Колеса ужаса - Свен Хассель

— Неотесанный новичок! Будешь знать, как дурно отзываться о Малыше, когда он в дреме!

Малыш хотел ударить ногой беспомощного Легионера, но мы со Стариком вмешались и успокоили его.

Порта громко, весело засмеялся.

— Этому бедному африканцу нужно многому научиться. Там, под финиковыми пальмами, видимо, было что-то вроде воскресной школы. Он не знает никаких ухищрений. Надо же, позволяет Малышу ударить себя по башке штыком. Аллах поистине велик, только глаз на затылке у него нет.

Близнецы начали плакать. Мать не знала покоя. Беспокойство оказалось заразительным. Порта протянул ей бутылку водки. Она с отвращением оттолкнула его руку и что-то пробормотала.

Порта пожал плечами.

— Храни меня Господь! Не стану докучать вам, мадам. Меня зовут Йозеф Порта, я Божией милостью обер-ефрейтор и акушер!

Легионер застонал. Взялся обеими руками за голову, выпрямился, оглянулся и свирепо посмотрел на Малыша.

— Ловкий, да? Не забывай оглядываться, скотина. Можешь получить неожиданный удар по затылку.

— Что? — заорал Малыш и замахал ручищами. — Я так тебя отделаю, что даже арабские шлюхи не узнают!

Старик спустился из башни.

— Хватит! — приказал он. — Если вам необходимо подраться, вылезайте из танка и деритесь, да поживее.

Малыш гневно повернулся к Старику.

— Что такое? Как ты с нами разговариваешь? За кого нас принимаешь?

Он подался вперед и с бранью угрожающе потряс кулаком перед носом Старика.

Старик спокойно посмотрел на него.

— Не взвинчивай себя. Никто не собирается с тобой ничего делать.

— Делать что-то со мной? — заревел Малыш. — С Малышом? Покажи мне того ублюдка, который что-то сделает Малышу! — Он наклонился вбок к Легионеру и изогнулся, чтобы взглянуть ему в лицо. — Ты мне ничего не сделаешь?

— Нет, — засмеялся Легионер. — Разве что ты будешь связанным. Тогда я, может быть, перережу тебе горло!

При слове «связанным» Малыш заметно расслабился. Но все-таки повторил каждому из нас этот вопрос.

Порта выругался и так резко прибавил скорость, что мы стукнулись головами о корпус танка.

По нам открыли огонь из крупнокалиберных пулеметов и пушек. Пули заколотили по броне. Мы преодолели дорожное заграждение; под гусеницами взорвалось несколько противопехотных мин, не причинив вреда танку.

Русский пехотинец попытался вскочить на него, но не рассчитал прыжка и оказался под гусеницами.

В нас полетели ручные гранаты. Легионер выпустил из пулемета несколько быстрых очередей. Я увидел в прицельное устройство нескольких бегущих русских. Они залегли в кювет. На дороге перед нами стоял танк и вел по нам огонь из крупнокалиберного пулемета.

Зажужжала, поворачиваясь, башня. В прицельном устройстве заплясали цифры. Точки сошлись. Несколько быстрых действий. Оглушительный взрыв. 88-миллиметровый снаряд угодил в стоящий танк. Наш огнемет расчистил дорогу. Мы быстро скрылись во мраке, оставив на память о себе горящий танк противника.

22. БЕЖЕНЦЫ

Вместо двухнедельного отдыха каждый из нас получил по шестьдесят граммов сыра у интенданта и приказ вернуться на передовую. После сыра мы получили цветные фотографии Гитлера. Потом без сыра и без отдыха отправились на позицию.

Но Порта сперва сделал большое дело. Использовал пять фотографий фюрера в качестве туалетной бумаги.

Над горизонтом занялся серый, призрачный свет.

Порта повернул танк на узкую лесную дорогу. Женщина плакала. Дети кашляли и хныкали от едких пороховых газов.

Порта остановил танк. Мы испуганно уставились в смотровые щели. Перед нами бегали какие-то смутно видимые люди. Поперек дороги стоял грузовик. Было похоже, что это дорожное заграждение.

Легионер выругался и приготовил пулемет к стрельбе.

— Успокойтесь вы, успокойтесь, — сказал Старик.

Раздался выстрел. Нас охватила паника, когда мы увидели наведенное противотанковое ружье. Перед глазами у меня в прицельном устройстве плясали цифры.

— Оружие к бою готово, — механически доложил Малыш.

Щелчок. Зловеще замигала красная лампочка. Пушка и башенный пулемет были готовы к ведению огня. В каморе лежал 88-миллиметровый снаряд. Прямо перед нашими прицелами сидела группа людей. Мы держали пальцы на спусковых механизмах.

Так-так-так! — простучал пулемет. По лесу раскатилось зловещее эхо.

Люди начали искать укрытие в лесу. До нас донеслись крики и вопли.

— Не давайте им уйти в лес, — предупредил Старик. — Иначе мы глазом не успеем моргнуть, как они с нами разделаются.

Башня повернулась, точки в прицельном устройстве сошлись.

Ба-бах! — громыхнула пушка, 88-миллиметровый фугасный снаряд взорвался посреди группы людей, к небу взметнулся фонтан пламени, земли и оторванных конечностей.

Два пулемета открыли огонь по кустам. Рычание двигателя перешло в рев, и мы покатили к бывшему дорожному заграждению.

Были мы потрясены, когда истина во всем ее ужасе открылась нам? Не думаю. Скорее, ощутили облегчение. Может быть, испытали какую-то неловкость.

«Дорожное заграждение» представляло собой сломанную телегу. «Артиллеристы» противника были беженцами, женщинами, детьми, стариками, больными и изможденными. «Противотанковое ружье» — дышлом телеги.

Мы осторожно открыли люки. Воспаленные глаза уставились на картину разрушения. Пять пар ушей прислушивались к предсмертным хрипам умирающих. Пять носов вдыхали едкий запах порохового дыма. Люки с лязгом захлопнулись. Раскачиваясь на гусеницах, громадная машина для убийства сделала реверанс перед мертвыми и умирающими.

Танк с горсткой солдат, русской женщиной и ее новорожденными близнецами скрылся под проклятия уходящих из жизни.

Вдали слышалось громыхание тяжелых орудий. Мы старательно замазали грязью кресты с обеих сторон башни.

У женщины поднялась температура. Начался бред. Старик покачал головой.

— Боюсь, она умирает.

— Что нам делать? — спросил в отчаянии Легионер.

Старик долго смотрел на него перед тем, как ответить.

— Странные вы люди. Ей-богу, странные. Палите, не моргнув глазом, во все, что движется, и при этом страшитесь за жизнь незнакомой женщины только потому, что она лежит рядом с вами и дышит тем же смрадным воздухом.

Все промолчали.

Мы остановились, когда уже почти стемнело. Вдали был виден огонь.

— Похоже, горит город, — сказал Порта. — Может быть, Орша?

— Спятил? — ответил Старик. — Орша далеко позади нас. Скорее, это Броды или Лемберг.

— Совершенно все равно, какой, — решил Легионер. — Он горит. И хорошо, что мы не там!

…Малыш первым увидел три больших дизельных грузовика. Настоящий «солдатский транспорт». Они принадлежали немецким военно-воздушным силам. Около десяти авиаторов спали возле них. Чуть подальше, укрывшись к кустах, лежала примерно сотня женщин и детей.

Мы вылезли.

Спавшие испуганно подскочили, когда мы в черных мундирах танкистов бесшумно подошли к ним. Уставились, как зачарованные, на цилиндр Порты с красными лентами.

Среди них были две немецких медсестры. Госпиталь, в котором они работали, неожиданно захватили русские. Уйти живыми удалось только им. Всех раненых ликвидировали на койках или в коридорах. В село, где они искали убежища, вошел большой отряд русских пехотинцев. Но пехотинцы были дружелюбными, они предупредили жителей, что им нужно уходить — те, кто шел за ними следом, были сущими зверюгами.

Все село, за исключением нескольких стариков, снялось с места. Люди день за днем тащились на запад. К ним присоединялись другие беженцы — поляки, немцы, русские, латыши, эстонцы, литовцы, люди с Балкан. Национальные и религиозные разногласия были забыты в общем ужасе перед быстро приближавшимися русскими танками.

Авиаторы привезли их сюда. Их несколько раз обстреливали. Убитых выбросили. Новые беженцы дрались за места в грузовиках.

Когда они выехали из леса, их снова обстреляли. Солдаты побежали и остановились там, где мы обнаружили их.

Авиаторы не хотели двигаться дальше. Они на все махнули рукой и в полнейшей апатии улеглись спать. Они равнодушно смотрели на нас под наведенными автоматами. Унтер-офицер, лежавший на спине, подложил руки под голову, насмешливо усмехнулся.

— Ну что, герои, все еще стремитесь к победе? Почему бы не позвать Ивана, тогда сможете пустить в ход свои пукалки. Фашистская мразь!

— Черт возьми! — вскипел Малыш. — Хамишь, мой воробышек? Старик, выдать ему?

— Успокойся, — ответил Старик и, прищурясь, уставился на унтера.

— Что вы собираетесь делать?

Унтер пожал плечами.

— Дождаться русских, пожать им руки.

— А как быть с ними? — спросил Старик и резко указал подбородком на женщин и детей.

— Передадим всех Ивану. Если, конечно, не хотите взять их с собой добывать победу. Я сыт войной по горло и думаю о себе. Мне все равно, что будет с этой публикой. Способен понять это, черный братец?