Воспоминания. Книга третья - Надежда Мандельштам

Стихотворение не менялось, а только «раздвинулось» четвертой строфой. О. М. пробовал в этой строфе только один вариант — ему хотелось употребить тополь в женском роде, как у Тютчева.

Сохранился ряд беловиков краткого и полного вариантов. В некоторых ранних списках «терялся, как моя душа» («как» вместо «что»). Стихотворение есть и в «Наташиной тетради».

Появились вместе. Первая дата стихов этой группы —23 декабря, но вероятно они начались почти вместе с двумя стихотворениями о Задонске. Сохранились беловики с пометками О. М. «Эта область в темноводье…» Они идут в следующем порядке:

/Ничего, что темноводье, Эта область в темноводье:Ничего, что я продрог Хляби хлеба, гроз ведро —И что область хлебороба — Не дворянское угодье —Цепи якорной ядро./ Океанское ядро.Я люблю ее рисунокОн на Африку похож —Дайте свет — прозрачных лунок/Тонких жилок/ не сочтешь. На фанере— Анна, Россошь и ГремячьеЯ твержу их имена —Белизна снегов гагачьяИз вагонного окна…

Я кружил в полях совхозных —Полон воздуха был рот —Солнц подсолнечника грозныхПрямо в очи оборот…Въехал ночью в рукавичный,Снегом пышущий Тамбов,Видел Цны — реки обычной —Белый, белый, бел-покров./Трудный рай/ земли знакомой ТрудоденьЯ запомнил навсегда:Воробьевского райкомаНе забуду никогда!

Где я? Что со мной дурного?Кто растет из-за угла?Это мачеха Кольцова,/Это/ родина щегла! Шутишь:Только города немогоВ гололедицу обзор,Только чайника ночногоСам с собою разговор…В гуще воздуха степногоПерекличка поездов,Да украинская моваИх растянутых гудков.

Второй беловик этого стихотворения без даты (просто дек. 36 г. В.) записан начисто. Есть две поправки. Одна — поправлена моей рукой, видимо, моя описка в предпоследней строчке (Да украинская мова), вторая: густо зачеркнута вторая строка третьей строфы («Кто растет из-за угла?») и рукой Мандельштама вписана окончательная строка: «Степь беззимняя гола». Окончательный текст последней строфы можно датировать 25 декабря, так как сохранился текст этой строфы с датой «23–25 дек.».

Параллельно с этим стихотворением шли варианты, из которых сохранилось два в беловиках моей рукой:

I.

Шло цепочкой в темноводьеПротяженных гроз ведроИз дворянского угодьяВ океанское ядро…

Шло, само себя колыша,Осторожно, грозно шло…Смотришь: небо стало выше,Новоселье, дом и крышаИ на улице светло!

II.

Ночь. Дорога. Сон первичныйСоблазнителен и нов…Что мне снится? Рукавичный,Снегом пышущий ТамбовИли Цны — реки обычной —Белый, белый, бел-покров?

Или я в полях совхозных —Воздух в рот и жизнь беретСолнц подсолнечника грозныхПрямо в очи оборот?

Кроме хлеба, кроме домаСнится мне глубокий сон:Трудодень, подъятый дремой,Превратился в синий Дон…

Анна, Россошь и Гремячье —Процветут их имена —

Белизна снегов гагачьяИз вагонного окна!..

 (а это как, в строчку, в столбик? Д.Т.)

Первый из этих двух вариантов О. М. думал взять в основной текст книги, но решения не принял, и в «Наташиной книге» его нет. Я считаю, что эти стихи (I) не следует печатать в книге как самостоятельную вещь. Анализ дат показывает, что основное стихотворение было уже закончено к 25 декабря. Первая строфа на беловике от 24 декабря уточнялась, очевидно, в тот же день, то есть 24 декабря, потому что 25 декабря была бы уже внесена поправка и в третью строфу, а ее нет. Следовательно, основное стихотворение датируется 23–25 декабря, а не 23–29 декабря, как написал Харджиев. Последующая работа уже не касалась этого стихотворения, а это были подступы к двум последующим, то есть «Вехи дальнего обоза…» и «Как подарок запоздалый…» «Звучащий слепок стихотворения» еще не оформился, только что законченное стихотворение («Эта область») еще не отступило и мешало найти последующие два. Первым пришло тамбовское: «Вехи дальнего обоза»; на чистовике рукой Наташи стоит дата 26 декабря, и под «Как подарок запоздалый» стоит дата 29–30 дек. Я помню, что меня огорчали так называемые «варианты» — я боялась, что О,М. откажется от третьей строфы основного стихотворения («Где я? Что со мной дурного?»). И я еще помню, как он записал своей рукой «Как подарок запоздалый», показал мне и сказал: «Вот видишь, теперь все кончено»… «Но ведь это совсем другое», — сказала я, но он успокоил меня, что «то» уже давно готово.

Я не сразу поняла смысл его колебаний с группой этих стихотворений. О. М., видимо, хотел дать оптимистический вариант и мучительно искал его («Смотришь, небо стало выше»), но был настроен достаточно мрачно («начало грозных дел»). Стихи эти как будто пейзажные, но в них символизируется острое предчувствие будущих бед. Оптимистический вариант был бы лживым, поэтому он не выходил, победила правдивая линия, и стихи «стали». Эти три стихотворения нельзя считать циклом, их связь чисто тематическая.

В данное время у меня имеется только два списка «Вехи дальнего обоза…» — один на отдельном листке рукой Наташи, второй в «Наташиной книге». На отдельном листке Харджиев написал: «Точный текст», а на этом же стихотворении в тетради: «Ошибка: дальние». Исправление это меня удивило; я спросила у Харджиева, какие у него основания. Он мне сказал, что часто даже автор не понимает, что нужно; эпитет «дальние» дает впечатление пустынности пейзажа и поэтому он принял этот текст. Я с этим не согласна. Во-первых, я помню, что составляя один из списков («альбомов»), я спросила у Мандельштама: «Как же в конце концов — дальние или дальнего». Он ответил, что «дальнего». Во-вторых, он ценил разнообразие флексии и вряд ли отказался бы от губного звука в окончании «дальнего», особенно учитывая наличие лабиального в слове «вехи». И наконец, вехи, то есть прутья, отмечающие путь обоза, издалека не видны, а в словах «вехи дальнего обоза» есть и эти прутья, и сам обоз, видный издалека, как «чернил воздушных проза» — легкими, едва заметными черточками, по которым скорее догадываешься, чем видишь, что идет обоз. Это стихотворение несомненно имелось в ряде беловиков, но Харджиев оставил мне только один — рукой Наташи. Я помню листок на плотной белой бумаге моей рукой. Его нет. Боюсь, что Харджиев их уничтожил, чтобы сохранилась его трактовка. Исчезли также и беловики «Как подарок запоздалый». Они несомненно были у Харджиева. У меня на машинописном списке шестидесятых годов под этим стихотворением стоит дата 23–30 декабря. Эти даты я брала только из чистовиков на отдельных листках. Я не могла взять эту дату и из «Наташиной книги», потому что там стоит «29–30 декабря». Куда девался этот листок? Он мог только застрять у Харджиева. Я помню еще один листок, где эти два стихотворения были записаны на одном маленьком листке — один на обороте другого. Где он?