Чертовски неправильное свидание - С. Р. Джейн

Черт, я рада, что Уолкер сейчас не здесь, и он не видит меня такой. Дверь открылась, и мне не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто пришел.

Они с Марко всегда просто врывались в комнату – никто больше так не делал.

Все пространство тут же заполнили ядовитые пары самодовольства. Джолетт.

Одного ее присутствия было достаточно для того, чтобы кровь застыла в жилах. На ее лице играла кровожадная улыбка, от которой у меня по коже побежали мурашки.

– Постарайся не опозориться на сцене, – сказала она вкрадчиво, голос сочился сарказмом и ядом. – Ты много сделала и, кто знает, может быть, публика простит тебя за то, что ты вела себя как жалкое подобие человека.

Я не ответила.

Слова резали меня по живому, как и всегда, но я не собиралась показывать ей свою слабость. Она была настоящим вампиром, который высосал всю мою любовь к творчеству и пению. Она пила мою страсть к музыке, пока она не иссякла. Тогда я сломалась. Я не знала, наступит ли когда-нибудь момент, когда она не сможет причинить мне боль, когда маленькая девочка внутри меня – та, что все еще надеялась, что достойна чьей-то любви, – перестанет искать материнского одобрения.

Но, может быть, я чувствовала себя немного сильнее после выходных в объятиях Уолкера, впечатавшего себе в память каждую впадинку и все изгибы моего тела. Потому что на этот раз я смогла сохранить совершенно безразличное выражение лица.

После минуты неловкого молчания, когда она просто стояла в дверях, ожидая, что я сломаюсь… Джолетт наконец издала звук вроде «хмф» и вышла, не сказав больше ни слова.

Как только дверь за ней захлопнулась, я выдохнула и нависла над туалетным столиком, пытаясь сдержать рвотные позывы. У меня закружилась голова от переполняющих эмоций и воспоминаний, которые она смогла вызвать всего несколькими словами. Тряхнув головой, я наконец выпрямилась, снова нанесла красную помаду, словно боевой раскрас, способный превратить меня в кого-то другого.

Я посмотрела в зеркало, и заставила себя стать Оливией Дарлинг.

Как бы я ее ни ненавидела.

* * *

Когда вышла на сцену, почувствовала себя не в своей тарелке. Свет был слишком ярким, толпа – слишком громкой. Их энергия опустошала меня подобно суккубу, высасывающему жизненные силы. Такую публику, как уже признавалась Уолкеру, я ненавидела. Они только забирали, не отдавая ничего взамен.

Никто из группы, с которой я сегодня выступала, не был мне знаком. Моя старая команда, очевидно, ушла. Было бы странно просить их остаться, учитывая, что я сказала, что никогда не буду выступать, пока нахожусь под опекой.

Слова, когда-то сказанные мной, заставили сейчас почувствовать себя лгуньей. Я натянула улыбку и посмотрела на толпу кричащих фанатов.

Сделав глубокий вдох, я попыталась сформулировать какую-нибудь мысль и вернуть себе самообладание.

– Всем привет. Вы как? Меня зовут Оливия. И сегодня вечером я спою для вас несколько песен, – сказала я в микрофон. Эту фразу мне приходилось говорить множество раз, но никогда она не казалась настолько неправильной.

Даже с мониторами в ушах я еле услышала вступительные аккорды – толпа очень громко кричала. Чуть не пропустив начало куплета, я с большим усилием заставила себя петь. Меня сбивало то, что, казалось, слова песни не принадлежали мне. Случившееся за последние годы пыталось уничтожить тот факт, что эти слова исходили из глубины моей души.

Что эти слова отражали меня.

Я хотела найти Уолкера в толпе. Хотела узнать, что он думает об этой версии меня, о той девушке, в которую, как он сказал, влюбился. Понимает ли боль, которой сочатся мои слова? Ту боль, которая разрывает мою кожу, словно лезвие.

Но софиты ослепляли, а в ушах звенел оглушительный рев толпы. И у меня не было сил делать что-либо, кроме как петь.

Выживать.

Каждая песня ощущалась камнем, тянущим меня вниз в море недовольства собой.

Стало немного лучше, когда я сыграла первые аккорды акустической части концерта. Чувство спокойствия нахлынуло на меня, знакомая гитарная мелодия успокаивала потрепанные нервы без шума других инструментов, вторгающихся в мой покой.

Я закрыла глаза, позволив музыке окатить меня нежной волной. Нежные звуки моей гитары наполнили воздух горьковато-сладким мотивом. Когда я запела, слова полились изо рта подобно давно забытой молитве, в которой каждая нота была окрашена тоской и сожалением.

В тишине ночи я ищу тебя во снах,

Но ты неуловим, как навеянное воспоминание,

Мне интересно, чувствуешь ли ты это тоже, эту неутихающую боль,

Или я просто дура, поглощенная приливной волной.

Мой голос слегка дрогнул, когда я взглянула в толпу и каким-то образом поймала взгляд Уолкера. Его глаза горели огнем – так, что у меня перехватило дыхание.

Мы смотрели друг на друга, и я запнулась на слове. Сердце колотилось в груди при исполнении песни… для него.

И хотя нас может разделить расстояние,

И время может украсть наши дни,

Я буду продолжать хранить надежду,

В этом запутанном лабиринте.

Слова легко слетали с моих губ тогда, когда мне приходилось петь о любви и тоске, о сердечной боли и искуплении. Стало легче исполнять песню, когда я убедила себя, что сейчас мы только вдвоем и у меня есть возможность поделиться с ним частичкой своей души.

Единственное, что я должна была сделать.

Последние аккорды затихли, и толпа взорвалась аплодисментами. Их радостные крики вернули меня в реальность, к тому, что я играла перед полным залом людей… а не только перед Уолкером.

Но одного момента единения было достаточно для продолжения.

Я спела еще несколько песен, и силы меня покинули. Когда ноты последней песни стихли, аплодисменты наполнили зал. Неуверенно улыбнувшись, я быстро помахала толпе и сошла со сцены. Адреналин, который подпитывал меня во время выступления, стихал, сменяясь грызущим чувством беспокойства, которое терзало меня изнутри.

С каждым шагом паника внутри нарастала приливной волной, грозясь поглотить с головой. Мое сердце заколотилось в груди, дыхание стало рваным, поверхностным. Я пыталась держать себя в руках, по крайней мере, пока не доберусь до гримерки.

Коридоры закулисья плыли перед глазами, я запиналась, все вокруг было затуманено головокружительной дымкой. Мне казалось, что стены начали ехать на меня, давить своим гнетущим весом.

Я вбежала в свою гримерку, захлопнув за собой дверь… как раз вовремя – паническая атака накрыла меня. Колени подогнулись, я опустилась на пол, дрожа, мир неистово вращался перед глазами.

Мои ладони опустились на грудь, пальцы впились в