Брат бури - Роберт Говард

— Разгонял, не разгонял! — чернея лицом, заскрежетал зубами этот грубиян. — Не придирайся к словам! Какая мне разница! Они сами разбежались кто куда после того, как ты изувечил Большого Джона! Ты их так перепугал, что теперь они не вернутся ко мне, ежели я не повышу их жалованье вдвое! Я не позволю так обращаться со мной, слышишь, ты, скотина!

Еще не родился тот человек, которому удалось бы так грязно обругать меня и притом остаться безнаказанным! Я тут же, причем совершенно инстинктивно, швырнул в его мерзкую рожу свой недожеванный бифштекс; тогда чудак истошно завизжал и выхватил из кобуры револьвер. Но горячий жир залил ему глаза, а потому первым выстрелом он всего-навсего вдребезги разнес кувшинчик с соусом возле моей тарелки. Биссет взвел курок, но, прежде чем ему удалось выпалить в меня второй раз, я прострелил ему руку. Малый тут же выронил свою пушку, зажал другой рукой простреленное место и понес такое, что эти выражения я просто не решаюсь здесь повторять.

Тут, конечно, началась небольшая суматоха. Я орал, требуя, чтобы мне немедля заменили бифштекс. Биссет орал, требуя, чтобы к нему немедля привели доктора. А хозяин харчевни орал, требуя, чтобы кто-нибудь немедля вызвал сюда шерифа…

Вышеупомянутая личность прибыла с большим запозданием. К тому времени уже появились доктор, а также новый бифштекс, и он — тут я конечно говорю о докторе, а вовсе не о том бифштексе, который трясущимися руками водрузил передо мной на стол перепуганный официант, — почти закончил вправлять руку Биссету.

Возле нас собралась приличная толпа зевак, они с большим интересом наблюдали за работой доктора, наперебой предлагая всякие ценные советы, и эти советы, по-видимому, приводили Биссета во все большее бешенство. Ежели, конечно, судить по тем весьма сильным выражениям, какие он себе позволял. Одновременно он с большим жаром пытался обсуждать с доктором серьезность полученной раны, но тот совсем не хотел тревожиться по такому пустячному поводу. Я вообще первый раз видел такого неунывающего костоправа. Он неизменно сохранял бодрость и веселость духа, нисколько не обращая внимания на вопли своего пациента.

Зато приятели Биссета были вне себя от ярости. А его главный подручный, Джек Кемпбелл, даже начал бормотать насчет того, что пора бы им взять исполнение закона в свои руки, когда в харчевню наконец вприпрыжку влетел шериф. Он размахивал своим шестизарядным во все стороны и возбужденно кричал:

— А ну! Где он?! Подайте мне сюда этого негодяя!

— Да вот же он! — раздался в ответ нестройный хор голосов, после чего все присутствовавшие мигом попрятались под столами, в ожидании неминуемой перестрелки.

Но я даже не шевельнулся, поскольку сразу же узнал шерифа, а он, едва разглядев меня, мигом поубавил прыти и тут же выронил револьвер, будто у того вдруг докрасна раскалилась рукоятка.

— Брекенридж Элкинс! — оторопело констатировал он, после чего, обдумав ситуацию, приказал перетащить Биссета в бар и там влить в него хорошую порцию спиртного. Когда же вся публика повалила в бар, шериф подошел ко мне, уселся на краешек стола и сказал следующее:

— Послушай, Брек! Мне хочется, чтобы ты понял: я ничего не имею против тебя лично, но все же мне придется тебя арестовать. Стрелять в людей в нашем городе есть противозаконное дело!

— Но у меня совсем нету времени на всякие там аресты! — возразил я. — Потому как мне уже давно надо быть на ранчо старины Абеда Рэкстона!

— Но что подумают люди, Брек, — принялся урезонивать меня шериф (а шерифом тут действительно оказался Джонни Уиллогби, как и предупреждал в своем письме Рэкстон), — ежели я не засажу тебя в тюрягу за то, что ты подстрелил одного из самых видных наших граждан? Ведь на носу выборы! — добавил он, отхлебывая кофе из моей чашки.

— Биссет стрелял в меня первым! — снова возразил я. — Так почему бы тебе не арестовать его?

— Стрелял, да не попал! — заметил Джонни, рассеянно запихнув в рот разом половину моего слоеного пирога, после чего тут же принялся ковырять вилкой картошку на моей тарелке. — А ты попал! Так или иначе, но сейчас у него в руке здоровенная дыра, поэтому по состоянию здоровья я не могу отправить его в тюрьму прямо сейчас. А кроме того, мне позарез нужны голоса овцеводов!

— Вот черт! — раздраженно произнес я. — Терпеть не могу все эти ваши тюрьмы!

Тогда Джонни принялся хныкать. Даже слезу пустил.

— Если б ты был мне настоящим другом, — ныл он, — ты бы с радостью провел одну ночку, всего-навсего одну ночку, в тюрьме, чтобы только помочь мне переизбираться! А ведь когда-то я так много сделал для тебя! Меня и так уже склоняют на все лады из-за того, что мне никак не удается поймать ни одного из тех проклятых угонщиков скота. А ежели, вдобавок ко всему, я еще не сумею и тебя арестовать, то на выборах у меня шансов будет не больше, чем у какого-нибудь китайца! Как ты можешь так со мной обращаться, после всего, что нам пришлось пережить вместе в былые деньки?..

— Да ну тебя совсем! — с отвращением сказал я. — Перестань канючить! Ладно, арестуй меня, если тебе так невмоготу. Какой с меня причитается штраф?

— Но я вовсе не хочу брать с тебя штраф, Брек! — воскликнул Джонни, вытирая навернувшиеся слезы краем клеенки, которой был накрыт стол. — Мне так кажется, что приговор к тюремному заключению куда сильнее повысит мой авторитет, чем какой-то там жалкий штраф. Ну а утром я отпущу тебя на все четыре стороны. Ты ведь не станешь ломать нашу тюрьму, Брекенридж? Поклянись!

Я пообещал, что не стану, и тогда чуть повеселевший Уиллогби захотел забрать у меня мои пистолеты, а я все никак не хотел их отдавать.

— Боже правый! Опомнись, Брек! — снова принялся умолять меня Джонни. — Ведь я же стану всеобщим посмешищем, ежели у меня в тюрьме будет сидеть вооруженный до зубов заключенный!

Ладно. Пришлось согласиться и отдать ему мои револьверы, лишь бы он заткнулся. Но не тут-то было! Ему сразу же захотелось нацепить на меня наручники, да только они оказались совсем крохотными и все никак не желали защелкиваться на моих запястьях. Тогда Джонни потребовал, чтобы я одолжил ему денег, а он тогда наймет кузнеца — выковать для меня специальные ножные кандалы. Тут уж я возмутился и отказался наотрез, для пущей убедительности изрыгнув парочку крепких богохульств. Тогда он начал бормотать, дескать, это он просто так, всего лишь дружеское предложение, никто никого здесь обижать не собирается… В общем, отправились мы в тюрьму.

Тюремщика поблизости не оказалось; наверно, отсыпался где-то с похмелья, а ключи он так и оставил болтаться в дверях, и мы вошли внутрь. Довольно-таки скоро явился помощник Джонни, по имени Байдж Гантри, а по прозвищу — Семафор. Этот Гантри был тот еще тип, длинный, расхлябанный, с каким-то странным блеском в глазах. Джонни послал его в салун «Краснокожий воин» за пивом, а пока тот ходил туда и обратно, принялся расхваливать мне этого парня на все лады.