Венчание с бесприданницей - Анастасия Туманова

Михаил закончил трудиться над перепиской через два часа, когда за окном уже смерклось и по крыше вновь забарабанил дождь. Он собирался идти на вечеринку к знакомым, где ждали и его, и переписанные бумаги. Нужно было ещё на минутку заглянуть на кухню, чтобы дать больной лекарство.

Устинья была в кухне одна, сидела возле тёмного окна и смотрела на улицу. При появлении барина она испуганно вскочила.

– Да кончишь ты прыгать или нет?! – возмутился Михаил. – Мы насилу залечили твои пятки, а ты хочешь, чтобы снова раны открылись! Сядь, пожалуйста. Сейчас будем пить микстуру. Смотри, у тебя опять температура поднялась!

– Лихоманка, что ли? – слабо улыбнулась Устинья. – Так это пусть… Дело незначащее.

– Как же «незначащее», когда ты столько времени была в бреду?!

– А сейчас-то нет? Стало быть, сама успокаивается помалу. Её, лихоманку-то, лучше сейчас и не трогать.

– Откуда ты знаешь? – Против воли Михаила в голосе его прозвучала сердитая нотка, и лицо Устиньи сразу же застыло.

– Ваша, барин, воля, как велите…

– Послушай, но надо же лечиться! – слегка смущённо сказал он, открывая шкафчик с лекарствами. – И лечиться по-настоящему, а не как у вас в деревне – жжёной тряпкой! Доктор Боровкин говорит…

– Ну, вот ещё глупости – тряпкой! – пожала плечами Устинья. – Отродясь так не лечили, если только вовсе дура какая вздумает… Отколь в тряпке сила-то возьмётся?

Михаил усмехнулся, ставя на стол тёмную бутыль с микстурой и шаря на Федосьиных полках в поисках ложки.

– А в чём, по-твоему, сила есть? В молитве? Или в заговоре?

– Это я не знаю… – осторожно сказала Устинья, поглядывая на Михаила с недоверием.

Тот, стараясь расположить её к себе, весело сказал:

– Знаешь, я в Иртихине видал, как бабка-знахарка заговаривает зубы. Так она битый час шептала молитвы Богородице пополам со всеми угодниками, и туда же – заговор на Алатырь-камень и черёмного человека!

– И что – помогло? – серьёзно спросила Устинья.

– Ну-у… Надо сказать, да.

– А полоскать чем она велела?

– Вот это я уже пропустил. Так, по-твоему, словами человека легче вылечить, чем лекарством?

– Не всякого человека. И не всяким словом… Вы давайте завар-то, ему ж на свету долго нельзя!

– Откуда ты знаешь? – снова, уже с изумлением, спросил Михаил.

Устинья лишь нахмурилась и храбро проглотила целую ложку коричневой густой жидкости. Поморщившись, спросила:

– Нешто татарника настой? На водке?

– Татарника? – усмехнулся Михаил. – Нет, это корневища аира…

– Про аир не знаю, а на вкус – как есть татарник болотный! Игиров корень ещё зовётся. По болотам всё растёт, лист на осоку похож.

– Верно… – растерянно сказал Михаил. – Ты вот что… подожди.

Он исчез и через несколько минут вернулся с толстой книгой в чёрном кожаном переплёте. Устинья с уважением посмотрела на неё:

– Библия? У нас у отца Никодима такая ж лежит…

– Не Библия, а лучше! Во всяком случае, не в пример полезнее. Ты грамотная?

– Не гораздо…

– Ну, тогда смотри вот сюда, на картинку. – Михаил быстро перелистал «Ботаническую энциклопедию Якобсона». – Вот это – твой татарник?

– Он! – обрадовалась Устя, едва взглянув на страницу, где тушью и красками была изображена хорошо знакомая ей трава. – Эко диво-то! И нарисовано-то как! Сразу видно – понимающий человек рисовал! Этак и икону не всякий напишет! Татарник и есть! Видите – у него корешок долгий, а у осоки он пучком и врастопыр растёт! Кто не знает – тот спутает! Ежели его на водке двадцать дён в темноте настаивать, то любую лихоманку согнать можно враз! Только если она не нутряная.

– А нутряная – это как? – уже без усмешки, с неприкрытым интересом спросил Михаил.

– А это ежели у человека нутро гниёт. Тогда это уже не лихоманка, а огневица, и её попусту сшибать незачем. Потому, огневица утихнет на время, а нутро-то всё едино не заживёт! С главного начинать надо! – Говоря, Устинья бережно переворачивала листы книги, рассматривая искусно сделанные рисунки и с восхищением качая головой. – Это ж надо, чудо какое… И медвежьи ушки есть… И молень-трава… И тёрник… Ох! А вот и мышья травка сыскалась!

– Ахиллея миллефолиум, – подтвердил Михаил, заглядывая Усте через плечо.

– У вас, может, и ахинея, а у нас – травка добрая! – насупилась Устинья. – Ой, кабы я её тогда в лесу сыскала… Я бы к вам на таких разбитых ногах не пришла! Да и Танька… – тут она испуганно умолкла и снова уткнулась в книгу.

– Это растение ещё называется «тысячелистник»… – осторожно сказал Михаил.

– Не знаю, не слыхала. Может, в Московской губернии он и тысячелистник, а у нас завсегда мышьей травкой был. Как ни назови, а вещь полезная! У нас с бабушкой все полати им завешаны были! Любую рану враз заживит, даже если вовсе худая! А у телят червей гонит из серёдки, только это нужно с берёзовым дёгтем разварить.

– Про телят я не знал, – сознался Михаил и, подумав, достал из шкафчика другую книгу. – А скажи, вот это растение тебе встречалось?

Устинья долго и серьёзно разглядывала изображение Fhoenix dactylifera – финиковой пальмы. Наконец созналась, что такой травы ей никогда в жизни не попадалось.

– И немудрено, – пробормотал Михаил, поспешно отбирая справочник «Растений Индии».

– Где ж такое растёт, барин? В Московской губернии иль в Калужской?

– Очень далеко. Скажи, а в вашей деревне все крестьяне такие… мм… обширные познания в фармацевтике имеют?

– Никаких познаний ни в чём у нас отродясь не было, – слегка испуганно сказала Устинья. – Своё место, слава богу, знаем. А только в травках и в хворях моя бабка на весь уезд известная! И меня тоже кой-чему учила. Вот, к примеру, ежели вы мышьей травкой вздумаете раны заживлять, так она водки вовсе не терпит! И кипятку не уважает! Её надо в руках трижды тридцать раз растереть и тёплой водичкой залить! Тогда вся сила при ней останется. А водка да кипяток всю живень враз убьют, и станет она пырей пыреем – ни на что не годная!

Когда кухарка вернулась от соседей, она обнаружила на кухне ошеломительную картину. Взъерошенный, в расстёгнутой тужурке барин и пришлая девчонка-бродяжка стояли друг напротив друга у стола над раскрытой книжкой и взахлёб спорили:

– Да я тебе говорю, что это, наверное, орегано! И доктор Якобсон тоже так пишет…

– Стало быть, не ведает, что пишет, а проверить некому! И к чему это душицу ареганом называть, только голову добрым людям морочить? Завсегда душицей была, потому – дух от неё хороший! И зубы полоскать! И кишки лечить, ежели со зверобоем в равной доле! И в квас годится! А картинка верная, только написано, воля ваша, неправильно, спутал что-то доктор ваш!