Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

Вот пес снова вернулся к паху («А куда же еще, это естественно, – подумала я, – собака есть собака»), легонько потеребил верхнюю часть бедра, сел и гавкнул, преданно виляя хвостом.

– Вот оно, – сказала матушка Хильдегард, указывая на маленький коричневый струп над паховой складкой.

– Но рана почти зажила, – заметила я, – и воспаления нет.

– Вы уверены?

Высокая монахиня положила больному руку на бедро и мощно надавила. Сильные пальцы глубоко вошли в бледную плоть, и извозчик завопил как резаный.

– Ага! – удовлетворенно буркнула она, рассматривая глубокие вмятины, оставшиеся после нажатия. – Гнойник!

Так и оказалось: струп разошелся с одного конца, оттуда вытекал желтый гной. Дальнейший осмотр с помощью матушки Хильдегард, которая держала больного за ногу и плечи, позволил узнать наконец, в чем же причина. Оказывается, глубоко в бедро несчастному вонзилась длинная заноза – осколок дерева, отщепившийся от колеса. Видимо, основная рана отвлекла внимание врачей и они не заметили занозы с самого начала, да и сам больной не заметил, тогда ему было не до того. Постепенно произошло заражение, рана воспалилась, вокруг занозы скопился гной, причем происходило все это глубоко в мышечных тканях и не было заметно на глаз.

Пришлось немного поработать скальпелем, почистить рану, затем с помощью специальных длинных щипцов я извлекла занозу и торжественно подняла ее вверх – трехдюймовую деревянную щепку, испачканную кровью и гноем.

– Молодец, Бутон! – похвалила я пса.

Длинный розовый язык радостно высунулся из пасти, черный носик принюхивался ко мне.

– Да она умница! – сказала матушка Хильдегард.

На сей раз никаких сомнений насчет того, к кому именно она обращалась, у меня не возникло. Ведь Бутон был как-никак мужского пола. Он приблизился, вежливо обнюхал мою ладонь и облизал тыльную ее сторону, словно в знак признания моих профессиональных заслуг. Я с трудом подавила желание немедленно вытереть ладонь о фартук.

– Поразительно! – заметила я вполне искренне.

– Да, – небрежно кивнула матушка, но в голосе ее звучала гордость. – У него безошибочное чутье на локальные подкожные опухоли. Я не всегда могу понять, что именно он унюхивает в дыхании и моче больного, но сам тон его лая безошибочно указывает на то, что данный человек страдает несварением желудка.

Причин сомневаться в этом после того, что я видела, у меня не было. Я вежливо поклонилась Бутону и взяла пузырек с порошком для обработки раны.

– Рада, что ты помог мне, Бутон. Можешь и дальше работать со мной.

– Очень разумно с вашей стороны, – заметила матушка Хильдегард, обнажив белые крепкие зубы. – Большинство врачей и хирургов не проявляют особой склонности пользоваться его талантами.

– Э-э…

Мне не хотелось подвергать чью-либо репутацию сомнению, но взгляд, который бросила я через холл в сторону месье Волерю, был достаточно выразителен.

Мать Хильдегард рассмеялась:

– Что ж, мы подбираем все, что Бог пошлет, хотя порой я спрашиваю себя: а не посылает ли Он их нам лишь с целью уберечь мир от еще больших несчастий? И все же иметь даже таких врачей лучше, чем ничего. Вы… – Тут зубы ее снова блеснули, и она стала похожа на лошадь-тяжеловоза. – Вы же гораздо лучше, чем ничего, мадам.

– Благодарю.

– Иногда меня удивляет, – продолжала она, наблюдая, как я накладываю на рану повязку, – почему вы занимаетесь лишь пациентами с ранами и переломами. И избегаете тех, у кого сыпь, или кашель, или лихорадка, ведь, казалось бы, ухаживать за такими больными дело для женщины более естественное. Вот уж не думала, что встречу когда-нибудь даму-хирурга! Наши женщины-лекарки обычно не имеют лицензии, все они по большей части из провинций. Хорошо знают травы, припарки и приворотные зелья. Эти мудрые женщины-знахарки всегда были повитухами, так сказать, элитой народных целителей. Многие из них пользуются куда большим доверием и уважением, чем патентованные лекари, как раз их предпочитают люди низших сословий, поскольку они и достаточным умением обладают, да и услуги их недороги.

Я ничуть не удивилась, что она заметила мою склонность к хирургии.

– Дело вовсе не в отсутствии интереса с моей стороны, – уверила я ее. – Просто у меня будет ребенок, и не хотелось бы подвергать себя риску заражения. Сломанные кости не заразны.

– Иногда я задаю себе вопрос… – начала матушка Хильдегард, но тут взгляд ее упал на носилки, которые вносили в холл. – Истинное бедствие на этой неделе. Нет, не ходите.

Она жестом остановила меня.

– Этим больным займется сестра Сесиль. Она позовет вас, если понадобитесь.

Маленькие серые глазки долго и с любопытством, в котором читалось еще и одобрение, изучали мое лицо.

– Так вы не только высокородная дама, вы еще и носите дитя… Удивительно, как это вас муж отпустил. Он, должно быть, совершенно необыкновенный человек.

– Э-э… Он шотландец, – ответила я, словно этим объяснялось все, не желая пересказывать ей возражения Джейми.

– Ах шотландец!.. – Матушка Хильдегард понимающе кивнула. – Ясно.

Постель вздрогнула – это Бутон соскочил на пол и затрусил к двери.

– Чует чужого, – заметила матушка. – Помогает не только врачам, но и сторожу, только боюсь, заслуживает при этом не больше благодарности.

Со стороны входной двери послышался громкий лай и чей-то высокий испуганный голос.

– О, снова этот отец Бальмен! Черт побери, ну почему нельзя стоять спокойно и не дергаться, пока Бутон обнюхивает его?

Мать Хильдегард поднялась, но перед уходом успела одарить меня широкой улыбкой.

– Пойду успокою его немного, а потом, возможно, пришлю вам на подмогу, мадам. Он, несомненно, святой, однако не слишком понимает в работе профессионалов.

Она направилась к двери крупным неторопливым шагом, я же, попрощавшись с извозчиком, присоединилась к сестре Сесиль, хлопочущей над новым пациентом.

Я вошла в гостиную и увидела, что Джейми лежит на ковре, а рядом с ним на полу сидит, скрестив ноги, маленький мальчик. В одной руке Джейми держал бильбоке, другой прикрывал один глаз.

– Ну, конечно, смогу, – говорил он, – в любой момент, и днем и ночью, и с закрытыми глазами. Смотри!

Крепко прикрыв глаз, он сжал рукоятку бильбоке и встряхнул стаканчик из слоновой кости. Шарик на веревочке выскочил из своего гнезда, описал в воздухе дугу и, словно направляемый радаром, с легким хлопком опустился в стаканчик.

– Ну, видал? – Он отнял руку от глаза, сел и протянул игрушку мальчику. – Давай теперь ты попробуй.

Джейми улыбнулся мне и, сунув руку под юбку, в знак приветствия сжал мою щиколотку, обтянутую зеленым шелковым чулком.

– Развлекаетесь? – спросила я.

– Пока еще нет, – ответил он и крепче сжал ладонь. – Я так тебя ждал, англичаночка.

Длинные теплые пальцы поползли вверх по ноге, игриво пощекотали икру, поднялись еще выше, и все это время он смотрел на меня своими прозрачными синими глазами с самым невинным выражением. На щеке виднелась полоса размазанной и высохшей грязи, на рубашке и килте тоже были пятна.

– Вот как? – заметила я, стараясь вырваться из цепких пальцев. – А я было подумала, что тебе вполне хватает и этой компании.

Мальчик, не понимавший по-английски ни слова, пропустил эту фразу мимо ушей и отчаянно старался, прикрыв один глаз, повторить тот же трюк с бильбоке. Первые две попытки успехом не увенчались, тогда он открыл глаз и гневно уставился на игрушку, словно именно она была виновата. Попробовал закрыть другой глаз, но не до конца, скорее прищурился, оставив маленькую щелочку, через которую сквозь длинные ресницы мерцал зрачок.

Джейми неодобрительно прищелкнул языком, и глаз тут же закрылся.

– Эй, Фергюс, давай-ка, дружок, без обмана! – сказал он. – Чтобы все по-честному!

Мальчик, очевидно, поняв смысл сказанного, робко улыбнулся, обнажив ряд крупных, белых, острых, как у белки, зубов.

Джейми притянул меня за ногу, вынуждая подойти поближе, и одновременно увернулся – я попыталась лягнуть его сафьяновым каблуком.

– О-о… – протянул он. – Фергюс – человек многих талантов и прекрасный компаньон, особенно когда брошенный женой человек вынужден проводить долгие часы в одиночестве и преодолевать искушение пуститься в загул где-нибудь в городе, в кварталах, пользующихся дурной репутацией.

Пальцы проникли в ямочку под коленкой и игриво пощекотали меня.

– Однако не годится в партнеры для занятий, которые у меня на уме…

– Фергюс?

Я рассматривала мальчика, игнорируя возню пальцев под юбкой. Ему было лет девять-десять, но для своего возраста он был мал ростом и хрупок, точно хорек. Одетый в чистое, хоть и поношенное платье, слишком для него просторное, он походил на типичное дитя парижской улицы с болезненно-бледной кожей и большими темными глазами.

– Вообще-то его зовут Клодель, но мы решили, что это имя звучит не слишком по-мужски, а потому теперь он зовется у нас Фергюсом. Самое подходящее имя для истинного воина.