Одноклассники smerti - Анна Литвиновы

— У меня есть к вам и другие вопросы, — не стал изворачиваться Полуянов.

— Ладно. Пошли ко мне в кабинет, — вздохнул директор. — Вы ж, журналюги, липучие. Вас в дверь, а вы в окно, правильно?

…Особого шика в логове шефа не наблюдалось — комнатуха метров восемь, стандартная, как в миллионе офисов, мебелишка, и даже хозяйское кресло из самой дешевой кожи. А стул для посетителей и вовсе пластиковый. Выглядит несолидно, зато никакого благоговейного трепета не испытываешь, как в иных начальственных кабинетах. И уж точно не ощущаешь себя ученичком, которого директор школы вызвал на проработку.

— Не скучаете по своим оболтусам? — улыбнулся Николаю Валентиновичу Полуянов.

— Скучаю, — улыбнулся тот. И признался: — До сих пор почти всех по именам помню.

— Да. Говорят, школа так просто не отпускает, — с умным видом кивнул Дима.

Директор развел руками:

— До сих пор жалею, что ушел. Только что оставалось делать? У меня своих трое, и запросы у каждого — кто в МГУ, кто в «Плешку», а дочка и вовсе во ВГИК намылилась. Устал объяснять, что на школьную зарплату я им даже преподавателей нанять не могу, не говоря уже о платном отделении…

— Можно подумать, я вас осуждаю, — фыркнул журналист. — Платят копейки и полный дурдом. Я бы в этом бедламе и дня не выдержал.

— Да нет. С ними интересно, — возразил директор. — Только школа, конечно, сейчас…

— Не та, что раньше, — с готовностью подхватил Полуянов. И выпалил: — Николай Валентинович, я не буду ходить вокруг да около. И про вашу карьеру мы обязательно поговорим — только в другой раз. А сейчас меня интересует другое. Вы помните выпуск 1997 года? А конкретно — троих одиннадцатиклассниц: Коренкову, Ишутину, Митрофанову?

— Помню. И знаю, что Лена Коренкова погибла неделю назад, — мгновенно отреагировал директор. — Обе другие, к счастью, живы. Ирочка Ишутина — сейчас удачливая бизнесвумен, кажется, риелтор. Надя Митрофанова работает в историко-архивной библиотеке… Все верно?

— Все. Кроме того, что Ишутину и Митрофанову — обеих — тоже пытались убить. И тоже — в последнюю неделю. И только по счастливой случайности они остались живы. — Дима остро взглянул на директора. — Как вы полагаете, кто мог это сделать?

Признаться, он ждал от директора обычной человеческой реакции: «Как — убить? Кто?.. Каким образом?.. Кому это было нужно?!!»

Но тот, что довольно странно, ахать не стал. И вроде бы даже не удивился. Просто сразу погрустнел, и в лице его, опытным взором узрел Полуянов, что-то дернулось.

«Непонятно. На равнодушного человека он совсем не похож, но почему ж даже не полюбопытствовал?» — мелькнуло у журналиста.

И он продолжил давить:

— По делу ведется следствие. Несомненно, что убийство Коренковой и покушения на Ишутину с Митрофановой между собой как-то связаны. Очень может быть, что корни преступлений уходят в школьное прошлое. Во всяком случае, сейчас девушек связывает только школа — иных точек пересечения у них нет. И одна из версий следствия такова: убийства и покушения — дело рук одного человека… — Он внимательно взглянул на директора и раздельно добавил: — Которого вы по долгу своей прежней службы, возможно, знаете…

Дима сделал паузу, но директор молчал.

«Хорошо. Зайдем с другой стороны», — решил Полуянов. И невинным тоном спросил:

— А что вы мне можете рассказать про Ивана Адамовича Пылеева? Учителя истории в вашей школе?

— Он — блестящий специалист. Серьезный. Ответственный. Болеющий за дело, — мгновенно отреагировал директор. — Дети его обожают. Я горжусь, что он работал и до сих пор работает в нашем коллективе.

— Ой ли? — насмешливо протянул Полуянов. — А я вот слышал, что уроки истории в вашей школе частенько проходили в несколько фривольной форме…

И добился наконец своего — Николай Валентинович взорвался:

— Послушайте, молодой человек! Не судите, о чем не знаете!

— Не спорю: со всеми деталями я незнаком, — кивнул журналист, — но когда родители боятся отпускать своих дочерей на дополнительные занятия по истории — это, по-моему, ненормально!

— Бред, — отрезал собеседник. — Кто вам все это наплел?

— А вы — хороший директор, — неожиданно сменил интонацию Полуянов. — С каким рвением защищаете своих!..

— Потому что… — Николай Валентинович устало откинулся в своем неудобном кресле, — навешать ярлыки, призвать к ответу, заклеймить — это всегда проще простого!

— Но он ведь приставал к девчонкам! К малолеткам! Развращал их! — мягко произнес журналист.

— Дима, — директор прикрыл глаза. — Я приведу вам один пример. В моем супермаркете — сорок восемь кассирш, они работают в три смены. Сорок восемь человек, сорок восемь характеров, своих сводов привычек, семей… И только с четверыми из них у меня периодически возникают проблемы. Представляете? Сорок восемь сотрудниц — и лишь на четверых поступают жалобы. А с остальными все всегда в порядке.

— Это вы к чему?

— К тому, что некоторые люди сами создают себе проблемы.

— Ах, вот как, — хмыкнул журналист. — Девчонки, сопливые школьницы, значит, сами давали себя щупать. Но, знаете ли, жертвы Чикатило — они тоже сами с ним пошли. Кого конфеткой заманил, кого игрушкой, а получается, девчушки, над которыми тот надругался, во всем сами виноваты?

— Сравнение абсолютно некорректное, — пожал плечами директор. — И вообще. — Он нахмурился. — Я считаю, наш с вами разговор зашел в тупик. И обсуждать своего бывшего подчиненного больше не желаю.

Дима остался сидеть: и не таких обламывал.

— Я, вообще-то, пришел не для того, чтобы обвинять Ивана Адамовича голословно. Вы в курсе про ту историю с пленкой? Что в 1997 году Митрофанова, Коренкова и Ишутина засняли подвиги Ивана Адамовича на видео? И попытались его этой кассетой шантажировать?

— Я не буду этого комментировать, — твердо произнес директор.

«Значит, знает. Сто процентов — знает!» — понял Дима.

— Дело, конечно, пустяковое и давнее, — продолжал журналист. — Если бы не одно «но». Совсем недавно состоялась встреча выпускников того года. И девочки — Коренкова, Митрофанова и Ишутина — вроде бы пригрозили эту пленку выложить в Интернете…

— Выход — направо и прямо, — сквозь зубы процедил Николай Валентинович. — Всего доброго.

— Что ж… — Дима тоже поднялся. — Я вас понял. Вы тоже подозреваете историка. Только не хотите этого признавать. Рука, как говорится, руку моет.

— Ничего вы не поняли, — отмахнулся директор. — Какой там шантаж, какие убийства! — И грустно добавил: — Эти дурочки, Ира Ишутина и ее подружки, — они сами, когда напортачили, перепугались до смерти! Лица на всех троих не было! Думаете, что ли, они у него хладнокровно денег потребовали? Да полная чушь! Совсем ведь дети еще — пятерки по предмету просили… А Ваня… Иван Адамович… он святой человек! Он их, не поверите, даже жалел!.. Не ведают, говорил, что творят!..