Остров фарисеев. Фриленды - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дик, – сказала ему однажды Антония, – почему вы никогда не говорите со мной о мосье Ферране?
– А вы хотите поговорить о нем?
– Вам не кажется, что он изменился к лучшему?
– Он пополнел.
Лицо Антонии стало серьезным.
– Нет, в самом деле.
– Не знаю, – сказал Шелтон. – Мне трудно судить о нем.
Антония отвернулась, и что-то в ее движении встревожило Шелтона.
– Ведь он был когда-то почти джентльменом, – сказала она. – Почему же он не может снова стать им?
Антония сидела на низкой стене, отделявшей огород от сада; позади нее росло сливовое дерево, и золотистые плоды его обрамляли ее головку. Густая листва каменного дуба заслоняла солнце, но узкий сноп лучей, пробившись между листьями, освещал ветви сливы над головой Антонии, венчая ее сияющей короной. В этих золотых лучах ее одежда, темные листья, красные кирпичи стены, золотистые сливы – все сливалось в одно язычески яркое пятно. А лицо Антонии было в тени – целомудренное и спокойное, как тихий летний вечер. В смородиновых кустах еле слышно пела какая-то птица, и казалось, что каждая веточка сливового дерева дышит, живет.
– Возможно, он вовсе и не хочет быть джентльменом, – сказал Шелтон.
Антония переменила позу.
– Но как он может не хотеть?
– Возможно, он иначе смотрит на жизнь.
Антония молчала.
– Я не знала, что можно по-разному смотреть на жизнь, – проговорила она наконец.
– Вы не найдете и двух людей с одинаковыми взглядами, – холодно ответил Шелтон.
Солнечный луч погас, и дерево померкло. Очертания его стали жестче, резче; теперь это было уже не красочное пятно, пестрое и бесстрастное, как восточная богиня, а обычное северное дерево, сквозь листву которого пробивался серый вечерний свет.
– Я совсем не понимаю вас, – сказала Антония. – Все люди хотят быть хорошими.
– И хотят жить спокойно? – мягко подсказал Шелтон.
Антония удивленно посмотрела на него.
– Предположим… – сказал Шелтон. – Я точно ничего не знаю, но предположим, что Ферран больше всего хочет, чтобы его поступки отличались от поступков других людей. Скажем, если бы вы предложили ему рекомендацию и много денег, поставив условием, чтобы он жил так, как все, вы думаете, он согласился бы?
– А почему же нет?
– Почему кошки не собаки, а язычники не христиане?
Антония соскользнула со стены.
– Вы, видимо, считаете, что не стоит и пытаться переделать его, – сказала она и, повернувшись, пошла прочь.
Шелтон хотел было пойти за ней, но вдруг остановился, глядя вслед ее медленно удаляющейся фигуре с узкими бедрами и заложенными за спину руками; голова ее отчетливо выделялась на фоне зелени, поверх ограды. Она задержалась у поворота, оглянулась и, нетерпеливо махнув рукой, исчезла.
Антония ускользала от него!
Взгляни он на себя со стороны, и ему стало бы ясно, что это он уходит от нее, а она неподвижно стоит на месте, словно человек на берегу, который следит за течением потока ясными, широко раскрытыми, злыми глазами.
Глава XXVIII. На реке
Однажды, в конце августа, Шелтон предложил Антонии покататься по реке – по реке, которая, словно тихая музыка, баюкает землю, которая среди камыша и тополей катит мимо лесистых берегов свои воды, где под солнцем, и под луной, и под тяжелыми, сумрачными облаками белеют, словно крылья лебедей, серебристые паруса, где не смолкают голоса кукушек и ветра, где воркуют голуби и журчат ручейки у запруды, где среди всплесков воды, рассекаемой обнаженным телом, среди колеблющихся листьев водяных лилий, среди сказочных чудищ-коряг и призрачного переплетения древесных корней воскресает Пан.
Плес, который выбрал для своей прогулки Шелтон, никогда не служил местом пикников, где хлопают пробки от шампанского и раздаются взрывы смеха, – это было место дикое, почти не подвергавшееся столь облагораживающему влиянию человека. Шелтон греб молча, погрузившись в свои мысли и не отрывая взгляда от Антонии. В ней чувствовалась необычная истома: под глазами легли тени, словно она не спала ночь; румянец на щеках чуть побледнел, а платье, казалось, было соткано из золота. Она попросила Шелтона направить лодку в камыши и, наклонившись, сорвала две круглые лилии, которые, словно корабли, покачивались на лениво текущей воде.
– Давайте свернем куда-нибудь в тень, – сказала она. – Здесь слишком жарко.
Поля полотняной шляпы закрывали ей лицо, но головка девушки безвольно поникла, словно цветок, припекаемый полуденным солнцем.
Шелтон увидел, что жара в самом деле утомила ее подобно тому, как слишком жаркий день лишает северное растение его льдистой свежести. Он опустил весла, и по воде пошли круги, которые расплывались все шире и шире, пока не достигли берега.
Он направил лодку в заводь и, приподнявшись, ухватился за ветви нависшего над водою дерева. Ялик остановился, недовольно покачиваясь, словно живое существо.
– Я бы ни за что не согласилась жить в Лондоне, – внезапно сказала Антония. – Эти ужасные трущобы! Как жаль, что на свете есть такие места. Но не стоит думать об этом.
– Да, – медленно ответил Шелтон, – я тоже считаю, что не стоит.
– В дальнем конце Кросс-Итона есть совсем плохие дома. Как-то раз я была там с мисс Трукот. Эти люди ничего не хотят сами для себя делать. А людям, которые ничего не хотят для себя делать, и помогать не хочется.
Упершись локтями в колени и положив подбородок на руки, Антония смотрела на Шелтона. Над ними навис шатер из мягкой густой листвы, а внизу в воде колыхались темно-зеленые отражения. Ветви плакучей ивы качались над лодкой, лаская плечи и руки Антонии, но не задевая лица и волос.
– Право же, им помогать не хочется, – снова сказала она.
Наступило молчание. Антония, казалось, глубоко задумалась.
– Что пользы сомневаться? – внезапно сказала она. – Сомнениями делу не поможешь. Главное – одерживать победы.
– Победы? – переспросил Шелтон. – Я предпочел бы понимать, а не побеждать.
Он встал и, ухватившись за ветку, подтянул лодку ближе к берегу.
– Как вы можете относиться ко всему безразлично, Дик? Вы прямо как Ферран!
– Разве вы такого плохого мнения о нем? – спросил Шелтон.
Он чувствовал, что ему вот-вот откроется нечто интересное.
Антония глубже уткнулась подбородком в ладони.
– Сперва он мне нравился, – сказала она. – Но я представляла его себе совсем другим. Я не думала, что он в самом деле…
– В самом деле – что?
Антония не отвечала.
– Право, не знаю, – сказала
