Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 2. Часть 4 - Никита Хрущев

Он что-то буркнул в ответ и сразу отошел, потому что гости валили густым потоком. По-моему, никаких деловых связей мы с Ротшильдом не имели, хотя посол говорил, что он проявляет к нам внимание и, возможно, хотел бы установить контакты. А если Ротшильд пришел на прием, то этим хотел продемонстрировать, что вовсе не бойкотирует нас. Но я не сказал бы, что тем самым он пожелал выразить личное уважение к моей персоне. Никакого особого уважения к представителю советского государства, председателю Совета Министров и первому секретарю ЦК компартии у него, конечно, не могло быть. Я коммунист, он капиталист, оба мы мыслили в этом плане реально, а пришел он потому, что получил приглашение посетить гостей своего президента. Правда, тем самым он выражал признание нашему государству. И, естественно, на этом приеме были товарищи Торез, Дюкло, Жаннетта Вермерш[144] - жена Тореза, активный политический деятель Франции. Эта бывшая работница не только являлась женой вождя Французской компартии, но и сама представляла рабочий класс. С ними я обменялся дружескими рукопожатиями и объятиями, однако беседовал недолго, требовалось оставить время для разговоров и с другими гостями, тем более что с лидерами коммунистов мы уже встречались в нашем посольстве и наметили свои новые встречи, обсудив также все вопросы, которые нас интересовали и как политических деятелей, и как друзей, связанных братскими узами.

На приеме я встретился со своим знакомым, крупным капиталистом Франции господином Буссаком[145], владельцем нескольких фабрик с тысячами рабочих. У него имелись текстильные, трикотажные и иные предприятия, вырабатывавшие ткани, одежду. Галантерею. Продукция его была замечательной. Сам он был уже в летах, одряхлел. Бывают случаи, когда капиталисты питают искренние дружеские чувства к Советскому Союзу. Так и с Буссаком: он питал к нам добрые чувства и выражал их открыто, это нас быстро сблизило. Его особенно привлекала наша борьба за мирное сосуществование, видимо, только она, ничего другого не могло быть, потому что он не мог сочувствовать нашей общественной системе. Ну, да и это уже хорошо! Борьба за мирное сосуществование - одна из форм укрепления связей между государствами. В борьбе за мир должны участвовать все народы, все люди, независимо от их принадлежности к тому или иному социальному строю и независимо от их политических убеждений.

Образцом таких отношений являлись контакты с господином Буссаком. Мне рассказывали, что он по национальности чех, но давно выехал из Чехии и офранцузился. Он пригласил нашу делегацию на выставку, которую организовал на одной из своих фабрик, и мы с удовольствием приняли приглашение. Буссак явно "ухаживал" за нашей делегацией и за мной как ее главой. Считаю, что он лелеял тут какую-то надежду на продажу своих изделий в СССР. Это было бы выгодно каждому фабриканту, и Буссаку тоже. Нам он показал товар лицом. Изделия были изумительными: отменные ткани, всевозможная текстильная Галантерея, женские туалеты - все очень изящно, красиво, добротно сделано. Нам надо учиться такому. В состав посетителей выставки входили также Косыгин и (кажется) Фурцева. А Косыгин как крупный специалист по легкой промышленности особенно интересовался продукцией Буссака. "Все, что вас заинтересует на моих фабриках, - говорил этот господин, - я готов показать, ворота открыты. Могу даже показать свое конструкторское бюро, над чем мы сейчас работаем, чтобы сменить современную продукцию еще более модной". Сотрудники посольства шепнули мне, что в сверхсекретное конструкторское бюро владелец прежде никого не впускал. Конечно, ведь капиталист рассчитывает на успех, поэтому боится конкурентов. Но наших представителей он туда пригласил.

После осмотра я попросил Косыгина еще раз и более детально познакомиться с производством у Буссака. Косыгин еще при Сталине занимался этими видами продукции и даже в Москву приехал в свое время из Ленинграда, где был директором фабрики. Как министр он позднее вплотную занимался обувной и тому подобной промышленностью. Украина была важным поставщиком кожевенного сырья, и у нас возникали порою трения на этой почве: я как бы возглавлял поставщиков, он - потребителей. Кажется, после моего возвращения в Москву Косыгин еще раз съездил во Францию для ознакомления с названным производством. Мне очень хотелось перенести что-то полезное в нашу промышленность, тем более что Буссак предложил свое содействие. И я сказал: "Раз он будет оказывать содействие во внедрении способов изготовления хороших изделий, надо этим воспользоваться". Конечно, за это придется платить. Он ведь капиталист и не станет бесплатно передавать свою технологию. Да и нельзя просто воспользоваться его любезностью, выгода должна быть взаимной. Заплатим ему той же монетой, дадим возможность заработать на поставках в СССР какого-то количества своих изделий.

Действительно, с его помощью мы кое-что сделали потом в данной сфере, хотя продолжали отставать и по качеству, и в организации производства трикотажных изделий. Во всем том, что привлекает покупателя, создает ему хорошее настроение, превращается в хозяйственную необходимость, украшает человека и его жилье, мы отстаем. А за границей изготовляют все, что только может пригрезиться хозяйке: отличное белье, верхнее платье, то, чем можно убрать стол и постель... Все это делает Буссак, и все - исключительного качества. Во время осмотра выставки его изделий он сам показывал экспонаты, стремясь, чтобы мы узнали о них более детально. И мы затратили там много времени, о чем не жалею. Я запомнил и раздел, где были выставлены фотографии, рассказывающие о быте его рабочих. У них имелся фабричный дом отдыха, им они пользовались на льготных условиях. Существовали также детские ясли и детские сады для детей его работников, дети выглядели очень привлекательно, одеты нарядно, их дома - в зелени, с отличным оборудованием. И я подумал: "Фабрикант, а создает такие условия для своих рабочих!". Конечно, Буссак и не думал убедить меня, что капитализм тоже заботится о всех рабочих, создавая им такие условия.

Он-то знал, сколько внимания и средств уделяем мы организации домов отдыха, санаториев, детских яслей и садов, лечебниц и прочего. Никакой капиталист в мире не сможет соревноваться с нами в этой сфере, чего я не сказал Буссаку, не желая затевать спор о капитализме и социализме. Сей вопрос для меня лично решен очень давно. Но я не думал, что при споре смогу выиграть и из капиталиста сделать коммуниста, поэтому не стал углубляться в проблему. Тем не менее то, что нам показали, можно и изучать, и применять у нас. С Буссаком я познакомился так: однажды он прислал мне телеграмму с просьбой принять его, указав время, в которое мог бы посетить Советский Союз. Мы через Министерство иностранных дел ответили господину Буссаку, что я буду рад принять его. Он приехал. Наша беседа носила общий характер и затянулась. Но, когда она кончилась, он поблагодарил меня и уехал, не поставив никаких конкретных вопросов, чем я был удивлен. Зачем же он приезжал? Говорили мы только о борьбе за мир и германской проблеме, хотя нашу позицию он в целом знал, мы ее довольно полно излагали в печати. Он, как выяснилось, с большим уважением относился к нашей внешней политике, особенно борьбе за мир. Это привлекало его симпатии и к нашим политическим деятелям, в том числе ко мне. Советская внутренняя политика его не привлекала, внешняя - удовлетворяла. Он издавал газету "Орор"[146], по нашим меркам - самую реакционную. Первой нас не щадила именно эта газета.

Получалась странная ситуация: газета, которая издавалась на деньги Буссака, не согласовывала с ним своей политической направленности? То есть не сопрягалась с тем духом, который я уловил в беседах Буссака со мной? Однако и об этом я ему ничего не сказал. Капиталист есть капиталист, лучше всего реально представлять себе интересующие его в первую очередь вопросы. Он совпадал с нами только в аспекте борьбы за мир. А просил о встрече, видимо, желая побеседовать со мной, чтобы сделать вывод о наших дальних намерениях и лично от меня услышать о них, а не основываться на чтении газет и наших речей. Мы расстались тогда с ним по-доброму, и он тут же уехал. Ведь проблема стоимости прилета из Франции в СССР и назад для него не существовала. Он имел тысячи рабочих, которые создавали необходимые ценности для обеспечения любых его поездок. Потом к моему 70-летию он прислал мне несколько бутылок коньяка и кальвадоса из своих подвалов. Последнее вино - очень крепкий напиток на основе яблочного сока. "Посылаю вам несколько бутылок из моих подвалов, - писал он в поздравительном тексте, - тем самым свидетельствую свое уважение и поздравляю вас с 70-летием".

Его коньяк 70-летней выдержки я охотно попробовал и попутно вспомнил о своих встречах с этим интересным человеком. Буссак являлся каким-то отдаленным подобием нашего Саввы Морозова. Морозов, узнав, что Горький связан с большевистской партией, не только не порвал их дружбы, но, когда возникла нужда, через Горького помогал большевикам деньгами. Встречаются вот такие оригиналы... Буссак не буквально, но был похож на Морозова. Имея дело со мной как с главой советского правительства, он ничего общего не имел, однако, с коммунистами Франции и никаких ссуд им не давал. Его газета вела самую жестокую борьбу с коммунистами, да и сейчас ее ведет. Возможно, что тут была и другая сторона дела. Обладая хорошими отношениями с главой советского правительства, он рассчитывал наладить деловые, торговые связи и заработать. Ну и что же? Мы тоже так смотрим на дела. Мы с ним правильно друг друга понимали и исходили из верных взаимных оценок. Каждый из нас считал, что сложившиеся связи полезны. Вернусь к приему в нашем посольстве. Там, а также на приеме, который был дан французской стороной в честь нашей делегации, я встречался и с политическими тенями прошлого.