Уроки влюбленного лорда - Мишель Маркос

Коналл мог присягнуть на Библии архиепископа Кентерберийского, что все, произнесенное этим человеком, было ложью. Но опять же говорили не факты, а внутренний голос. И этот голос он только сейчас начинал понимать.

— Джентльмены, — вмешался Коналл, — как врач дамы, я должен потребовать, чтобы вы дали ей возможность отдохнуть. Вчера она неудачно упала, и я должен немедленно заняться ее травмой.

Дункан стрельнул в него испепеляющим взглядом:

— А не потому ли она упала, что перетрудилась? Женщины слишком нежные существа, чтобы служить в управляющих.

Шона не позволила Коналлу ответить:

— Это ложь! Я служу управляющей с момента увольнения Хартоппа и прекрасно справляюсь со своими обязанностями. Можете сами его спросить. Более того, некоторые из арендаторов с нами уже рассчитались, чего Хартопп никогда бы не смог добиться, несмотря на все свои угрозы и устрашения.

— Мои извинения, мисс Шона. Я не говорил, что вы не можете работать. Я хотел сказать, что такая леди, как вы, должна пользоваться богатством поместья, а не создавать его.

Брэндаб повернулся к Коналлу.

— Это напомнило мне кое‑что еще, о чем говорил нам мистер Хартопп. Он сказал, что ваше имение переживает тяжелые времена. Что предыдущий хозяин, ваш дядя Макрат, чуть не довел его до банкротства и после его смерти арендаторы были брошены на произвол судьбы.

Коналл испытал прилив гнева.

— Это неслыханно, Хартопп! Вы не имели права обсуждать мои дела с посторонними!

Брэндаб поднял руку, всем своим видом выражая самоуверенность, столь присущую людям чуть старше двадцати лет.

— Может, вас обрадует то, что он это сделал, милорд Балленкрифф. Потому что у меня есть предложение, которое, надеюсь, вас обрадует. Зная, что у вас нет опыта управления таким большим имением, я готов купить у вас эту землю.

— Что?

— Хартопп сказал, что это стоящее вложение для тех, кто знает, что с ним делать. В отличие от отца я предпочитаю не ограничивать свое проживание Северным нагорьем. Было бы неплохо иметь дом в Дамфрисшире. Когда я увидел Балленкрифф собственными глазами, он мне понравился. — Когда Коналл промолчал, Брэндаб продолжил: — И переживать за своих слуг вам тоже не придется. Я оставлю их всех. И ваших арендаторов. И ваших учениц, — добавил он, кивнув в сторону Шоны. — Назовите свою цену.

Дункан наклонился, поставив локоть на колено. От него веяло высокомерием.

— Это достаточно внятно, на ваш взгляд, сформулировано?

С каждым моментом подозрительность Коналла относительно намерений мужчин усиливалась. Он был готов биться об заклад, поставив на кон собственную жизнь, что эти люди затевают что‑то нехорошее. Но пока не мог догадаться об их мотивах. Как бы то ни было, он не мог избавиться от тошнотворного чувства, что непрошеные гости несли с собой беду.

— Балленкрифф не продается, джентльмены. Возможно, я еще не вполне познал все тонкости управления поместьем, но опыт, как известно, приходит с практикой. И я надеюсь, что со временем в этом преуспею. Если вдруг возникнет необходимость продать имение, я непременно вспомню о вас. — Коналл встал с кресла. — А теперь, если позволите, я бы хотел вернуться к делам насущным. Всего хорошего.

Дункан тоже поднялся с места.

— Жаль. Желаю вам счастливого пути, Балленкрифф. И наши поздравления с грядущим бракосочетанием. Мисс Шона, было приятно с вами познакомиться. Передайте наилучшие пожелания мисс Уиллоу.

Мужчины направились к двери, и Коналл почувствовал облегчение.

Внезапно Дункан обернулся:

— Еще один вопрос, мисс Шона. Кто из вас старше — вы или сестра?

Она пожала плечами:

— Уиллоу. Она родилась на три минуты раньше.

Дункан улыбнулся:

— Благодарю. Хорошего вам дня.

— Всего доброго.

Коналл поручил гостей заботам Баннермана. Тот вернул им шляпы и трости, после чего проводил.

Закрыв за визитерами дверь гостиной, Коналл не мог отделаться от охватившего его беспокойства.

— Шона, я тут подумал… может, вам с Уиллоу стоит поехать вместе с нами в Англию.

Она посмотрела на него с прищуром:

— Правда? Это приглашение на свадьбу, или мы останемся сидеть в карете, пока вы будете клясться друг другу в супружеской верности?

— Не стоит язвить. Я волнуюсь за вас. Эти люди, — он указал на пустую кушетку, — не те, за кого себя выдают. Готов биться об заклад. Не знаю их истинных намерений, но клянусь: ими двигают низменные мотивы.

— Почему? Потому что красавец Брэндаб Маккалох хочет на мне жениться?

— Да. — Но, осознав, как прозвучал его ответ, Коналл тут же воскликнул: — Нет! Я имел в виду…

— Итак! Ты считаешь небылицей то, что кто‑то пожелал взять меня в жены, да?

— Я совсем не это имел в виду…

— Мне стоило бы наподдать тебе как следует здоровой ногой. Сам собираешься жениться на красивой богатой женщине, но не допускаешь и мысли, что я тоже могу привлечь внимание симпатичного богатого мужчины. Тебе мало того, что все сладости на твоей тарелке, так еще завидуешь тому, что есть у меня!

Коналл поднял руки, как будто хотел защититься:

— Послушай меня…

Шона в гневе встала:

— Нет, ты послушай! Если думаешь, что я тут иссохну по тебе, то ошибаешься. Моя жизнь не закончится из‑за того, что ты решил пожертвовать своей. Вперед. Женись на леди Испорченной. И убедишься, что мне плевать.

Неожиданно для себя Коналл усмехнулся:

— Разве я говорил, что хочу этого от тебя? Я только прошу тебя не уступать ухаживаниям Брэндаба Маккалоха. Ему нужно от тебя совсем не то, что может льстить женщине. — Коналл начал мерить комнату шагами. — Маккалохи хотят заполучить тебя, чего бы это им ни стоило, поэтому и превозносят совершенства Брэндаба, взывают к твоей любви к отцу… даже не прочь купить тебя вместе с имением. Они на все готовы, лишь бы ты оказалась в их власти.

Шона поджала губы.

— Жаль, что ты на это не готов.

Ее слова резанули его по сердцу.

— Шона…

Она отвернулась, устремив взор в окно. Он подошел сзади и положил руки ей на плечи. Она дрожала.

Коналл провел ладонями вниз по ее рукам.

Ее кожа была гладкой, но холодной.

— Я ненавижу себя за то, что заставил тебя страдать. Надеюсь, что ты простишь меня. Потому что я тебя очень люблю.

Шона наклонила голову.

— Было время, когда я хотела услышать эти слова. Но теперь понимаю, что этого недостаточно. Слова любви стоят ровно столько, сколько весят, — ничего. Я хочу любви осязаемой, Коналл. Я хочу любви, на которую могу опереться.

Она была права. Он говорил искренне, но ему нечем было подкрепить правдивость своих слов.