Дом скитальцев - Александр Мирер

Рывок двигателей — наступила черная слепота. Глор потерял сознание. Очнулся. Опять упал в черную яму. Очнулся. Ракета шла ровно, снижая ускорение. Шевеля пальцами, Глор определял: двукратная. Один и четыре. Пять девятых… Ноль! Невесомость! Она была как ласковая теплая вода. Ракета вышла на орбиту космических доков.

Пассажиры облегченно загудели. Они обсудили взлет и пришли к выводу, что автоматы настроены не лучшим образом. Диспетчер, ничего не смыслящий в космонавтике, капризно простонал:

— Где мы, во имя Пути?

Ему объяснили, что на обзорном экране пилота проходит троянский спутник связи и навигации, за горизонт опускается спутник Титановый, а в нижнем секторе сейчас появится Главный док — место достройки больших космических кораблей. Ракета идет к доку на свободном падении и будет принята на грузовом причале. Затем пассажиры погрузились в молчание. Так уж принято. Приходится молчать в лифте, гравилете, в любом общественном месте, если вы прилично воспитаны… Так проходил этот космический перелет, двухсотый или трехсотый — кто их считает? — в жизни Глора и Ник и первый в жизни Севки и Машки.

Главный док

Генератор Главного дока подхватил ракету, как огромная мягкая рука. Сравнял ее скорость со своей, затем переключился на притяжение и плавно втянул суденышко в решетчатый цилиндр грузового причала. Пассажиры узнали об этом по толчкам и шуму — ракета несколько раз грохнула бортом о фермы. Приехали. Люки открылись. Глор и Ник спрыгнули на причал и с наслаждением размялись.

Они пошли по трапу-туннелю, присосавшемуся к обшивке ракеты. Пол был мягкий и пружинил под ногами. Такие трапы подавались к пассажирским люкам всех прибывающих ракет — снаружи был вакуум, космическая пустота. Главный док начинался за обрезом трапа. Жилая часть спутника была построена как корабль — бронированная сигара, около пятисот метров в длину и шестидесяти в диаметре. Бок о бок с нею, прихваченные титановыми стропами, летели в Космосе строящийся корабль и еще стометровый цилиндр мастерских. Издали все это выглядело как три связанные палочки: две длинные и короткая. Причалы служили продолжением короткой палочки — мастерских. Вдоль причалов, по броне жилой сигары, были проложены стеклянные туннели. Из них, как ветви из стволов, торчали воронки трапов. Шагая от ракеты к входному вестибюлю, Глор и Ник видели под ногами, под толстым эластичным стеклом, зеленую обшивку жилой сигары. Справа — такую же обшивку корабля. Этот космический гигант был построен в Монтировочной первого потока и поднят в Главный док для доводки и испытаний. Над головами был открытый Космос, однако монтажникам не удалось увидеть и кусочка черного неба. Конструкции причалов, широкие кормы ракет, бесчисленные трубы, провода, мостики закрывали все. В редких разрывах прожектора затмевали звезды. Мигали лампами автоматы. Балоги в светящихся вакуумных скафандрах неуклюже копошились на серых от нагара боках спасательных ботов. Грузовозы толпились у причала, как слоны у кормушки. Перед входом в мастерские суета кончилась. Черное небо ударило в глаза. Здесь начиналась ажурная башня Главного маяка — знаменитое место! Половина околопланетной космогации шла по этому гигантскому фонарю, вспыхивающему каждые восемнадцать секунд. За миллионы километров пилоты видели алое пламя ксеноновой плазмы. Маяк, ощетиненный антеннами, висел на фоне звезд. Антенны простой связи, специальной связи, космической пеленгации и еще сотня каких-то, известных только специалистам. Под самым фонарем висело громадное блюдце, называемое просто «Антенна». Эта королевская простота поразила Глора, когда он еще учился в школе. На уроке астрономии им показали спутники. Титановый, троянские, Стартовый, Сверкающий и прочие свободно летали по нормальным орбитам, близким к круговым. А Главный док — по сложнейшей вытянутой орбите, чтобы Антенна смотрела всегда в одну точку неба. Автоматы направляли док, учитывая вращение планеты вокруг Большого Солнца, и искажения этого вращения от Малого Солнца, и еще восемьдесят одно искажение. Орбита беспрерывно менялась, покорная Антенне. Потом Глор узнал, что таинственной «точкой в небе» была ближайшая планета Пути.

Туннель кончался у основания маяка. Приезжие попали в центральный вестибюль Главного дока, где соединялись причалы, мастерские, корабль и жилая сигара. В низком, тесном зале была толкучка. Мелькали рабочие комбинезоны, вакуум-скафандры, панцири роботов и шлемы Диспетчеров, самоходные тележки. Старшие офицеры Космической Охраны дежурили у входов. Глор и Ник пробрались к жилому коридору, предъявили жетоны охраннику, а перчатки — сторожевому роботу, висящему у его плеча. Офицер уже сделал механический жест — проходите, но вдруг спрятал жетоны, сказал несколько слов в браслет и попросил приезжих обождать. Слева от офицера было выгорожено место для ожидания. Глор и Ник встали там, как на острове, и робот устремил на них бдительный взгляд. Жетоны остались у охранника.

Некоторое время они с любопытством разглядывали вереницы балогов и автоматов, снующих через вестибюль. Узнавали знакомых по Космической Академии, кланялись. Но через две девятых часа начали беспокоиться. Обождав еще одну девятую, Глор спросил, не забыл ли о них господин офицер высшего класса?

— Никак нет, господин монтажник высшего класса! — бодро сказал офицер. — У вас пропуска с проверкой в Расчетчике, к сожалению. Виноват… Проходите, господин командор… Так что ждите, господа монтажники. Когда Расчетчик освободится, вас вызовут в контрольную камеру.

Офицер смотрел в сторону и не видел, что Глор побледнел, а Ник схватилась за щеки. Проверка в Расчетчике! Это конец. Глора и Севку, Ник и Машку ждала не служба в Главном доке, а бесславная гибель под стволами распылителя.

Земля. Тридцать шестой день

Прошла неделя после операции «Апостол» — с легкой руки профессора Ямщикова это название прижилось. Сам «апостол», оказавшийся работником Министерства иностранных дел, был освобожден от Десантника, вполне поправился и рвался домой. Но тот же Ямщиков не отпускал его — исследовал на сотню ладов. Благоволин тихо сидел в своей комнате. Это называлось домашним арестом. Физик употреблял такое количество черного кофе, что начхоз ежедневно приходил в отчаяние. А дежурный по библиотеке таскал ему стопки книг, которые осваивались в полной тишине. В особняке Центра вообще было очень тихо. Лишь «апостол» имел обыкновение по утрам распевать пронзительным тенором французские песни, по вечерам он пел испанские песни, а профессора Ямщикова ругал по-итальянски. За глаза. Ямщикова все побаивались.

Эти двое — профессор и его пациент — не знали, каким делом занят Центр, и развлекались каждый по-своему. Остальным было не до развлечений. Операция «Апостол» оставалась единственным успехом Центра, и то случайным. Пришельцы-резиденты казались неуловимыми. Исследование кристалликов, взятых у «апостола», ничего не дало. Кристаллическая структура была настолько сложной, что на расшифровку ее понадобились бы годы — да и чем помогла бы расшифровка?.. Кристаллы ровно ничего не излучали и по виду были обыкновенными стекляшками, разве что довольно тяжелыми. Уцепиться было не за что. Время шло. Миновал тридцать пятый день после тугаринских событий.

Вечером к начальнику Центра пришла Анна Егоровна Владимирская. Зернов мрачно просматривал бумаги. У двери стоял небольшой фибровый чемодан — с такими обычно ходят мастера по холодильникам или телевизорам.

— Я на минуту, — решительно сказала Анна Егоровна.

Зернов терпеливо улыбнулся и сказал, что на минуту — пожалуйста. Тогда Анна Егоровна спросила, что с Благоволиным.

Как член комитета девятнадцати, она имела право задавать такие вопросы.

— Он под домашним арестом, — ответил Зернов.

— Знаю, батенька. И понимаю. Дело наше слишком серьезно, чтобы рисковать. Все же напомню, что мы проверили машинку на больном — она работает. И на Благоволине проверили — он чистый.

Зернов вежливо улыбался и кивал. Действительно, вся информация Дмитрия Алексеевича подтвердилась. Длинная нить «посредника» — передача, короткая — прием. Как он и говорил, «посредник» непрозрачен для рентгена. «Посредник» исправен — удалось освободить «апостола» от Десантника, спрятанного в его мозгу. Сам Благоволин неопровержимо оказался обыкновенным человеком. В его мозгу аппарат не обнаружил Десантника. Почему же он под арестом?

— По двум причинам, — сказал Зернов. — Я не имею права закрывать глаза на неполную откровенность своего сотрудника. Это не вопрос самолюбия. В нашем деле такое нельзя терпеть.

— Да в чем же он не откровенен?