О святых и тенях - Кристофер Голден

Ганнибал отвлекся от своих мыслей, от рассказа и увидел, что Александра и Шенг не спускают с него глаз.

— Ну? — вместе сказали они.

— Что «ну»? — с невинным видом спросил Ганнибал.

— Они догнали его, идиот? — почти прокричала Алекс. — Коди убит?

Ганнибал заморгал.

— Коди? У бит? Конечно нет. У них не было ни единого шанса. Вышел превосходный спектакль. Жаль только, что погибла та женщина, с которой он познакомился в казино.

Ганнибал произнес последнюю фразу совершенно спокойно, он будто хотел подчеркнуть, что Александра не поняла нечто важное.

— И какое отношение все это имеет к нам? — наконец спросил Шенг.

Ему совсем не хотелось выглядеть глупо, но и ждать надоело.

— Мы ведь обсуждаем схему, мой юный друг, — снисходительно ответил Ганнибал, отчего Шенг весь как будто ощетинился. — До сих пор убивали лишь самых древних членов нашего ордена, ваш наставник — скорее исключение из правила. Теперь Ватикан попытался прикончить бывшего члена вашего клана. Возможно, это совпадение, но я очень сомневаюсь, что такое возможно.

— Нет, мне кажется, это случайность, — возразила Алекс.

— До этого утра я думал так же, как вы.

— Что же случилось сегодня утром? — нетерпеливо спросил Шенг.

— Мне позвонил один человек… мой знакомый из Бостона. Складывается впечатление, что наш друг Октавиан расследует серию убийств, в которых замешан кардинал католической церкви.

— О, моя кровь! — прорычала Алекс. — Вы за нами следите? За всеми нами?

Многие существа, наделенные разумом, постарались бы покинуть комнату, увидев холодную улыбку Ганнибала.

— Нет, не за всеми, моя дорогая, — сказал он. — Только… только за теми, кто по-настоящему опасен, Так или иначе, но Октавиан направляется сюда, в Италию. Точнее, в Рым, если верить моим источникам. Возможно, он уже в Риме.

Прежде чем они успели как-то отреагировать, он продолжил:

— И вот что мне очень хотелось бы знать… Почему и Коди, и Октавиан стремятся в Италию? Почему Ватикан преследует именно ваш клан? Что вы скрываете от нас?

Алекс и Шенг переглянулись, пытаясь осмыслить слова Ганнибала, а он продолжал:

— И еще одно. Октавиан купил билет на обычный рейс.

Ганнибал внимательно вгляделся в лица Алекс и Шенга, пытаясь понять, известно ли им что-нибудь.

— Большая часть его полета будет проходить днем.

Любовники не нашлись что ответить.

В туристический сезон Джузеппе Чиавони по сотне раз в день проплывал на гондоле вдоль Большого канала. С наступлением холодов туристов становилось меньше, и доходы Джузеппе падали. Летом он откладывал деньги, а зимой устраивал себе каникулы, предоставляя более молодым гондольерам перевозить редких туристов и местных жителей, пожелавших прокатиться по каналу. В начале карнавала Джузеппе возвращался к своей гондоле не только из-за туристов. Дело в том, что Джузеппе любил карнавал. После смерти его жены не так много вещей осталось на белом свете, что приносили ему радость.

Сейчас он гнал гондолу по воде с удовольствием: в ней сидели две красивые американки, и рядом с ними не было мужчин. Повезло, так повезло! Впрочем, сегодня особый день.

— Леди, — обратился он к девушкам, стараясь говорить погромче, потому что ветер относил в сторону его слова — Леди, становится холодно. Скоро стемнеет. Вы уверены, что не хотите вернуться в отель?

— Но, синьор, — ответила Линда Меткалф, — вы же не гондольер, вы — перевозчик. Разве вы можете отвезти на); домой?

— Я заканчиваю работу, — ответил Джованни. — Да и должен признаться, мне не хотелось бы задерживаться сегодня.

— Как же мы вернемся обратно? — с тревогой спросила Трейси Сакко.

— Ну, на канале есть такси, они ходят каждый час. Но все равно…

— Вас что-то беспокоит? — прищурившись, спросила Трейси.

Она посмотрела на Линду, та старательно не обращала внимания на их разговор.

Джузеппе перевел взгляд с одной женщины на другую, открыл было рот, чтобы ответить, но потом сообразил, что они его не поймут.

— Я уже немолодой человек, — наконец ответил он. — Чем старше становишься, тем больше теней видишь в темноте. Сделайте мне одолжение, будьте осторожны.

Трейси улыбнулась ему.

— Мы постараемся.

— По крайней мере, до тех пор, пока не окажемся на вечеринке! А там уж мы оторвемся, — заявила Линда.

В ее голосе звучали интонации капитана школьной команды болельщиков, и это ужасно действовало Трейси на нервы. Глаза у Линды остекленели, и на ее лице появилась смутная, почти безумная улыбка. Трейси нё могла смотреть на нее без содрогания.

Наконец они были на месте.

— Ка-Редзонико! — объявил Джузеппе.

Гондола причалила к пристани. Когда Линда первой вылезала из лодки, Джузеппе прошептал Трейси на ухо:

— Будь осторожна.

Трейси последовала за Линдой. Они зашагали по каменной мостовой, поднимавшейся от канала Редзонико.

— Набережная канала Редзонико, — начала Линда, словно гад, — создана мастером барокко Балдассаром Лонгена. Строительство началось в 1667 году. Закончено восемьдесят пять лет спустя. Потолки расписал Тьеполо.

— Кто такой, черт возьми, этот Тьеполо? — спросила Трейси.

Она изо всех сил делала вид, что ей интересно, но все же не могла оторвать взгляд от Джузеппе, он уже плыл в своей гондоле обратно.

«И ты берега себя», — подумала она, закрывая глаза и мысленно посылая свое пожелание Джузеппе.

Трейси молча прочитала молитву за них за всех.

— Ну, какой-то художник, наверное, — ответила Линда. — Точно не знаю. Я прочитала об этом в путеводителе перед тем, как мы вышли из отеля. Не хочу выглядеть необразованной. Здесь собирается высшее общество, понимаешь?

— Ты способная ученица, — заметила Трейси.

Только теперь она посмотрела на здание.

Огромное сооружение выходило на Большой канал, плеск воды канала и Рио-ди-Сан-Барнаба, идущей вдоль южного фасада, эхом отзывался между стен. Яркое освещение позволяло любоваться великолепным дворцом даже сейчас, и Трейси не сдержала восхищенного восклицания.

— В Ка-Редзонико находится Музей восемнадцатого столетия, — продолжала Линда.

Они шагали по Калле-Бернардо, и Трейси перестала ее слушать, они уже были близки, к цели своего путешествия.

Это здание было не таким огромным, как Ка-Редзонико, оно не светилось, как рождественская елка, но почему-то было невозможно оторвать от него взгляд. Простой каменный фасад оживляли растения, тут и там посаженные вокруг здания. Такое редко можно было увидеть в Венеции, пожалуй, ни одно сооружение здесь не могло похвастать густыми зарослями.