время прекрасно понимая, что определяться придется – откладывать на долгий срок было невозможно, ведь экспедиция могла отправиться в любой день.

– Ну почему, почему мы не можем все вместе выслушать Чебулу?! – горячился Никольский. – Почему мы не можем задать ему вопросы, чтобы он на них ответил? Я думаю, что он заслужил такое право, чтобы войти в руководящее звено нашей организации. Или я не прав?

– Прав, Андрей Христофорович, полностью прав! – заговорил, наконец-то справившись с кашлем, Адам Прасек. – Мы осторожничаем там, где осторожность совершенно не нужна. Я давно уверился, что он человек дела. Но самое главное даже не в этом, о самом главном никто из вас не сказал. Если мы действительно ставим перед собой великие задачи, то мы должны заглядывать далеко вперед. Наше движение пойдет вширь и вглубь, потребуются типографии, потребуется оружие – много чего потребуется… Значит, необходимы деньги. Мы должны быть готовы к репрессиям; давайте глядеть правде в глаза – вполне возможно, что уже завтра или мы, или наши товарищи пойдут по этапу в Сибирь, а вы прекрасно знаете, что не все выдерживают условия каторги или ссылки, многие кончают жизнь самоубийством. Нам на будущее просто необходима система освобождения с каторги, устройство побегов и отправка наших сподвижников через Владивосток – мы должны ценить и спасать своих людей, а не только поощрять самопожертвование…

От столь длинной речи Прасек снова надолго закашлялся, а Фильштинский неожиданно поднялся из-за стола и твердо произнес: