Книга 1. Цепные псы одинаковы - Иней Олненн

— Вот Книги, — сказала девочка. — Можешь читать.

Перед Ингердом явились камни, много камней, каменные столбы и плиты, все исчерченные Рунами. То кайдабы были, а лес этот — Лесом Ведунов оказался. Ингерд выругался про себя. Куда бы он ни шел, все одно дорога его в Лес Ведунов заводит!..

— Пошли отсюда, — резко бросил он.

— И читать не будешь? — удивилась девчушка.

— Я не умею читать, — отрезал Ингерд.

— Я тебя научу, — с готовностью предложила она, точно звала в игру поиграть.

Ингерд готов был уже разразиться проклятьями, лицо его исказилось гневом нешуточным, но девчонка-то не отступила! Стоит перед ним — макушкой до пояса не достает — и без тени испуга смотрит ему в глаза.

— Обидишь Мару — пожалеешь, — услыхал Ингерд и вздрогнул.

Сперва он подумал, что это камни заговорили, но потом пригляделся и среди кайдабов фигуру различил — всю в сером, оттого и не приметил раньше.

— Это дедушка, — сообщила ему девочка. — Ты можешь подойти, он добрый.

Ингерд с опаской приблизился.

Он увидел старика, что сидел, поджав ноги, прямо на земле и, видно, отдыхал. Старик с ног до головы пылью покрыт был, потому Ингерд от камня не сразу его отличил. Одет в шкуры, одежда сильно обтрепалась да измазалась, словно одолел он долгий путь по бездорожью, а в длинных волосах застряли листья и сосновые иголки. Старик глядел на Ингерда сурово, и лицо у него было словно из камня резцом высеченное. Рядом лежал посох кривой.

— Никогда в мире беды не кончатся, — сердито говорит старик. — Не кончатся, покуда людям знания в головы силой вбивать надобно! Неужто сами не хотите узнать больше, чем знаете?.. А, — старик безнадежно махнул высохшей морщинистой рукой, — вы и с умной головой лихо творите неизбывное…

Ингерд сел напротив, к нему снова вернулась злость.

— А кому учить? — спрашивает он. — Чему? Все, что мне надо знать, я знаю. Я умею воевать. Больше мне ничего не нужно. Я умею ненавидеть, и это все, что я хочу знать.

Старик долго смотрел на него и ничего не говорил. Ингерд не отводил глаз и тоже молчал. Между ними будто накалился и зазвенел воздух, словно натянулась тетива невидимого лука, и задрожала каленая стрела, готовая поразить одного либо другого.

— Схор. Остановитесь.

Это произнесла девочка. Она сидела неподалеку в своей любимой позе — сцепив руки под коленями; слабый ветерок играл лентами в ее косах. Одно ее слово переломило незримую стрелу обоюдоострой враждебности.

— Ты прав, Ингерд Ветер из рода Черных Волков, — сказал, наконец, старик. — Тебя некому было учить, и ты вырос таким, каким и должно вырасти сыну славного отца — могучим воином и защитником своего племени. Ты мало знаешь, но в том нет твоей вины. Мы могли бы обучить тебя, когда ты был еще мальчишкой, как я обучаю сейчас Мару, и мир был бы другим. Но я не сделал этого, и в том моей вины тоже нет. Ты — маэр, а нам запрещено обучать маэров.

— Кому это — нам? — спрашивает Ингерд. — И почему запрещено?

— Нам — эрилям, ведунам, всем, кто Знаниями обладает. Маэр сам ищет себе Наставника или не ищет, мы не имеем права пересекать его путь без его на то желания.

— Теперь я желаю этого, или тебе мало слова моего?

Старик снова долго смотрел на него, и снова Ингерд не отвел глаз. Старик повернулся к девочке:

— Мара, прочти Руны, что на том кайдабе начертаны.

И он указал посохом на невысокий плоский камень, вокруг которого, как, впрочем, и вокруг остальных, была обкошена трава. Девочка с готовностью вскочила, подбежала к камню и присела перед ним на корточки:

— Здесь красиво написано, — сказала она Ингерду и принялась водить пальцем по причудливо изломанным линиям Рун.

— "Было время, когда Бессмертным нечего было делить, и Бессмертные были безымянны, ибо некому было дать им имена. Свельм — Дух Мира, Брахья — Плоть Мира и Кровь Мира — Неназванный — суть бытия. Свельм и Брахья создали людей. Они убили Неназываемого, и Кровь Мира была пролита. С этого убийства начались все убийства. Пробил Час Сражений, началась бесконечная Эра Битв, и она не закончится никогда, ибо Кровь Мира нельзя остановить".

Девочка повернулась к старику:

— Я все правильно прочитала?

— Правильно, — кивнул старик.

— Это похоже на то, о чем рассказывал эриль Харгейд, — сказал Ингерд. — Он про трех братьев говорил, как двое создали людей, а третий — ведунов, и за это они его убили, разрубили тело на части и поставили над ними черные камни.

— Верно, — отвечал старик. — И пробудить силу тех Камней способна лишь кровь маэра — кровь избранного, ибо маэр — это есть часть Неназываемого, и твоя кровь — это Кровь Мира. Испокон веков все маэры стремятся соединиться в целое, ибо они — часть Одного.

— И что же из всего этого? — спрашивает Ингерд. — Если тебе верить, то получается, что я, Рунар, Кьяра — куски некогда целого?..

— Вы не можете один без других. Где бы вы ни были, вас притянет друг к другу, и не бывать от этого добра. Неужто ты ни разу не спрашивал себя: откуда этот Рунар Асгамир свалился на мою голову? Отчего мы не можем поделить одних и тех же женщин? Отчего он в каждом бою оказывается против меня? Спрашивал?

— Спрашивал, — подумав, согласился Ингерд. — Но ответа так и не нашел.

— Зато его нашел эриль Хёльмир. Со своего Ледяного Острова он окидывал взглядом ваши земли и увидел двух непримиримых соперников, что сражаются друг с другом, но не могут друг друга убить. Он распознал в вас маэров и пожелал тебя умертвить.

— Почему меня? Почему не Рунара?

— Потому что Рунар — Разрушитель, и он мог еще сослужить ему хорошую службу.

— Да уж, — буркнул Ингерд, — он сделал из него эгнара. Одержимого убийцу. Это по наущению эриля Хёльмира Вепри напали на мой стан?

Старик кивнул и погладил левую ногу — затекла.

— Эриль Хёльмир имеет желание избавиться от всех маэров, эриль Харгейд делает все, чтобы помешать ему. Кьяру он забрал от вас младенцем, сумев увидеть в ней маэра еще до рождения. Такое случается столь редко, что я не припомню подобного ранее. Эрлига искали не в пример дольше, думали сперва на его отца, но Исмел Стиэри погиб, и тогда мы поняли, кто истинный маэр. За его сыном поднялись все племена, признав в нем силу и мудрость, и когда закончится противостояние эрилей, он поведет свой народ дальше, и люди последуют за ним. Эриль Харгейд охраняет его, все последние годы следя за своим врагом из самого сердца Леса. Он редко отлучается оттуда, ибо предчувствует беду. Эриль Хёльмир жаждет остаться единственным из всех маэров.

— Но для чего? — у Ингерда голова пошла кругом. — Я ведь тоже маэр, как ты говоришь, но у меня нет помыслов извести всех остальных!

— Ты не жаждущий, Волк. Есть на свете то, что хотели бы получить множество людей и что более всего хочет получить эриль Хёльмир. Это власть. Нет ничего превыше этой жажды. Все споры, все войны, все убийства — от этого. Власть над человеком, власть над землей — ради этого люди идут на многое, ради власти над миром жертвуют еще большим. Существует еще безграничная власть Бессмертных, выше которой нет ничего.

— И он сможет? У него достанет для этого сил?

— Невозможного нет. Также как невозможно не остановить его. С того самого дня, как ты пришел в себя в избушке Вяжгира-знахаря, твоя жизнь подчинилась этому. Тогда ты ничего не понимал, иначе не принес бы Клятву бёрквам, не стал бы врагом самому себе.

— Я не мог поступить иначе, — отозвался Ингерд. — Тогда я многого не знал.

— А мы не могли направить тебя, — вздохнул старик. — Теперь вот расплачиваемся.

— Как же мне быть? — Ингерд запустил руки в волосы, седая прядь упала на лицо. — К Рунару у меня больше нет ненависти, потому что его душа у проклятого колдуна в полоне, но Рунар — мой враг, и я принес хаттмар. Я не могу отступить. Я пойду за ним до конца. Еще недавно я мог бы отречься от Клятвы и отдать бёрквам свою душу, но теперь — нет. Убив себя, я убью Кьяру. Я должен спешить, пока Рунар не нашел ее.

И тут девчушка, что все это время тихонько в стороне сидела, говорит:

— Эриль Хёльмир — маэр, но ведь Ингерд Ветер тоже маэр, а значит, их силы равны. Дедушка, ты же сам говорил: ничего не изменишь, маэры все начали, им и вершить. Отпусти его с миром.

Ингерд взглянул на девочку. Она ответила ему серьезным взглядом, и он вдруг понял, что она, эта маленькая синичка, знает куда больше него, а он — здоровый крепкий воин, давно вырос, но все важное пронеслось мимо, и он ощутил острую жалость к самому себе, к тому, каким он мог бы стать.

— Ладно, — старик со вздохом поднялся на ноги. — Ни помешать тебе, ни помочь, ни наставить тебя я не могу. Поступай как знаешь, но помни обо всем, что услышал от меня. А теперь пошли, поищем Травника. А ты, Мара, в деревню ступай.

Ингерд покорно отправился за стариком, пытаясь в своей голове порядок навести. Как все было просто и понятно, когда он одержим был жаждой мести и только ею жил! Его не мучили сомнения, его не терзала неизвестность, а теперь… Да он будто в мир другой какой-то попал, где на каждом шагу — чудеса, за каждым поворотом — неведомое, но как же от этого всего дух захватывает!..