Счастливчики (ЛП) - Райз Тиффани

И все же, несмотря на всю свою внешнюю красоту, ничто не могло полностью скрыть назначение здания. Женщина в белом халате молча и неподвижно сидела в инвалидном кресле у окна. Остекленевшими глазами она смотрела на парк. Из-за тяжелых двойных дверей Эллисон услышала низкий безнадежный вой. Пациент страдает? Или это убитый горем посетитель?

В углу вестибюля стоял большой П-образный стол, за которым сидела женщина в накрахмаленной белой униформе медсестры, а рядом с ней лежала стопка папок.

— Добро пожаловать в «Фэрвуд», — сказала медсестра из-за стола. — Чем я могу вам помочь?

— Меня зовут Эллисон, мой приемный брат пациент этой больницы. Я надеялась увидеть его. Антонио Руссо.

Глаза медсестры слегка расширились, как будто просьба Эллисон была необычной. Она вежливо подняла указательный палец, показывая, что это займет некоторое время, а затем исчезла в другой комнате.

Вскоре медсестра вернулась, улыбаясь.

— Прошу прощения за ожидание, — сказала медсестра. — У него никогда раньше не было посетителей, поэтому у меня сложилось впечатление, что у него стоит запрет на визиты. Но меня заверили, что он здесь, так что мы пришлем санитара и отведем вас к нему. Мне просто нужно увидеть ваше удостоверение личности и попросить вас войти в систему.

Эллисон пришлось подписать больше бумаг, чем, когда она покупала машину. Она едва читала подписанные ею бланки. Все они, казалось, были полны юридического языка. Она не собиралась подавать в суд на больницу, если пациент вдруг вздумает ударить ее. Она не боялась больных. Если бы она прожила в больнице пятнадцать лет, как Антонио, ей самой захотелось бы ударить кого-нибудь.

Вскоре появился молодой санитар в синей униформе и провел ее через двойные двери в главное крыло. Она подумала, что за дверями она найдет место, где кончаются деньги, и элегантный вестибюль окажется фасадом для холодного, с металлическими решетками заведения, которое она ожидала. Но не тут-то было. Даже за дверями палаты больница походила на пятизвездочный отель. Полы были из темного дерева, идеально отполированы. Окна пропускали свет, и те немногие комнаты, в которые она могла заглянуть, выглядели уютными и теплыми. И никаких голых коек.

— Должно быть, это дорогое место, — сказала Эллисон Майклу, сопровождавшему ее. Он натянуто улыбнулся ей.

— Я просто рад, что работаю здесь, — сказал он. — Я не могу позволить себе жить здесь.

— Наверное, это то место, куда ходят богатые люди, когда болеют?

Майкл кивнул и понизил голос:

— Богатые или важные, — сказал он. — Можно с уверенностью сказать, что мы не принимаем по программе государственной поддержки.

Эллисон не могла не задаться вопросом, как семья Антонио могла заплатить за такое место, как «Фэрвуд». Из личного опыта она знала, что богатые дети не попадают в приемные семьи. По крайней мере, ни один из детей, которых она когда-либо встречала не был из состоятельных семей. Если у ребенка были деньги, всегда находился родственник, желающий его принять. Неужели тот же человек, который заплатил за дом Кендры, заплатил за пребывание Антонио здесь? Был ли это доктор Капелло? Эллисон не хотелось так думать, но она не могла отрицать, что это был самый вероятный ответ.

Майкл провел ее через еще одну двойную дверь в более узкий коридор и еще одно крыло.

— Здесь тихо, — сказала она, оглядываясь. Тишина была гораздо более жуткой, чем звуки в других палатах.

— Это изолированные палаты, — тихо сказал он.

— Изолированные? Как рекреация?

— Нет, здесь в основном пациенты с СВС.

— СВС?

— Стойкое вегетативное состояние. СВС звучит приятнее, чем называть их овощами. Изолированные тоже звучит не очень, а доктора называют их пациентами со срывом.

— Значит, Антонио считают таким?

— Да, а вы не знали? Вы ведь его сестра, верно?

— Приемная сестра. Я не видела его много лет. — Она надеялась, что Майкл не умеет распознавать ложь. — Так, Антонио пациент с СВС?

— Тони? Нет. Он здесь, потому что в детском возрасте, когда ему делали операцию на мозге, что-то пошло не так. Док либо вырезал слишком много, либо недостаточно. Его разум часто блуждает, и у него теперь проблемы с контролем импульсов, поэтому мы должны держать его в основном под седацией и привязанным. Он славный парень, правда. Не может себя сдерживать. Старайся держаться от него подальше, ради своего же блага.

— Хорошо, — сказала она. — Спасибо.

Он указал на дверь из темного дерева, похожую на коридор. Майкл постучал и, не получив ответа, отсканировал ключ-карту на панели, открыл дверь и вошел. Эллисон заглянула внутрь и увидела Антонио, лежащего на боку на больничной койке. В комнате не было ни безделушек, ни цветов, ничего личного. На Антонио были серые спортивные штаны, белые носки и что-то похожее на матерчатые кандалы на лодыжках.

— Похоже на тюремную камеру, — прошептала она Майклу.

— Его комната и питание оплачены. Денег на отделку не осталось, — сказал он. — Можете войти. Он проснулся.

— Вы уверены, что все в порядке?

— Тони хороший, — сказал он. — Просто помните, что я сказал.

— Держаться немного на расстоянии.

— Совершенно верно. Звонок у двери, когда соберетесь уходить. Я бы сказал, не больше пятнадцати минут. В любом случае, он не сможет бодрствовать так долго.

— Есть еще что-нибудь, что мне нужно знать о нем? — спросила она. — До сегодняшнего дня я не знала, что он здесь. Я бы не хотела расстраивать его или ранить его чувства.

Майкл одарил ее доброй, но почти покровительственной улыбкой.

— Он говорит все, что у него на уме. Не принимайте это на свой счет. Но что касается того, чтобы задеть его чувства, он застрял здесь большую часть своей жизни, — сказал он. — И он, вероятно, умрет здесь. Вы не можете причинить ему больше боли, чем жизнь.

Майкл придержал для нее дверь, и Эллисон вошла внутрь.

Нервничая, она обошла больничную койку и остановилась в трех футах, где лицом к открытому окну лежал Антонио.

— Антонио? — мягко спросила она. — Тони?

Он выглядел совершенно нормально, на вид ему было чуть больше двадцати пяти лет. Немного бледный от жизни, проведенной в основном в закрытом помещении, с взъерошенными волосами, но в остальном обычный с виду парень. Он медленно моргнул своими темными глазами, словно пытаясь заставить себя сосредоточиться. Его взгляд блуждал по комнате, метался туда-сюда, в тени и углы, пока наконец не остановился на ней.

— Привет, Тони, — повторила Эллисон.

Он улыбнулся ей, чего она совсем не ожидала.

— Ты горячая штучка, — сказал он.

Она несколько раз моргнула, услышав эти слова. Что ж, Майкл ее предупреждал.

— Спасибо, — сказала она.

— Или, может, нет, — сказал он. — Я не часто вижу здесь девушек. Бар довольно далеко. Я в отчаянии.

— Я бы тоже была, будь я на твоем месте, — сказала она. Это вызвало у него улыбку. — Меня зовут Эллисон. Раньше я жила с доктором Капелло и его детьми. Как и ты. Я узнала, что ты в больнице. И подумала, что могу приехать и встретиться с тобой.

— Я здесь уже давно, — сказал он. Его голос был таким же нормальным, как и внешность. Казалось, что нет никакой необходимости держать его прикованным к кровати и под успокоительными, однако было совершенно ясно, что что-то сдерживало его разум и тело, и у него были такие же тканевые кандалы на запястьях, как и на лодыжках.

— Да, я слышала, что ты здесь уже пятнадцать лет. Я бы приехала раньше, если бы знала.

— Лгунья, — сказал он.

Она не стала спорить.

— Да, возможно.

— Почему ты здесь? Можешь трахнуть меня, если хочешь.

— Я здесь не поэтому.

— Дерьмо.

Эллисон рассмеялась.

— Ты пришла посмотреть на больного? — спросил он.

— Нет, не поэтому.

— Тогда скажи зачем, — сказал Антонио. — Говорят, люди не могут не смотреть на крушения поездов. Но это не так. Если бы люди хотели посмотреть на крушение поезда, они бы пришли посмотреть на меня. Но никто не приходит.