Сервис с летальным исходом - Нина Васина

Обхожу медсестру и укладываю его на столик.

Распеленываю левой рукой, держа наготове правую в кармане с бритвой.

— Не стоит грудничкам спать с родителями, — замечает медсестра, ставит свой чемоданчик на стул и открывает его.

Я смотрю на то, что внутри, сердце цепенеет от узнавания многих предметов — одноразовые шприцы, упаковки с лекарствами… Нет ничего похожего на оружие, электропилу или термос. Она берет стетоскоп и слушает спящего мальчика. Будит его, ощупывает ручки и ножки, заглядывает в уши. Садится на стул и достает тетрадь.

— Сколько уже Коле Сидоркину? — смотрит на потягивающегося малыша, дает ему сжать мизинец.

— Коле? Не знаю точно, лет шестнадцать-семнадцать.

Я понимаю, что сказала не то, по ее внимательному, застывшему взгляду.

— А! Коленьке! Минутку, когда же я рожала? Как раз восьмого марта, это значит, сколько нам?..

— Нам уже три полных месяца, — медленно, как больной, объясняет медсестра. — Нам уже пора агукать, пытаться перевернуться и обхватывать пальцами игрушку. Нам не стоит все время лежать запеленатым, да, Коля?.. Вы должны разговаривать с ребенком, петь ему.

— Петь? — дергаюсь я.

— Конечно, пойте…

— Я не учительница пения! — слишком громко сказано, слишком…

— Давайте я измерю вам давление и посмотрю зрачки. — Она встает и достает из чемодана прибор для измерения давления. — Покажите грудь, мне кажется, у вас температура.

— Нет, спасибо, — ухожу от нее за столик, на котором лежит маленький. — В другой раз.

— Мне кажется, вам нужна помощь, я хотела бы видеть второго ребенка.

— Второго? Второго Колю?

В комнату заглядывает Сюшка. Настороженно смотрит на медсестру, потом вдруг бросается ко мне и обхватывает за ногу, не сводя глаз с гостьи.

— Ксюша, — приседает та, — иди ко мне, я тебя послушаю.

Сюшка прячется за меня, я волоку ее на ноге вокруг стола, потому что медсестра Климова опять двинулась к нам. Так мы топчемся некоторое время вокруг стола, на котором маленький дергает ножками, засасывая кулачок. Одной рукой я глажу по голове Сюшку, другой — изо всех сил сжимаю в кармане бритву.

— Ну хорошо, — останавливается и задумывается медсестра. — Я выпишу вам успокоительное, а вы, пожалуйста, сходите к своему врачу.

— Обязательно! Успокоюсь и сразу схожу!

— Я могу поговорить с вашим мужем?

— То есть с отцом моего ребенка? — уточняю я. — Не можете. Он меня бросил. Или нет, это же я его бросила!

— А, — вздыхает она с облегчением. — Вот в чем дело… Как вы меня напугали. Тогда я пойду, а то, знаете, я уже решила вызвать сюда психиатрическую помощь… У вас такой странный вид, и голова… Жаль, что вы отрезали шикарные волосы, но брюнеткой вам тоже идет. Надеюсь, вы не натворите глупостей. Что вы прячете в кармане?

— Бритву, — ерошу волосы Сюшке и снисходительно объясняю, пока окаменевшая медсестра не превратилась в статую в коридоре. — Это шутка. Ничего я не прячу. У меня все нормально.

— Тем более попейте успокоительное! Я захлопну дверь, не спускайтесь и не оставляйте одного грудничка на столике.

— Непременно, непременно… Стойте! — я бросаюсь к лестнице. — Скажите, где вы взяли этот чемоданчик?

— Это подарок, — отвечает снизу медсестра Климова.

— Это… мой подарок?

— Нет, — она остановилась и стоит, видимо, опять преодолевая сильное желание вызвать “Скорую”. — Это подарок нашего бывшего главврача. Это его кофр. Вы все-таки выпейте успокоительное.

Успокаивалась я в ванной. Набрала воды и влезла туда вместе с детьми. Надо было, конечно, сначала найти двоих запрятавшихся, но в шкафу их не оказалось, под кроватью тоже, на зов они не откликались, вероятно, решив поиграть в прятки, и я пошла в ванную.

Больше всего Сюше понравилось, как мы раздевались в воде. Маленький закапризничал, я его покормила — сидя в воде, — после чего он пустил струйку, это было очень весело. Я уже решила притащить в ванну поднос с едой и остаться тут до вечера, добавляя в остывающую воду горячую, но в дверь сунулся бильярдист в халате и поинтересовался, согласна я получить за его вывоз пятьдесят “кусков”, как он выразился, или не согласна.

Мы все собрались в кухне.

— Устроить тебе вывоз и безопасное существование можно, только убедив всех, что ты мертв. Именно это Мадлена и собиралась сделать. Как сделать — это вопрос. Самый важный на данный момент.

— Может быть, она собиралась усыпить меня и вывезти, как мертвеца, в гробу? — выдал после некоторого обдумывания Артур.

Мы с Колей переглядываемся. Сюшка, глядя на нас, прыскает.

— Интересная мысль, но трудноосуществимая, — замечаю я. — Вывоз мертвого тела в гробу на теплоходе, который идет в Амстердам, требует такого дикого количества справок и разрешений… Если я пойму, как она собиралась это сделать…

— А когда ты это поймешь? — с отчаянием в голосе спрашивает Артур.

— Да, когда? — влезает в разговор Коля. — За это время его тело уже десять раз вывезут и растворят!

— Ну и почему, по-твоему, никто не рвется в этот дом убить бильярдиста? — я укоризненно смотрю на Колю.

— Потому что никто не знает, что я здесь! — самонадеянно заявляет Артур. — Я очень осторожно пробрался в гараж и залез в багажник.

Мы с Колей смотрим друг на друга, вздыхаем и отводим глаза. Пока еще рано говорить Артуру, что весь дом прослушивается. Пока еще он не отошел от известия о смерти Мадлены Сидоркиной, еще не высушена его одежда, а в халате по улицам не побегаешь. Если узнает, что целая команда агентов той самой конторы, о которой ему говорила Маддена, милиция, во главе со следователем Поспеловым, и даже собачонка Чукча с утра до вечера слушают радиопостановку о его проблемах… Еще рванет от страха, куда глаза глядят… И тут я подумала, что агент Фундик ведь прибежал сюда с фотоаппаратом, как только появился Артур. Два раза прибежал. Потом он послушал мой пульс… Неужели теперь его больше интересует, что я буду делать? А что я, действительно, буду делать?..

— Рассказывай о своей жизни!

— Уже ночью все рассказал, что мог, — стесняется Артур и отводит глаза. — Я вообще-то не пью…

— Ты вообще-то уже второй день не просыхаешь, — замечает Коля.

— У тебя была девушка?

— У меня была любимая женщина, но о ней говорить не надо, ваш Коля нервно реагирует на такие разговоры.

— Хорошо… С кем ты живешь?

— С мамой, — пожимает плечами Артур.

— Где ты прятался все время, пока тебя искали?

— Были две-три квартирки у друзей, дачка, гараж, в общежитии иногда… Как-то везло. Иногда Лена помогала, называла адрес, я сидел там дня три, потом она звонила: уходи. Я уходил. — Артур от души зевает.

Похоже, действительно, у него ни одной пломбы… Отличные зубы. Почему это у меня засело в голове — о зубах?

— Хочешь подержать маленького? — я смотрю на корзину, в которой лежит мальчик.

— Нет, — слишком поспешно отвечает Артур.

— А ты вообще его видел после рождения?

— Понимаешь, я просил Лену не делать этого, меня мутило, как только представлял, что она несет огромный живот, растянутая, как на барабане, кожа, обвисшая грудь…

— Грудь у нее была в порядке! — вступает Коля.

— У беременных женщин грудь всегда выглядит красиво, а потом, когда молоко пойдет? Ты попроси ее показать грудь, — кивает на меня Артур, — тогда поймешь!

— Спасибо, видел уже!

— Ты что, всем показываешь свою грудь? — интересуется Артур, и я с удивлением слышу в его голосе злость.

— Нет, только тем, кого собираюсь покормить! Тебя могу, если захочешь! — кричу я.

— Хочу! — кричит Артур.

— Я тебя сейчас так покормлю, что ты больше не очнешься! — кричит Коля, хватая злополучную сковороду.

Сюшка сползает со стула и ползет на четвереньках за диван.

— Ну вот, доорались, — иду к ней и сажусь рядом на пол.

Переведя дух и внимательно отслеживая движения друг друга, вскочившие юноши медленно усаживаются за стол. С пола она кажутся мне очень похожими — оба длинные, злые и не очень умные… И я вдруг подумала…

— Есть один подпольный бильярдный клуб, на деньги вообще-то играть запрещено, но все знают, что там…

— Не надо! — перебиваю я Артура. — Мне пока не надо знать, где находится этот клуб. Потом скажешь, если понадобится.

— Я хотел предложить… Там несколько выходов, своя система охраны и оповещения, регулярно проводятся неплохие турниры.

— Ты хорошо знаешь людей, с которыми играешь?

— Относительно, — задумывается он. — Есть, конечно, тройка друзей, но я почти не проигрываю, поэтому слово “друзья” здесь не к месту. Я регулярно опустошаю их кошельки.

— Как это — почти не проигрываешь?

— О, с моей троицей это вообще опасно. Если оплошаю, у них существует свой ритуал… Они забрасывают меня в мусорный бак.

— Куда?..

— В мусорный бак у клуба. А там рядом как раз находится пиццерия…