Иной Сталин - Юрий Жуков

И все же решающим для успеха мятежников оказалось другое обстоятельство — развал испанской республиканской армии. Уже к концу июля все ее прежние структуры практически распались. Командование же армией так и не сумело оперативно разработать ни общего стратегического плана подавления вооруженного мятежа, ни соответствующих тактических задач. Столь плачевные результаты действий, лишь ухудшивших положение республики, неспособность положительно повлиять на развитие ситуации заставили правительство Хираля 5 сентября уйти в отставку. Его сменил кабинет Ларго Кабальеро, по составу ставший более «левым», чем все предыдущие.

Положение в Испании с каждым днем вызывало все большее и большее беспокойство в Кремле. Однако строить свои планы, расчеты, вырабатывать политику он пока мог, лишь основываясь на сообщениях преимущественно западных журналистов, противоречивых, подчас чуть ли не сразу же опровергаемых другими средствами массовой информации. Да еще из взаимоисключающих передач мадридского радио республиканцев и севильского — мятежников. Чтобы располагать собственной объективной, точной и достоверной информацией, узкое руководство решило наконец создать советское официальное представительство в Испании.

Первым в Испанию вылетел — формально как специальный корреспондент «Правды» — Михаил Кольцов, фактически ставший представителем ЦК ВКП(б). Именно такой ранг популярного в Советском Союзе журналиста ненавязчиво подчеркивал редактор газеты Л. З. Мехлис в представлении, подписанном им для оргбюро ЦК ВКП(б) 3 августа: «Согласие товарища Сталина имеется»8. Решением ПБ от 17 и 19 августа в Мадрид направили кинорежиссера-документалиста Романа Кармена с кинооператором Борисом Макасеевым и журналиста Илью Эренбурга как корреспондента «Известий»9. Лишь затем выехали и дипломаты. Из Парижа — бывший перед тем представитель СССР в Лиге наций полпред М. И. Розенберг (прибыл в Мадрид 27 августа, вручил верительные грамоты президенту Асанье 31 августа). Из Москвы — утвержденный по представлению М. М. Литвинова в ранге советника решением ПБ от 21 августа, несмотря на участие в троцкистской оппозиции 1923 г., Л. Я. Гайкис (владел испанским языком, четыре года работал в советском полпредстве в Мехико, четыре года — генеральным консулом в Константинополе)10 и другие. Месяц спустя, 21 сентября, консулом в Барселоне, столице автономной Каталонии, был утвержден В. А. Антонов-Овсеенко11 — герой штурма Зимнего дворца, впоследствии начальник Политуправления РВСР и наиболее одиозный сторонник Троцкого в 1923 г., затем полпред СССР в Чехословакии, Литве, Польше.

Только с этого времени из Мадрида начала ежедневно поступать тщательно выверенная и систематизированная информация, что подтверждалось начальником разведывательного управления Генштаба РККА С. П. Урицким12. Теперь ей можно было не только доверять, но и строить на ее основе политику в отношении Испании.

И сразу же выяснилось, что положение республиканского правительства действительно катастрофическое. Испания нуждалась буквально во всем: в продуктах питания, нефти, медикаментах, товарах широкого потребления. Армии, если ее еще можно было называть армией, требовались оружие, боеприпасы, самолеты, танки, даже летчики и танкисты. Потому в самом начале сентября перед узким руководством встала острейшая необходимость принять очень сложное, но крайне нужное решение, не терпящее ни малейшего отлагательства. Следует ли отказаться от невмешательства и срочно начать оказывать помощь республиканцам всем тем, в чем они испытывали нужду, или же остаться, как Франция и Великобритания, на принципах декларации 23 августа.

Сущность дилеммы, вернее — задачи, казалось, не имевшей решения, заключалась в следующем. Придерживаться взятых ранее обязательств однозначно означало предать народный фронт в самую трудную для того минуту и обречь его на неминуемое и близкое поражение. Тем самым заодно дискредитировать ту самую идею народного фронта, выработать и отстоять которую как принципиально новую стратегию Коминтерна, ВКП(б) и СССР стоило группе Сталина немалых усилий. Отстранившись от республиканского правительства Испании, узкое руководство лишь подтвердило бы правоту своих оппонентов — тех, кто решительно выступал против создания «внеклассовых» народных фронтов, настойчиво утверждал с конца 1934 г., что лишь пролетарская революция сможет остановить наступление фашизма, предотвратить новую мировую войну. Следовательно, оставшись на позиции невмешательства, Сталину, Молотову, Литвинову пришлось бы очень скоро открыто признать: ошибались они, а их идеологические противники — Троцкий, Зиновьев, Каменев — оказались правы. После вполне предсказуемого поражения испанских республиканцев группе Сталина пришлось бы признать и то, что именно она, несмотря на критику, выработала и провела в жизнь в корне неверный, даже преступный курс: и во внешней политике — борьбу за создание народных фронтов, заключение союзных договоров с Францией и Чехословакией, и во внутренней — прежде всего разработку проекта новой конституции.

Предавая Испанскую республику, группа Сталина совершила бы политическое самоубийство. Но то же для нее означало и поступать, следуя примеру Италии, Германии, Португалии. В таком случае узкому руководству пришлось бы открыто вернуться на позиции пролетарского интернационализма, революционной солидарности, признать, опять же перед всем миром и собственной оппозицией, что прежняя политика Кремля фактически была обманом, всего лишь тактическим маневром, призванным ввести в заблуждение «доверчивые» демократические страны. И официально дезавуировать все прежние заявления М. М. Литвинова, В. П. Потемкина, С. С. Александровского, И. М. Майского — дипломатов, Г. Димитрова, А. А. Жданова, Н. И. Ежова, Я. А. Яковлева, А. И. Стецкого, Б. М. Таля — партийных деятелей, А. Я. Вышинского — прокурора СССР. Отстранить их всех от занимаемых постов и, может быть, даже репрессировать. Ну а Сталину, Молотову, Кагановичу, Ворошилову, Орджоникидзе — публично покаяться в своих прегрешениях, отдавшись на суд ЦК.

Словом, любое из двух возможных решений не предвещало ничего хорошего и грозило неизбежной — пусть далеко не сразу — полной сменой руководства. Разумеется, только узкого. И все же либо Сталину одному, либо вместе с кем-либо (может быть, с проводящим вместе с ним отпуск Ждановым) удалось найти единственно приемлемое в данном случае решение. То, при котором оказывалась возможной помощь республиканской Испании и одновременно сохранение властных полномочий узкого руководства. Мало того, найденное решение позволяло продолжить дальнейшую борьбу за политические реформы.

Еще в конце августа М. М. Литвинов сообщил Потемкину для передачи послу Испании в Париже, что советское руководство не считает возможным удовлетворить просьбу республиканского правительства о поставках вооружений. Мотивируя отказ, он указал на отдаленность обеих стран, более чем вероятный перехват грузов пиратствующим итальянским флотом, но, главное, тем, что СССР связан декларацией о невмешательстве. В первых числах сентября, уже послу в Мадриде М. И. Розенбергу, он писал более откровенно: «Вопрос о помощи испанскому правительству обсуждался у нас многократно, но мы пришли к заключению о невозможности посылать что-либо отсюда»13.

И все же в те самые дни, 6 сентября, Сталин направил со своей дачи «Зеленая роща», где он вместе со Ждановым отдыхал, шифротелеграмму, адресованную в Москву Кагановичу. Предложил ему подготовить решение о продаже Испанской республике советских самолетов через Мексику, а также об отправке в Испанию советских летчиков14.

Подготовка предложенного Сталиным решения затянулась почти на три недели — то ли из-за сложности вопроса, то ли из-за скрытого саботажа тех, от кого зависела проработка деталей операции. Лишь 26 сентября Ворошилов сделал следующую запись:

«Позвонил т. С(талин) с С(очи) и предложил обсудить вопросы: 1. Продажу 80–100 танков „Виккерс“ с посылкой необходимого количества обслуживающего персонала. На танках не должно быть никаких признаков сов. заводов. 2. Продать через Мексику 50–60 „СБ“ (скоростной бомбардировщик — Ю.Ж.), вооружив их иностранными пулеметами. Вопросы обсудить срочно». На следующий день нарком отправил ответ: «Подготовлены к отправке 100 танков, 387 специалистов; посылаем 30 самолетов без пулеметов, на 15 самолетах полностью экипажи, бомбы. Пароход идет в Мексику и заходит в Картахену. Танки посылаем 50 штук»15.

Лишь когда Сталин и Ворошилов полностью согласовали вопросы о размерах первоочередной помощи республиканцам и об отправке в Испанию «добровольцев», Каганович вынес проект решения на ПБ. Принятое в тот же день, 29 сентября, оно было предельно засекречено, не только занесено в «особую папку», что делало знакомство с ним недоступным для всех, кроме исполнителей, но не содержало даже упоминания Испании — вместо этого слова употреблялась буква «X»: