Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - Нил Баскомб

За разборкой автомобилей Бернд привык наблюдать с младенчества, благо свобода ползать по гаражу отца-автомеханика ему была предоставлена полная. За руль он дорвался девяти лет от роду, когда родители, устав сопротивляться его неотвязным просьбам, приладили деревянные колодки к педалям и дали малышу добро на первый в его жизни старт. К шестнадцати годам Бернд накопил отложенных карманных денег на покупку своего первого мотоцикла – DKW с двигателем 200 см3. Вскоре, однако, его необоримое увлечение скоростью привело к лишению юноши водительских прав за ее многократные серьезные превышения.[399] «Как птице воздух, как рыбе вода, мне нужна была скорость», – написал он как-то о своей юношеской любви к мотогонкам.[400]

Весной 1934 года Роземайер был принят в мотоциклетную команду Auto Union. Победы не заставили себя ждать. По осени ему предложили попробовать себя за рулем гоночной машины главной команды. На пробные заезды Бернд явился по одной версии в лучшем выходном костюме, по другой – в пошитой с иголочки кожаной амуниции; и в том, и в другом случае биографы подчеркивают, что это вполне отражало его стремление всегда и во всем выделяться. Впервые в жизни сев за руль автомобиля формулы Гран-при, Бернд показал второе время дня среди всех участников тест-драйвов и был тут же принят в команду.

Быстротой реакции и агрессивно-яростным стилем вождения при сбалансированности и выверенности каждого движения, которые казались врожденными, Роземайер многим напоминал Тацио Нуволари времен его молодости. В одной гонке, вылетев с дороги из-за отказа тормозов, Бернд избежал катастрофы, сумев направить машину точно в зазор между домом и телеграфным столбом. Потом его замерили, и оказалось, что запаса там вовсе не было, однако Бернд сумел проскользнуть «стремительным верблюдом сквозь игольное ушко» по меткому выражению одного обозревателя.[401]

Первую большую победу он одержал в последней гонке своего дебютного сезона – на Гран-при Чехословакии на трассе Масарика под Брно 29 сентября. Там, на праздновании победы, он и влюбился с первого взгляда в прославленную летчицу Элли Байнгорн. Двадцативосьмилетняя прима немецкого авиаспорта как раз тогда выступала в Брно с рассказом о своем последнем сверхдальнем перелете. Никогда и ни в чем не терпевший отлагательств Бернд сделал Элли предложение в первые же дни после знакомства. Газеты окрестили их «быстрейшей парой в мире».[402] В июле 1936 года, через месяц после победы Бернда на Нюрбургринге, они с Элли сыграли свадьбу.

Бернд Роземайер был живым воплощением нацистского идеала. «Если бы [Бернда] не существовало, Национал-социалистическая партия его бы придумала», – заметил по этому поводу историк Энтони Притчард.[403] Еще на мотогонки он непременно выходил на старт со свастикой на рукаве и, подобно многим амбициозным молодым немцам, при первой возможности вступил в СС. В награду же за победу в гонке Айфель рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер лично присвоил Роземайеру звание оберштурмфюрера (эквивалент старшего лейтенанта).[404]

Караччола по-прежнему оставался лучшим автогонщиком Германии, но смотрелся ветеран теперь хромой уткой на фоне Бернда, которого газеты наперебой называли и «сиятельным парнем», и «отважным бойцом», и «человеком действия», и «рисковым, но уверенным в себе». Не прошла незамеченной и его внешность идеального арийца с головы до пят. «Белокурый красавец Бернд очарователен до дрожи», – писала одна газета. «Несравненный, ослепительный Бернд, юный Зигфрид среди гоночных асов мира!» – вторила ей другая.[405]

На пару с женой Элли, опровергающей все традиционные представления о женской слабости «героиней Германии», которая выбралась целой и невредимой из Сахары после вынужденной посадки посреди раскаленных песков и совершила первый одиночный перелет из Европы в Австралию, они были явленным миру образом сказочного Рейха, доказательством превосходства «арийской крови». Смелый гонщик и отважная летчица преподносились как “das Traumpaar”[406] и будоражащий воображение обывателей живой пример немыслимых ранее достижений, ставших доступными этой образцовой чете истинных арийцев благодаря заботе Рейха о германской нации.[407]

Через тринадцать дней после прогремевшей на всю страну свадьбы Бернда с Элли у Руди был шанс испортить молодожену настроение на Гран-при Германии. Однако Бернд как захватил лидерство на втором круге, так и не упускал его до самого финиша, методично наращивая отрыв от преследователей. Так что последний круг он мог позволить себе пройти, вальяжно приветствуя восхищенных поклонников помахиваниями свободной рукой, и все равно финишировал с отрывом в четыре минуты от пришедшего вторым партнера Штука. Позируя перед фотографами, Роземайер разделил свой впечатляющий триумф с Элли публичным поцелуем, а торжествующий Хюнлайн вручил своему любимцу Кубок Германии и увенчал его лавровым венком.

Руди же всю церемонию простоял рядом с Берндом с очень сумрачным видом[408]. Летние Олимпийские игры, открывавшиеся на следующей неделе в Берлине, приостановят на время их все более обостряющееся соперничество, а главное – покажут миру, насколько мощной силой в накаляющемся противостоянии наций на международной арене сделался спорт, как таковой.[409]

1 августа Адольф Гитлер прибыл на Олимпийский стадион, гигантскую бетонную чашу в Берлине, увешанную знаменами со свастикой, под фанфары тридцати медных труб. В небе над этим «Колизеем» современности тем временем величественно проплывал сопоставимых с ним габаритов цепеллин «Гинденбург». Пока фюрер шествовал через поле, местное большинство из 110 000 зрителей, вскинув правые руки, громоподобно скандировало «зиг хайль».

Маленькая девочка в белом платье приветствовала его в центре поля букетом цветов и подобострастным книксеном. Затем Гитлер взошел по ступеням на высокий балкон под «Олимпийский гимн» Рихарда Штрауса в исполнении трехтысячного хора, которым дирижировал лично прославленный композитор.

Как только Гитлера усадили в ложе, на беговые дорожки вступили колонны атлетов из 49 стран, прошествовавшие парадным маршем пред очами германского вождя с руками, поднятыми в олимпийском приветствии, издали практически не отличимом от нацистской зиги. Наконец Гитлер встал у микрофона и объявил Олимпийские игры открытыми. В небо взмыла стая из 20 000 белых голубей – символизируя нерушимый мир между народами, надо полагать, – и некоторое время еще кружила над стадионом. Гражданам, которых уже́ успела затронуть вспыхнувшая перед этим гражданская вой на в Испании, все эти птичьи посулы мира не могли не покоробить своей лживостью.

Высоко над стадионом взвился Олимпийский флаг. Затем пробил колокол – гулко и протяжно, – а вслед за набатом последовал орудийный залп, от которого в суетливой панике разлетелись кто куда замешкавшие над стадионом голуби. Поджарый немецкий бегун в белой майке и шортах, сделав круг по стадиону с высоко поднятым олимпийским факелом в руке, взлетел вверх по ступеням лестницы