Приватизация по-российски - Анатолий Чубайс

Именно поэтому на развивающихся рынках всегда получается так: первый рост экономической активности начинается за счет притока инвестиций заемных. И здесь важно заемщику не потерять голову, не нахватать займов чрезмерно много, дабы иметь возможность все их вернуть в срок и с положенными процентами. Смотрите, что произошло в последнее время в Бразилии, в странах Юго-Восточной Азии. Они нахватали заемных инвестиций много, чрезвычайно много. И, в итоге, южнокорейские или тайваньские корпорации оказались не в состоянии вернуть своим инвесторам деньги в том объеме, который предусматривался условиями займов. В итоге страшный финансовый и фондовый кризис, девальвация национальных валют. Кризис этот по инерции, по аналогии (тоже ведь развивающийся рынок) затронул и Россию: инвесторы снизили свою активность на российском рынке.

Однако мы-то еще не наделали возвратных долгов в таком объеме, как, скажем, страны Юго-Восточной Азии. Наши корпорации и государство (по евробондам) вполне в состоянии выполнять все свои обязательства. Внешний долг государства не имеет к рыночным займам никакого отношения, но даже он реструктурирован на многие годы и потому не может быть для нас давлеющим фактором. Тем не менее азиатский кризис — хороший урок для России. Есть шанс, что мы не будем такими несмышленышами, как наши предшественники: сумеем вовремя остановиться в погоне за заемными средствами и станем более внимательно относиться к прямым инвестициям в предприятия.

А завершить разговор о роли иностранных инвестиций в денежной приватизации хотелось бы вот какими соображениями. Российской приватизации нужны сегодня иностранные капиталы вовсе не потому, что у нее нет собственных инвестиционных ресурсов, но потому, что нет механизма, с помощью которого эти ресурсы могли бы быть задействованы. На самом деле у России огромный внутренний потенциал для инвестирования, просто мы, извиняюсь, по-идиотски совершенно к нему относимся и потому зависим от инвестиций иностранных.

В этом смысле очень поучителен чилийский опыт. Когда страна встала перед необходимостью проводить реформы, она оказалась в международной изоляции: диктаторский режим, ущемление прав человека. Одним словом, ни на какие иностранные инвестиции страна рассчитывать не могла. И что тогда сделали “чикагские мальчики” из правительства Пиночета? Они начали искать внутренние источники для инвестирования. И очень скоро такой источник нашли; все социальные отчисления. И, прежде всего, пенсионные отчисления, которые каждый работодатель делал для своих рабочих.

Пенсионерам оставили только минимальные пенсии, чтобы с голоду не умерли, а все остальные социальные средства сконцентрировали в частных пенсионных фондах. И эти средства стали инвестировать в экономику. И они подняли свою экономику на эти деньги. И сделали совершенно потрясающую вещь: через несколько лет капитал стал самой главной статьей экспорта Чили. Сегодня эта страна — крупнейший донор в Латинской Америке.

В России с нынешним состоянием пенсионного фонда подобные вещи совершенно невозможны. Потому что отчисления, которые мы делаем в пенсионный фонд, — это не долгосрочные инвестиции. Скажем, я не себе на старость откладываю, а оплачиваю пенсии для своих родителей. Поэтому деньги, перечисленные в пенсионный фонд моим работодателем, не лежат там лет двадцать, дожидаясь моего пенсионного возраста, а в тот же день, если не в ту же секунду, уходят из этого фонда для оплаты пенсий сегодняшним старикам.

А вот если бы нам каким-то образом перекрутиться, и хотя бы лет двадцать выплачивать людям пенсии из какого-либо другого источника, перейти на так называемую накопительную пенсионную систему, то в стране появился бы огромный инвестиционный ресурс. Этот ресурс измеряется 12 триллионами рублей ежемесячно! То есть в год это примерно 20 миллиардов долларов. И это только пенсионный фонд. А еще вклады граждан, а еще кубышки! Да нам никакие иностранные инвестиции не потребуются. Надо только найти схему, которая позволит высвободить для долговременных накоплений все эти деньги.

Почему сегодня Америка — крупнейший инвестор в мире? Потому что там исправно работает система паевых инвестиционных фондов. Это не Сорос с Гейтсом инвестируют в весь мир, это 200 миллионов американского населения инвестируют. Не может быть никакого сравнения между Соросом с его 9 миллиарддами долларов и, скажем, паевым инвестиционным фондом “Фиделити” с его 500 миллиардами долларов. А что такое “Фиделити”? Да это простые бабушки из Канзаса.

Почему сегодня инвестиционный капитал, работающий в России, непропорционально перекошен в сторону иностранцев? Да потому, что у них задействованы эти источники, а у нас нет. Ведь если сравнивать финансовые ресурсы их олигархов и наших, то следует признать, что они уже вполне сопоставимы. Но вся проблема заключается в том, что в российском инвестиционном капитале 90 процентов — деньги этих самых олигархов, и только 10 процентов — все остальные мелкие источники. А в тех же Соединенных Штатах у олигархов пять процентов инвестиционных ресурсов, зато все остальное — бабушки-старушки. Как только нам удастся достигнуть хотя бы близкого к этому соотношения, проблема скупки иностранцами российских предприятий отпадет сама собой.

ЗАЛОГОВЫЕ АУКЦИОНЫ: НАБИРАЕМ УСКОРЕНИЕ

Бурный всплеск в ходе денежной приватизации связан с залоговыми аукционами осени 1995 года. Тогда в течение трех месяцев в бюджет были привлечены огромные деньги — миллиард долларов. Однако эта мера в свое время вызвала очень много критики и даже разногласий внутри команды. Тем не менее я и до сих пор считаю, что тогда мы поступили единственно возможным образом, и поступили правильно. Ведь ситуация, в которой оказался приватизационный процесс накануне залоговых аукционов, была просто тупиковой.

С одной стороны, надвигались парламентские выборы и потенциальный инвестор был смертельно запуган возможностью коммунистического реванша. Таким образом, ожидать сколько-нибудь существенных денег с мирового финансового рынка не приходилось. С другой стороны, и без того не радужную ситуацию Окончательно осложнила деятельность Владимира Полеванова на посту председателя Госкомимущества. Впрочем, “деятельностью” его руководство Госкомимуществом назвать сложно, потому что фактически он сделать ничего не успел, и слава Богу. Но своей болтовней он шуганул инвесторов, и наш рынок начал расти где-то месяцев на шесть — девять позже, чем это могло бы произойти без Полеванова.

На ситуацию в глобальном смысле повлиял и финансовый кризис в Мексике, где разорилось очень много инвесторов. Возникло общее недоверие ко всем развивающимся рынкам. В итоге сложилось устойчивое мнение: развивающиеся рынки нестабильны, вложения в них рискованны.

В этой аховой ситуации положение российского правительства многократно осложнялось огромным заданием по приватизации на 1995 год: Госкомимущество обязано было перечислить в бюджет восемь с лишним триллионов рублей. Справедливости ради следует сказать, что в момент принятия бюджета мы сами настаивали на такой высокой цифре. Мы предполагали продать акции нефтяных компаний, и за счет вырученных денег решить все бюджетные проблемы с зарплатами, пенсиями, денежными пособиями военнослужащим.

Однако Дума поступила хитро. Задание по приватизации она утвердила, но тут же записала в законе о бюджете: продавать акции нефтяных компаний нельзя. Они нас поймали. Это был хорошо просчитанный политический ход: накануне выборов посадить правительство в лужу, продемонстрировать якобы его полную несостоятельность. И оказались мы в капкане: “стахановское” задание по доходам получено, а источник этих доходов обрублен.

К сожалению, тогда, в начале 1995 года, выгодно продать можно было только “нефтянку”. Рассчитывать на серьезные доходы от продажи каких-либо других компаний не приходилось. Интерес к акциям РАО “ЕЭС России” был еще не таким высоким, как год или два спустя, и стоили эти акции в ту пору дешево. О продаже “Газпрома” по понятным причинам вопрос не стоял тогда, да он и сейчас не стоит. Первая попытка продать “Связьинвест” завершилась неудачей. Короче, куда ни кинь, всюду клин. В итоге к концу августа мы имели всего около 500 миллиардов доходов от приватизации, и это при том, что к концу года должны были выйти на цифру в восемь с лишним триллионов. И тогда в правительстве стали склоняться к идее, которая обсуждалась уже не первый месяц: если акции нельзя продать, их следует заложить.

Выступление Потанина на заседании правительства в марте 1995 года было хорошо подготовленным экспромтом. Накануне мы очень долго обсуждали с нашими олигархами схему залогов. Идея была проста: если невозможно продать акции, нужно получить некое предфинансирование в счет возможной в будущем продажи. Схема вырисовывалась следующая: государство передает банкам на конкурсных началах во временное управление контрольные пакеты акций нефтяных компаний. Банки в обмен на акции предоставляют российскому правительству кредит, используемый для финансирования бюджетных нужд. По истечении определенного срока либо правительство возвращает кредит банкам, либо акции становятся собственностью этих банков.